И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест". Страница 159

Лаборатория Артемиса являла собой любопытное, пугающее и странное зрелище. На стенах, потолке и столе, на витринах и стеллажах, покоились кости: человеческие, звериные, принадлежавшие когда-то тварям и отполированные до блеска, белоснежные; некоторые были собраны из мельчайших кусочков, некоторые составляли части скелетов; разных размеров и форм, они придавали кабинету Господина жрецов угнетающую атмосферу, от которой даже у Повелителя чернокнижников мурашки стремительными и паникующими толпами побежали по коже, заставляя передёрнуться. Эксперименты и научные изыскания Акио, насколько знал Сириус, были направлены на изучение взаимосвязи временных рамок с тем, как менялись люди в физиологическом плане. Но всё же, в истинности этой формулировки Найтгест сомневался, а Артемис не торопился рассказывать ему о чём-либо. Получались ли эти кости от мертвецов или от живых, знать и вовсе не хотелось. Широкое высокое окно во всю стену и вовсе казалось самым безумным из всего, являясь весомой брешью в защите замка. Однако Артемис занял кабинет под самой крышей башни, где стена была всего одна, и хуже бы уже не стало всё равно. Единственное место на потолке пустовало и не было занято костями: оттуда свисала тонкая серебристая цепь, и Найтгест подозревал, что, потянув за неё, можно опустить лестницу, по которой поднимаются на второй этаж кабинета. Но проверять это и прыгать за цепью, как игривый котёнок, вампир не стал. У правой стены между двумя высокими застеклёнными витринами стояла скромная постель с невысокими столбиками: наивная, кропотливо застеленная, со множеством подушек. Найтгест запросто мог представить, как его ученик с упоением закапывается в них после долгого дня, как ворочается, прячет голову от света под одной из них.

— Ты не думал скрывать эту кровать иллюзией? — пофыркал Сириус, щеголеватым жестом скидывая с плеч плащ и кидая его в сторону. Тяжёлая ткань мантии хлопнула крыльями и упала с глухим мягким звуком. Акио краем глаза наблюдал за тем, как унизанные перстнями пальцы высвобождают пуговицы рубашки от плена петель. — Сюда бы больше подошёл каменный чёрный алтарь с внутренностями птиц и зверей.

— Я похож на босоногого волхва? — агрессивно буркнул Акио, метнув на мужчину быстрый взгляд. — Или, быть может, на человеческого ведуна, неспособного на элементарное заклятье?

— А вот тут есть определённое сходство, — бросил шпильку вампир, ухмыляясь и неторопливо стягивая с себя рубашку.

Повелитель жрецов кинул в него подушкой, затем отвернулся, не столько для того, чтобы продемонстрировать обиду, сколько для того, чтобы не соблазнять себя открывшимся видом. Сириус следил за собой да не упускал случая помахать мечом или помериться силами со своими подчинёнными. Жрец завидовал его такому пропорциональному телу, напитанному силами и крепкому, по которому хотелось мгновенно растечься. А уж под ним тем паче.

— Это неправильно, — тихо произнёс прорицатель, когда ладони мужчины скользнули по его спине, снимая плащ. — Виолетта… Делать подобное, будучи женатым, безумие.

— Я уже говорил тебе, Артемис, и скажу ещё раз, если хочешь. Ради моего мальчика я ещё и не на такое пойду, — тихо произнёс чернокнижник, прерывая его зарождающиеся возражения. — Какая к чёрту Виолетта? Сдалась она мне, когда есть ты.

— Она родит на днях, — одними губами изрёк целитель, не оборачиваясь к вампиру и вслушиваясь в ощущения собственного тела. — Твою дочь.

На мгновение чернокнижника пробил ледяной пот, но юноша обернулся к нему и мягко, даже ласково улыбнулся, протянул руку и погладил по щеке. В серых его глазах проступили золотистые искры, каких прежде Сириус у него никогда не видел. И что-то ему подсказывало, что это вовсе не от горя. Разве же у горя и несчастья может быть столь мягкий янтарный отблеск? Нет, никак нет. Приобняв прорицателя, чернокнижник стал наступать на него, оттесняя к постели, награждая его плечи протяжными, тягучими поцелуями. В висках ломило от желания немедленно скрутить юношу, но чернокнижник понимал — стоит только начать давить сильнее, чем Акио готов ему позволить, как терпение его лопнет, точно мыльный пузырь. Торопливость с этим диким зверьком была ни к чему. Прежде чем подпустить к себе, жрец долго привыкал к одной только мысли, что кто-то для него имеет значение, определённую власть над ним; чтобы позволить мужчине прикоснуться к себе, он не раз и не два убеждал себя — в этом нет ничего страшного, он отличается от тех, кто донимал когда-то в прошлом; теперь же Акио свыкался с тем, что ему на самом деле плевать, какие цели преследует Господин чернокнижников. Острый страх, что его лишь используют несколько раз, как подстилку, и бросят у осколков разбитых чувству, остался за бортом. Сладкие речи Найтгеста, его обворожительная манера поведения усыпляли бдительность и снимали напряжение, равно как и широкие ладони, скользящие по обнажённой спине. Подчиниться им, отдаться было так же естественно и просто, как дышать, как чувствовать биение Сердца мира. Вот только все тревоги остались позади, и уже никакие пророчества не казались Повелителю жрецов важными и требующими внимания сию же секунду. Как оказался раздетым, как упал на подушки, Акио не помнил и не желал вспоминать, в исступлении целуя губы чернокнижника, приникая к его прохладному телу собственным разгорячённым. Руки словно жили собственной жизнью, осыпая прикосновениями и лаской спину Сириуса, и сдерживать их не было никакого смысла.

