Последний министр. Том 3 - Гуров Валерий Александрович. Страница 5

– На первых порах этот «удивительный» человек сумел убедить в искренности своих намерений октябристов и, прежде всего, Александра Ивановича. А вам как никому известно, что Сашу не так просто убедить в чем либо в принципе.

– Гучкова? – уточнил министр. – Называйте фамилии, будьте так любезны.

– Его самого. Александр Иванович сперва выступил с горячей поддержкой инициатив этого человека, – Милюков вроде бы и улыбнулся, но на его лице застыло презрение. – Однако весь этот конституциолизм стал лишь ширмой истинных намерений. Я называю это нарицательно – столыпинская суть. Не хочу слишком уж преувеличивать свои заслуги, я просто констатирую факт. А факт в том, что именно я первым понял, что все действия этого человека так или иначе направлены на соблюдение интересов дворян, которые тесны связаны с чаяниями монархической власти.

– Конкретнее, – потребовал Протопопов. – Если вы предлагаете мне додумывать или догадываться, так дело не пойдёт.

– А что конкретнее? Как вы помните, господин министр, я на одном из первых думских заседаний третьего созыва прямо усказал Столыпину на очевидную связь политики правительства и деятельности дворянских организаций, – кадет пожал плечами, косясь на револьвер на столе. – После этого уже не нашлось идиотов, которые бы считали этого человека сторонником конституционализма. Помните чрезвычайный законодательный акт в порядке 87 статьи? Вот-вот. Столыпин мог сохранить себя у власти до той поры, пока в его услугах нуждались с обеих сторон. Вот этот человек и морочил всем голову. Причём делал это довольно успешно. Кстати, – Милюков поднял указательный палец. – Раз уж мы с вами сегодня так много говорим о дерьме, Александр Дмитриевич, то могу сказать, что Гучков, глядя на это, чувствовал себя полным куском дерьма, потому как оказался обманут, как мальчишка! Про борьбу Гучкова и Столыпина я полагаю вы знаете и я не буду останавливаться подробнее на этом. Как и про жалкую попытку найти новое думское большинство для националистов.

Милюков с довольной рожей, явно удовлетворённый сказанным, откинулся на спинку стула.

Взял чашку чая и не долго думая выплеснул остатки чая пол стол. В чашку плеснул водку, граммов сто пятьдесят.

Хлопнул разом.

Занюхал рукавом.

– Хорошо то как пошло…

Кадет был прав, желания слушать о стародавнем конфликте Столыпина и Гучкова, как и о попытке поиска новой опоры для думского большинства, у Протопопова отнюдь не было.

– Вернёмся к нашему разговору, – повелел министр.

– Пожалуйста, вернёмся, – кадет кивнул на заметно опустевшую бутылку. – Выпьете? А то как-то не очень нравится пить одному.

Протопопов промолчал. Пить он не собирался.

– Понятно. Я как то забываю, Саша, что мы с тобой отныне по разные стороны баррикад. Ты наверное хорошо понимаешь, что именно я называю столыпинской сутью?

После выпитого Милюков явно посмелел и также явно выводил Протопопова на эмоции. Однако и теперь наш герой ничего не ответил.

Между тем, Павел Николаевич налил себе ещё водку. Пить сразу не стал.

– С националистами вышел облом. – он закрутил пробку на бытулке. – Эта политика не дала большинства. Однако у Гучкова нашлись последователи в их желании обманываться властью. Я помню, что вы ждёте от меня фамилии и конкретики. Так вот, пожалуйста – таким последователем оказался мой тезка Крупенский, который образовал «группу центра» из националистов. Я не люблю давать оценку людям, но это тот ещё идиот, прости господи, что скажешь.

Милюков даже перекрестился.

Протопопов промолчал. Он понимал, что Милюков назвал фамилию депутата Крупенского только потому, что чуть больше года назад этого националиста с треском выперли из Прогрессивного блока за «сливы». Было время, когда Крупенский активно работал на Департамент полиции, как агент и кто-кто, а лидер прогрессивного блока Милюков это прекрасно знал. Не исключено, что озвучивая эту фамилию, Павел Николаевич попросту издевался над Протопоповым.

– Вот только оппозиция, господин министр, как вы помните оказалась в несколько большей численности, чем это предполагалось изначально… – продолжил кадет. – И план правительства стремительно рухнул в тартарары.

