И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест". Страница 156

Повелитель чернокнижников не редко замечал за своим учеником подобное отношение к своей семье, что его порядком удивляло. Временами Артемис даже мог поставить в вину принадлежность к династии Найтгестов, и с иронией говорил на чужие ошибки: «Быть может вы дальний родственник Найтгестов? Уж больно много сходств».

— Мне жаль, если кто из нас тебя обидел или сделал что-то дурное, — всё же произнёс мужчина, покачав головой и осторожно поставив Акио на ноги. — Но при чём тут я?

Жрец дёрнул плечом и двинулся по винтовой лестнице. Башни Белого замка были выстроены с помощью двойных стен: внешние скрывали ступени, шедшие вдоль внутренних, а уже за ними скрывались апартаменты, кабинеты и залы. Акио медленно шёл по родным ступеням и ласково касался кончиками пальцев белоснежных камней, оглаживая ладонью, не веря собственному счастью вновь оказаться в месте, в котором вырос. Найтгест глядел на это с тоской и грустью, понимая, что не сможет увести его отсюда и не сгрызть себя потом муками совести. В конце концов они оказались в одном из подвесных коридоров, шедшем высоким гребнем, подобно мосту. Внизу виднелись скалы, занесённые снегом, а у подножия гор раскинулся прекрасный городок Ваконцэ. Сириус никогда бы не смог жить в подобной холодрыге, которая нагоняла на него тоску и сонливость, вгоняя в кататонию. Но, похоже, его ученику весьма нравилось происходящее в Зимних землях. Такой счастливый, сияющий! Сердце мужчины дрогнуло. Встречавшие их жрецы провожали юношу удивлёнными взглядами, словно видели призрака из далёкого прошлого. Они остановились подле высоких арочных дверей, выполненных из белого непрозрачного хрусталя безумно холодного на ощупь.

— Что ты собрался делать? — не без любопытства поинтересовался Найтгест, осторожно погладив жреца по спине.

— Мне нужно взять одну книгу, — Артемис помедлил на пороге, а затем вошёл в свою старую комнату.

Всё было покрыто пылью, но в помещении царил идеальный порядок, который оставлял и запомнил жрец. Занавесок здесь не было, и тусклый свет заливал одинокую комнату, в которой сиротливо ютились кровать и сундук для вещей. Больше из мебели ничего не стояло, и возле окна лежало несколько больших подушек. Уже позже, присмотревшись, вампир заметил зажатый в углу подле входа в ванную пустующий стол. Сириус осмотрелся по сторонам и передёрнул плечами: он не мог себе представить, что здесь можно обитать. Однако для того, кто почти пятьдесят лет провёл, не видя ничего, это была идеальная коморка. Особенно прекрасным Акио считал окно во всю стену, возле которого проводил почти всё своё время прежде. Юноша стал торопливо ходить по комнате, растерянно оглядываясь, заглянул во все ящики стола, в сундук и даже под кровать, в ванную. Он яростно кусал губы, хмурился и нервничал.

— Что такое, мой мальчик? — промурлыкал вампир, ловя его за талию и притягивая к себе, пока он пробегал мимо.

— Я не могу найти книгу, — буркнул Акио, отвернувшись, но мужчина успел поймать его и обласкать губы поцелуем. Одной же рукой он за спиной поманил тени, которые беззвучно вытащили из-под подушки искомое сокровище. Оторвавшись же от Артемиса, чернокнижник протянул ему книгу, ехидно улыбаясь. — Она?

— Она, — невозмутимо кивнул жрец, приняв тяжёлый фолиант с весьма довольным видом. — Весьма любезно с твоей стороны. Но я не люблю, когда копаются в моей голове. Даже если поверхностно.

— Достаточно было сказать: «спасибо, Господин, что бы я без вас делал», — шутливо заворчал мужчина, потрепав Акио по волосам.

Отпущенные до лопаток, лишённые плавных и нежных изгибов кудрей, которые он столь любил. Прорицатель говорил, что это оттого, что они выпрямились от собственного веса, забрав у него вид дурашливого и чересчур милого мальчишки. Найтгест про себя вздыхал и тосковал, но ничего ученику не высказывал. Всё равно бы тот не согласился с тем, что ему шли кудри.

— Что-что. Занимался своими делами и не отрывался на дурацкие вопросы, — огрызнулся Артемис, дёрнув головой и сбросив ладонь учителя. А затем поглядел за окно.