От лёгкого налёта страха и непонимания спастись не получалось, и жрец лишь убеждал себя секунду за секундой, что справится со всем, сможет пережить эти мгновения и не сбежать прочь. Чувствуя каждый этот мимолётный порыв, мужчина держал ученика крепко, не позволяя рвануться и уйти, удерживая рядом с собой. Так было всегда, но чтобы оценить силу хватки, следовало ринуться. Его жадные поцелуи терзали губы и лицо жреца, оставляя красноватые следы на светлой коже — столь сильно сминал её вампир. Он держал себя в руках из последних сил, понимая, что должен сделать всё так, чтобы его мальчик захотел снова явиться к нему и потребовать свою порцию любви и страсти. А значит, ни о каких животной грубости и порывистости, к которым был привычен Господин чернокнижников, не могло быть и речи. Найтгест знал и томных девиц, и развратных юнош, и жёстких мужчин, и пылких женщин, умел найти подход к каждому, лишь бы одарить себя любимого удовольствием. И отчего-то ему казалось, что перед ним как раз тот тип молоденьких мальчиков, которые будут пищать и виться от боли, а затем не слезут до самого утра. Сириус не слишком любил чересчур изнеженных людей, воображающих из себя не пойми что, которых, упаси тьма, вдруг заденешь или не так на них посмотришь. Все их крики, возмущения доставляли определённое неудобство и утомляли, а потому чернокнижник надеялся, что Артемис всё же не так поведёт себя. И потому столь удивился и вздохнул с облегчением, когда жрец, до того притихший, вдруг подался вперёд, оседлав колени мужчины и беззастенчиво запустив руку ему в бельё. Поймав смеющийся взгляд Акио, Сириус чуть покачал головой, ухмыльнулся:

— А я тут осторожничаю…

— Не надо со мной осторожничать. Не терплю, — поморщился Акио, слегка скривив губы. Ему бы совершенно не хотелось, чтобы в подобной ситуации Сириус разыгрывал из себя заботливую наседку.

— Хватит лицемерить, — одёрнул его вампир, впившись пальцами в волосы на затылке юноше и слегка потянув назад, заставляя запрокинуть голову. — У тебя это отвратительно получается.

— Да я тебе, — прошипел прорицатель, дёрнувшись, чтобы высвободиться, но в следующее мгновение коротко вскрикнул, когда острые клыки прокусили кожу на шее, погрузились в артерию, пронзив болью.

В эти мгновения в голове Акио будто взорвалась бомба. Вампирский укус мог как убить, так и даровать наслаждение в зависимости от желания этих полуживых созданий. Одни кусали только тогда, когда питались, выпивали свою жертву до последней капли, не оставив ничего, что могло бы помочь выжить; другие растягивали собственное удовольствие и накачивали жертву афродизиаком, опьяняли, не давая соображать; а некоторые, вроде Сириуса, предпочитали лишь добавить нотку страсти, вместо того, чтобы разрывать на клочки. В конце концов, особо предприимчивые вампиры уже давно организовали себе питание через медицину, платя людям за то, что они время от времени сцеживают собственную кровь. Многие даже не знали о том, что снабжают одних из самых опасных и загадочных существ мира. Повелитель жрецов был наслышан об укусах вампиров и нередко сталкивался в своей лекарской практике с теми, к кому слишком часто прикладывались «кровососы». Но и представить себе не мог тех ощущений, что в эти мгновения заняли собой всё его сознание. Яд от клыков стремительно хлынул по венам, а бешено колотящееся сердце лишь быстрее разогнало его по всему телу. Каждая крохотная клеточка будто взовопила, готовая загореться чёрным пламенем, конечности онемели. Веки стали тяжёлыми, губы едва шевелились, но Сириус различал то, от чего его самого скручивало и потряхивало.