– В чем он состоял? – министр поднял пистолет. – Это второй вопрос, Павел Николаевич.

– Ясно, – Милюков сглотнул. – В горле пересохло. Давайте я сначала горло промочу…

Он выдохнул, поднял чашку и выпил залпом водку. Одним глотком.

Вздрогнул всем телом.

Продолжил.

– В чем он состоял, этот план, я не отвечу, пожалуй. Потому как прямых сведений на этот счёт я не имею, – сообщил Павел Николаевич и уставился на министра внутренних дел. – Стреляйте стало быть, милостивый государь. Если суждено мне помереть вот так – что же…

Просить себя дважды Протопопов не стал.

Выстрелил.

Однако и на этот раз самого выстрела не последовало – щелчок удара курка лишь нарушил повисшую тишину.

Повезло лидеру кадетов. Снова.

Было видно как Милюков, в который раз по ходу их содержательной беседы, изменился в лице. Теперь его румянец стал пятнистым, как шкура у леопарда.

– Следующий вопрос, стало быть, – заплетающимся языком сказал кадет.

– В чем состоял этот план? – повторил Протопопов, снова взводя курок револьвера.

– Так нечестно, милостивый…

Павел Николаевич недоговорил – снова послышался щелчок. И вот уже в третий раз подряд лидеру Прогрессивного блока чертовски повезло – удача в этот день осталась на его стороне. Однако в барабане осталось всего три «неосвоенные» секции. И в любой момент из дула револьвера могла вылететь пуля.

Все это Милюков понимал более, чем отчетливо и немалых трудов ему стоило держать себя в руках. Он заёрзал на стуле, схватился руками за столешницу.

– Отвечайте на вопрос, Павел Николаевич. Я могу его повторить, если вы вдруг не расслышали?

Револьвер Протопопов не опускал до сих пор.

– Ладно… – кадет помассировал виски. – Я скажу, что есть и то, что сам знаю, а устроит это вас или нет – решайте. В то время говорили, что этот так называемый план состоял в создании большинства, которое само бы выступало о превращении Думы из законодательной в законосовещательную. Вы ведь помните, Александр Дмитриевич, как тогда поднялась политическая температура на заседаниях…

– Фамилии называйте, господин Милюков, – перебил Протопопов.

– Родзянко. Вот вам фамилия? Он потребовал тогда конституции. Потребовал весьма определенно. Я говорил это или нет, не помню уже. Он заявил… уф-ф, – Милюков снова принялся растирать виски. – Коковцов тогда еще включил интересные пункты, ну вы наверняка помните про формулировки о необходимости противостояния беззаконию в стране.

Клац.

Снова раздался щелчок удара курка.

Милюков на этот раз аж подпрыгнул от неожиданности.

– Почему вы выстрелили?!

– А вот вы мне сами скажите – почему? Видать у меня аллергия возникает, когда меня водят за нос, – пояснил Протопопов, проскрежетав эти слова.

– Я рассказываю, подождите… господи, Павел Николаевич… одна попытка…

Наблюдая за блеянием Милюкова со стороны, Александр Дмитриевич отчетливо понимал, что кадет находится на точке слома. К нему наконец-то пришло отчетливое понимание, что следующий выстрел может стать последним. Это очень развязывает язык. Дух духом, а для любого духа должно быть тело. Сейчас же все указывало на то, что тела кадет лишится при следующем выстреле. А ещё духом единым ты больше не станешь проводить думские заседания и ту же водку ты тоже не сможешь жрать.

– Сейчас ещё чуть-чуть водочки, с вашего позволения горло промочить, Александр Дмитриевич. Тяжёлый у нас разговор.

Милюков плеснул себе новую порцию водяры и тут же выпил.

Глаза его помутнели.

– Коковцев тогда сказал мне в лицо примерно следующее: Слава Богу, у нас нет парламента. Так и сказал, представляете? Этот, как и Столыпин начал с декораций конституционализма. А по факту он вместе с демагогом Барком работал на придворные кружки и общественное настроение. Вот вам еще одна фамилия, Александр Дмитриевич. Это тот человек, который лишил бюджет поступлений с водки и вызвал увеличение акцизов на все товары.