Сумасшедший домик в деревне - Куликова Галина Михайловна. Страница 20

Никифоров уже открыл было рот для того, чтобы заметить, что двоюродная сестра ее за это по головке не погладит, но вместо этого спросил:

– Она оставила ключи тебе?

– Да, а что?

– А тете Мусе не оставила? Хотя общалась с ней на протяжении довольно продолжительного времени? Насколько я понял из твоих рассказов, Эдуард на память знает номер ее мобильного, и вообще все то время, что ты жила, скажем так, в изоляции от родственников, он с его мамашей поддерживали с твоей сестрой и ее мужем самые добрые отношения.

– Думаешь, Люда не хотела, чтобы у тети Муси были ключи?!

– А ты сама что думаешь? – вопросом на вопрос ответил Никифоров. – У меня от твоей тети Муси до сих пор колики. Сроду не встречал такой настырной особы. Она тыкала мне в живот зонтиком, как будто я жаба.

– Когда я была маленькой, она привозила мне шоколадки, – на Полину было жалко смотреть.

– Как бы то ни было, тете Мусе нужно позвонить, – напомнил Костя, раскрасневшийся от коньяка. – Пусть доложит о своем походе.

– А я могу... оставить ей твой номер телефона? – робко спросила Полина. – Надо же иметь какую-нибудь связь...

– Ни за что! – сердито сказал Никифоров. – Во-первых, я не желаю ее слышать. А во-вторых, в целях конспирации ты вообще не должна сообщать, где находишься. Может быть, бандиты прослушивают твою тетю Мусю. Мы ведь пока даже не выяснили, что это за люди и какие у них возможности.

– Надеюсь, они ее потеряли, – заявил Костя.

Никифоров на секунду задумался, потом покачал головой:

– Вряд ли. Я думаю, они просто дали ей убежать. Им необходимо знать, где она прячется.

– Это можно легко проверить.

– Да? – неопределенно спросил Никифоров. Он знал, как.

– Надо выпустить ее на улицу и посмотреть, что из этого выйдет! – сообщил радостный Бунимович.

– Я не хочу гулять! – твердо заявила захмелевшая Полина. До сих пор она никогда не пробовала коньяк, но не призналась бы в этом даже под пытками. – Я сегодня уже так нагулялась, что у меня ноги отваливаются.

Никифоров посмотрел на ее ноги и вытянул губы трубочкой. Аморальный Бунимович бросал плотоядные взоры на ее коленки, Андрей это видел и тихо бесился.

– Думаю, нам и в самом деле стоит попробовать, – наконец сказал он.

– Попробовать что?

– Выйти из дому. Поглядим, кто там имеет на тебя виды. Хочу оценить противника визуально. Кроме того, тебе необходим мобильный телефон.

– Зачем? – испугалась Полина.

– Позвонить тете Мусе!

Полина не представляла себе, как можно приобрести мобильный телефон ради одного звонка.

– Наверное, я могу его купить, – сообщила она. – Но вряд ли сумею им пользоваться. У меня не хватит денег на разговоры.

– Костя, я что-нибудь говорил о деньгах? – спросил Никифоров, скушав очередную рюмочку коньяку и занюхав ее оберткой от шоколадки, съеденной Бунимовичем единолично.

– Где-нибудь поблизости есть салон связи? – вместо ответа спросил тот.

– Я не пойду! – сопротивлялась Полина, когда приятели под руки вели ее в коридор, а потом вставляли в босоножки.

– Мы будем рядом, – уверил Никифоров, дохнув на нее коньяком. – Судя по всему, у шайки нет другого оружия, только шприцы. Мы никого не подпустим близко.

Полина, насилу убежавшая от бородатого, на негнущихся ногах вышла из подъезда. Никифоров шел впереди, Костя, с некоторым отрывом, – сзади. Тем не менее Полине потребовалось все ее мужество, чтобы выйти из двора на широкую улицу.

Каждый прохожий вызывал у нее подозрение. Некий невезучий молодой человек вознамерился спросить у нее, где останавливается какой-то там троллейбус. Он дернулся в ее сторону и успел произнести: «Девушка, вы не подскажете...». И тут же получил от нее мощнейший удар справа. Он немедленно завыл, схватившись за нос и согнувшись пополам, а подбежавшие Никифоров с Бунимовичем принялись ощупывать его, рассчитывая найти в кармане шприц. Однако ничего не нашли и поспешно скрылись с места происшествия.

– Я так с ума сойду! – прошипела Полина, когда они заставили ее двигаться дальше. – Шприц может оказаться у кого угодно!

Салон связи отгрыз для себя кусочек помещения в большом супермаркете.

– Телефон зарегистрируешь на себя, – велел Никифоров приятелю.

– