Синдром бодливой коровы - Куликова Галина Михайловна. Страница 48

– Да не, просто дребанутая, – не согласился второй, лениво почесав руку.

– Вишь, униформа на ней, – заспорил первый. – И злобный нрав так и прет наружу. Они там, на конференции, друг дружку разогрели, ща начнут выходить, на простой народ кидаться.

– Ты чего это про меня сказал? – прищурилась Настя, подходя ближе. – Какая я тебе феминистка? Ты чего женщин оскорбляешь, мент заплесневелый?

Милиционеры не успели больше и рта раскрыть, как сзади подскочил какой-то живчик и воскликнул:

– Ошибаетесь! Она не из этих, не из феминисток! Она из группы «Идущие строем». Или «В ногу». Верно я говорю, Ангелина?

– Это которые книжки на площадях рвут? – спросила сзади лоточница, подгребая к себе поближе те брошюрки, которые только что листала Настя.

– А вы читали Сорокина? – встрял какой-то человек с головой в виде огурца. – Я бы его тоже порвал.

– Кого бы ты порвал? – набросилась на него сердитая Настя. – У тебя сил не хватит даже листок из записной книжки вырвать!

– Ангелина... – задумчиво пробормотал первый милиционер, глядя вдаль. – Не Маня, не Катя – Ангелина! Еще есть Хакамада. Все у них, у политиков, с вывертом. Не живут, как простые люди!

– Глядите, что там? – заинтересовалась лоточница, привстав на цыпочки.

Все посмотрели на улицу, где по кругу ходило человек шесть-семь воинственно настроенных личностей с самодельными плакатами в руках. На плакатах с разной степенью корявости было написано: «Долой Болотова! Даешь Перехватова!»

Милиционеры страшно заинтересовались.

– Пойди приведи какого-нибудь, – предложил первый второму.

Тот не стал спорить и отправился на улицу. Через некоторое время он вернулся, ведя в фарватере белокурую оторву в шортах и босоножках без пятки. Она была загорелой, длинноногой и, по всему видать, страшно распущенной. Плакат «Нет – Болотову!» несла на плече, словно котомку.

– Ну? – спросил первый мент, который, видно, был у них за главного. – По какому поводу митингуем?

– А я откуда знаю? – пожала плечами девица и вытянула изо рта жвачку. – Мне заплатили, чтобы я немножко поносила эту штуку. – Она потрясла плакатом. – Вот я и ношу.

– Орать будете? – строго спросил страж порядка. – Помидорами кидаться? Бутылки бить?

– Мне ничего такого не говорили, – равнодушно ответила девица и выдула пузырь.

– А документы у вас есть? – нахмурился тот.

– Да чего ты ко мне пристал! – рассердилась девица, изо всех сил работая челюстями. – С какой стати я тебе документы буду показывать? Я ведь не лицо кавказской национальности!

– Вы держите в руках плакат неясного содержания.

– У нас что, запрещено картонки к палкам приделывать? – повысила голос блондинка.

– Да! – поддержала ее Настя. – У нас нынче, менты дорогие, демократия! Если вы знаете, с чем ее едят.

– Знаем, знаем, – закивали менты. – А документики все же позвольте.

Блондинка совершенно точно не хотела показывать им свои документы. Она бросила плакат на пол и начала качать права, вопя во всю глотку. Настя сразу же приняла ее сторону и вертелась рядом, поддакивая и подвизгивая.

– Я свободная гражданка! – кричала блондинка, наскакивая на милиционеров. – Я могу ходить с чем хочу и как хочу. Хоть голая!

Сказав так, она внезапно загорелась свежей идеей и стащила с себя желтую майку. Под ней обнаружился кружевной лифчик, который блондинка, не задумываясь, расстегнула. Дело было минутное. Сдернув бюстгальтер, она ловко прикрутила его к верхушке плаката. Все вокруг уставились на ее грудь. Кто-то ахал, кто-то смеялся, кто-то тупо молчал. Но на грудь смотрели все. И никто не смотрел на лицо.

– Эх, да что там! – крикнула Настя, мгновенно оценив ее почин. – Поддерживаю такую демократию! Моя страна – моя демократия!

Она рванула на себе блузку и, зажмурив глаза, махом обнажилась до пояса. Толпа зашевелилась и загалдела.

– Что там такое? – спросил голос откуда-то с задворок.

– «Идущие вместе» очередную акцию устроили! – сообщила лоточница. – Голые будут ходить!

– В знак чего?

– Как всегда. Путина поддерживают.

– А ему это надо?

Настя была уверена, что милиционеры немедленно скрутят их с блондинкой, заставят прикрыть нагое тело и повезут в участок. В конце концов, они находятся в центре столицы! В этом дурацком офисном здании наверняка полно иностранцев! Однако милиционеры вовсе не собирались делать ничего подобного. Они выбрались из толпы и заняли место наблюдателей где-то с самого края. Настя не могла поверить, что осталась стоять в одной юбке на глазах у десятков людей.

– Пошли! – кивнула ей блондинка и протянула плакат, куда прикрутила и Настин лифчик тоже. Та с благодарностью схватила транспарант и выставила перед собой, словно щит, загородив лицо. Сумочку пришлось повесить на шею и перекинуть за спину.

– Вот придурки! – кричала блондинка, пробираясь к выходу. Настя, ни жива ни мертва, семенила за ней.

Типы из «КЛС», которые стояли у входных дверей, ее, конечно, не остановили. Они увидели только плакат и идущую под ним голую женскую грудь, которая, судя по всему, страшно куда-то торопилась.

«Это ужасный сон! – думала Настя, очутившись на улице. – Наяву такого со мной произойти просто не могло!» Она зажала плакат между коленок и принялась напяливать на себя скомканную кофточку. Вокруг нее продолжали ходить разномастные личности, скандируя:

– Пе-ре-хва-тов! Пе-ре-хва-тов!

Сунув плакат кому-то из них в руки, Настя на дрожащих ногах кинулась прочь. Верхняя часть ее шелкового гарнитура, словно знамя, реяла над толпой.

– Ну? – придержав все остальные слова, катавшиеся у него на языке, спросил Ясюкевич у одного из своих людей, уже час бегавших по офисному центру.

– Ее нет! – запыхавшись, сообщил тот. – Нигде нет.

– Продолжайте искать, – процедил Ясюкевич. – Вот уж воистину: всякая молодость резвости полна. Кстати, мы теперь знаем, кто она. Вот, возьми распечатку.

– Анастасия Шестакова, – прочитал тот и заметил: – Не такая уж молодость, тридцать лет.

Ясюкевич насупился. Когда он сажал ее в свою машину, думал, что ей не больше двадцати пяти. Облажался.

Идентифицировали Настю моментально. Бригада, которая чистила у Люси ковры, сразу же опознала ее на фотографии. Нашли квиточек об оплате, выехали по адресу. Хозяев дома не оказалось, но приятный молодой человек Леша Алексеев поговорил с соседями и узнал, что на снимке – Люсина подруга Настя Шестакова. Дочка той Шестаковой, которую по телевизору показывают. Той Шестаковой, которая дикторша.

Дочку «дикторши Шестаковой» разработали за час. Потом вся ее простая биография была занесена в компьютер, распечатана и разослана заинтересованным лицам.

– Господи! – воскликнул Леша Алексеев, когда прочитал этот листочек в первый раз. – Посмотрите, где у нее дача! Вот откуда она всплыла! Она видела, как наши приезжали к Мерлужиным!

– Ну, видела, – пожал плечами маленький вертлявый Никита Петрович. – Видела, как комнату обыскивали. И что дальше? Зачем она ввязалась?

Ясюкевич промолчал. Он никому не сказал, что встретил Настю еще и в ресторане, когда ужинал с Любочкой. Не сказал, что Любочка разговаривала с этой девкой. Он понимал, что это будет уже слишком. Чересчур. Ерасов ему не простит. Хотя при чем здесь он, Ясюкевич? Просто дурацкое стечение обстоятельств.

– Поднимайте всех, – приказал он, хлопнув ладонью по дорогому столу Медведовского. – Установите ее связи, пошлите людей по всем адресам, где она только может появиться.

– Да она небось еще носится по зданию! – отмахнулся его человек. – По логике-то вещей.

– Не знаю, не знаю, – пробормотал Ясюкевич. – Это хитрая гадина! – добавил он, вспомнив, как Настя кидалась на него с поцелуями, а потом выяснилось, что она утащила папку. – Кроме того, женщины не признают никакой логики, и в этом их сила.

12

«Тойота» стояла в тихом переулке в двух минутах ходьбы от офисного центра. Если бы Настю слушались ноги и она вбежала бы в этот переулок, как ей, собственно, и хотелось сделать, ее бы скрутили в две секунды. Скрутили и увезли.