Скандальная графиня - Беверли Джо. Страница 11
Дрессер с изумлением понял, что все еще не отрываясь смотрит на миниатюру. Он протянул ее графу.
– Оставьте покуда у себя. Если хотите, – отмахнулся Эрнескрофт.
– Благодарю, не стоит.
Граф расхохотался:
– Да вы умны! Вы именно тот человек, который ей надобен. Человек из стали, привыкший командовать.
– А также строить провинившихся на палубе и орудовать плеткой-девятихвосткой?
Граф рассмеялся:
– Нет-нет, но порой придерживать ее под уздцы все же следует, это пойдет ей на пользу. В ее девичестве мы с этим справлялись. Пойдемте-ка, да сами на все посмотрите.
Остатки благоразумия диктовали тотчас уйти и не ввязываться в это скользкое предприятие, но противиться риску он не мог. В конце концов, никакая реальная опасность ему ведь не грозит… Наверняка эту скандальную леди Мейберри нисколько не заинтересует обнищавший моряк со шрамом на лице, и если дело не сладится, графу придется с ним расплатиться.
Глава 4
«Дорогая Лиззи!
Я не могла пропустить скачки. В конце концов, Фэнси Фри – моя любимица, и это я дала ей имя, как только она появилась на свет. Я умолила Пранса взять меня с собой.
Разумеется, я была одета в мужской костюм: бриджи и все такое. Так и вижу, как ты качаешь головой, но я хотела остаться неузнанной. Я надела широкополую шляпу, и все бы сошло, если бы ветер ее не сорвал. Причем дважды… Ну ладно, во второй раз я в волнении сама сорвала ее с головы и замахала ею! Сомневаюсь, что кто-нибудь это заметил, – все были увлечены скачкой. Мне вовсе не надобен новый повод для скандала, даже самый ничтожный… я просто хотела своими глазами видеть победу Фэнси Фри.
Увы, победила Картахена, лошадь лорда Дрессера, и теперь бедняжка Фэнси переберется в его конюшню, доставшись ему в качестве приза. А конюшни эти старые и ветхие.
Как думаешь, у лошадей чувство дома развито, как у людей? Когда я вспоминаю Биллинг-роуд и «Сан-Суси», сердце до сих пор разрывается, даже теперь, спустя год. А ведь я живу в роскоши. Представь, что бы со мной сталось, если бы пришлось перебраться в какую-нибудь лачугу?
Знаю-знаю, такое не может случиться, но бедняжке Фэнси Фри это, увы, уготовано…
К тому же я вполне уверена в своем будущем, а вот бедная лошадка вынуждена покорно ехать туда, куда ее отвезут. Боже, чем она отличается от рабыни? Не начать ли мне кампанию против эдакого жестокосердия? Да-да, знаю: это безумие, но я так сострадаю бедняжке…»
От громкого стука в двери будуара Джорджия вздрогнула и посадила кляксу на листок. Прежде чем она успела хоть что-нибудь сказать, двери открылись и вошла матушка.
– Ах вот ты где, Джорджия. Тебе надлежит одеться и спуститься к обеду.
Торопливо встав, Джорджия присела в реверансе:
– Почему? И зачем?
Леди Эрнескрофт была высока и сухопара, а ее поседевшие волосы отливали сталью. Иногда между ней и дочерью находили сходство, что очень тревожило Джорджию. Тонкие губы матери сделались еще тоньше:
– Потому что твой отец этого требует!
«Приказывает», – сообразила Джорджия, однако продолжала слабо противиться:
– Но вы же знаете, я не намереваюсь появляться в обществе, пока не истечет время моего траура, матушка.
– Тогда нечего было сидеть на трибуне во время скачек! В мужских штанах! А поскольку именно это ты и проделала, тебе надлежит исправить положение, представ перед гостями в более подобающем виде.
– Меня никто не заметил, – жалобно сказала Джорджия.
– Еще как заметили! А тем, кто не заметил, об этом рассказали. Ты была в бриджах! О чем ты только думала, девочка?.. Поэтому ты сделаешь так, как тебе велено.
– Но это неразумно…
– Ты смеешь обсуждать волю отца?
– Нет! – вырвалось у Джорджии помимо воли. Сопротивление было бы равносильно оспариванию воли Божьей. И все же она спросила робко: – Но зачем это понадобилось? Даже если я буду за обедом, никто своего мнения обо мне не переменит.