Лучи закатного солнца пробились сквозь щель в тучах и бросили свой яркий свет на замок, просочились в комнату сквозь окно, окрасив её в свои цвета. Белоснежный жрец в этих переливах выглядел будто слепленным из крови и рубинов.

— Пора? — тихо спросил вампир.

— Пора.

Погребальные церемонии у жрецов были совершенно иными, не походили на то, что делали чернокнижники, прощаясь с усопшим. Усыпальницы находились под Белым замком, и в них можно было спуститься из каждой башни. Так прорицатели подчёркивали свою связь с прошлым, строение будущего на костях минувшего. Сириуса от подобного передёргивало. «Они бы ещё спали с ними, как некроманты», — ворчал про себя Господин чернокнижников, но вслух никогда о том не говорил, не желая вызвать гнев с виду смиренных целителей. К тому моменту, как они явились в Средоточие покоя, там уже собрались все жрецы. Их было совсем немного на взгляд вампира: всего две сотни без малого. Отмеченные особым умиротворением и пониманием, они никак не отреагировали на явление Найтгеста с учеником, точно не заметили его. Сириус старался не смотреть по сторонам: всюду стояли статуи почивших Повелителей жрецов, обычных прорицателей, и чернокнижник не мог отделаться от стойкого ощущения, что чувствует на себе неподвижные взгляды. Но Акио не выказывал никакого волнения, молча идя между скульптурами к скоплению своей фракции. Их без слов пропустили к саркофагу, в котором лежала женщина. Прошедшие годы истощили её, белоснежная кожа обтягивала её кости, и худое тело не было скрыто одеждой, но никто из жрецов и не думал улыбаться, фыркать или смущённо отводить взгляды.

— Мы пришли в мир лишёнными всего, кроме собственной кожи, так зачем нам тащить за грань лишний груз людского? — так говорили прорицатели всякий раз, но Найтгест не спрашивал.

Он предпочёл бы сейчас сидеть где-нибудь у камина, попивая вино и лаская возлюбленного ученика. Ученика, который был слишком похож на собственную мать, что замерла неподвижно на века. Слишком легко было представить его таким же безмолвным и бездыханным в саркофаге из белого мрамора. У изголовья стоял старейшина жрецов, и впервые Сириус видел его в одеяниях фракции, ведь обыкновенно напыщенный и своевольный Сантьяго предпочитал дорогие одежды. Он смотрел перед собой разными глазами, и оттого вид его был особенно жутким, инаковость так и сквозила в каждой черте его лица. Насколько знал Найтгест, старейшина был прямым предком Артемиса, но столь древним, что мурашки невольно ползли по телу. Поговаривали, что он прожил уже пять тысячелетий, и даже вампир не мог себе представить, каково влачить существование столь долго, какова воля у этого Акио, как он живёт с этим грузом на плечах и выдерживает тяжесть потерь и воспоминаний, не сгибаясь под ним. Впрочем, могущественный прорицатель никогда не выглядел так, будто бы жизнь его утомила или подкосила. Скорее уж он всяким своим явлением давал понять, что ещё не скоро уйдёт на покой и сдастся.

Прощальная речь жрецов всегда была одной и той же, краткой и ёмкой, и, когда прорицатели заговорили в один голос, Найтгест почувствовал себя лишним.

— Твоими деяниями живо Равновесие; твоими глазами смотрели мы на этот мир; твоими речами сохранялось единство; твои силы направляли нас. Теперь же ты покидаешь нас, друг, и станешь смотреть на мир, как мы, слышать то, что слышим мы, и впредь жива твоя воля в наших сердцах. Видим мы предречённое и не отречёмся от судьбы, сложив свои души на весы экилибра, как было то всегда и пребудет до конца этого мира.

Речь их плелась всё дальше, и каждый жрец, подходя к саркофагу, кидал в него белоснежный цветок, из тех, что росли на склонах Зимних земель. Эти растения были чрезвычайно ядовиты, отравляли разум собственным запахом, но благодаря магии жрецов оставались безобидны, покуда шла церемония. На Средоточие покоя словно опустили купол, и Найтгест чувствовал, как его силы засыпают внутри этой ловушки. Прежде он бы обязательно скинул с себя это колдовство, но понимал, что не может противиться обычаям прорицателей. Артемис стоял неподвижно, прижавшись к нему и уставившись в пол. Юноша произносил клятву вместе со всеми, но каких же сил стоило ему оставаться внешне спокойным рядом с погибшей матерью. Уже и старейшина возложил цветок на остальные, а потому все смотрели на Серого принца и ожидали, пока он сделает шаг и отдаст дань уважения почившей Повелительнице.