Матушка все еще смотрела на нее сурово, но вдруг отвела взгляд. Что-то тут было нечисто.
– Это связано со скачками.
– Разве то, что я там была, так уж…
– Дело не в твоем поведении. Дело в победителе.
– При чем тут Картахена?
– Речь о лорде Дрессере! Невзирая на поражение, твой отец проникся к нему симпатией и пригласил отобедать с нами. Тебе надлежит проследить за тем, чтобы ему было комфортно.
– И что мне сделать? Подложить ему подушечку под мягкое место? Или подставить табуреточку под подагрическую ногу?
– Не дерзи! Лорд Дрессер служил на флоте, пока в январе не преставился его кузен. Он принял бразды правления поместьем в свои руки, но… немного не готов к появлению в высшем свете. Ты должна ему помочь.
Джорджия с трудом удержалась от очередного дерзкого замечания – на сей раз по поводу выбора вилки за столом.
– Но почему я? Там же будет Меллисент…
Обычно супруга Пранса обожала вертеться вокруг гостей и возражала против присутствия сестры.
– Увы, Меллисент не будет. Ты знаешь, какой чувствительной она делается, когда носит под сердцем дитя. Твои шалости расстроили ее так, что она слегла.
– О, я так сожалею… Однако, матушка…
– Отсутствию Меллисент есть еще одно объяснение. Дело в том, что лорд Дрессер в бою получил увечье. У него на щеке шрам – это может впечатлить сверх меры чувствительную особу.
– А я, разумеется, абсолютно лишена эмоций!
– Но ты не готовишься стать матерью.
Джорджии хотелось верить, что мать не желала ее больно ранить.
– Думаю, я постыдилась бы побледнеть при виде солдата, изувеченного в битве, защищавшего нас от врага, – даже если бы была беременна.
– Не критикуй сводную сестрицу лишь потому, что ты от природы крепче и мужественнее!
– Мужественнее? Быть благосклонной к герою – это ты называешь мужеством?
Джорджия видела, что мать совершает над собой усилие. Уголки ее губ даже слегка приподнялись в подобии улыбки.
– У тебя доброе сердце, дочка.
– И что именно меня просят сделать? Скажите как есть.
– Находиться подле Дрессера, вести с ним беседу, как бы он ни старался отмолчаться… Сделать все, чтобы он почувствовал себя свободнее, давать ему советы…
– Советы? Касательно чего?
– Ну… в любой затруднительной ситуации.
Отчего-то перед внутренним взором Джорджии тотчас возникла картина поистине непристойная, и она с трудом сохранила серьезность на лице. Если бы Дикон был с ней, он бы тоже смеялся!
– Есть еще вопросы? – сухо спросила мать.
Единственным вопросом было: что происходит? Тут замешана политика? Ее родители вечно играли в «политические шахматы», особенно в последнее время, когда король то и дело расходился во мнениях со своими министрами и во всех закоулках Сент-Джеймсского дворца плелись коварные интриги.
– Признайся, мама: что за этим кроется?
– Ты на удивление упряма, Джорджия, – устало произнесла графиня. – Если я дам тебе исчерпывающие объяснения, отец зачахнет от тоски по Фэнси Фри, которую неминуемо утратит. Он надеется на успешные переговоры с Дрессером об изменениях условий уплаты проигрыша. А если ты будешь любезна с лордом Дрессером, это может смягчить его сердце.
– А-а-а, ну тогда это имеет смысл.
Джорджия мысленно оценивала ситуацию. Да, она намеревалась выдержать полный год траура и затворничества. А уж если принимала решение, то никогда не отступалась. Однако судьба бедняжки Фэнси Фри не на шутку заботила ее…
– В таком случае я буду на обеде, – решилась она. – Если дело касается участи Фэнси Фри, я буду пылинки сдувать с этого подагрического морского волка.
– Он офицер флота!
Джорджия проигнорировала это замечание:
– И если он станет рыгать за обеденным столом или плевать на пол, я найду способ намекнуть ему, что следует вести себя более изысканно.
– Иногда ты приводишь меня в отчаяние! – воскликнула мать, однако сдержалась и лишь тихо прибавила: – Помни также, Джорджия, что твой внешний вид за обедом должен изгладить впечатление от безобразия, которое ты позволила себе на скачках. Оденься скромно и веди себя благоразумно – возможно, тогда гости, когда появятся в свете, отзовутся о тебе благосклонно.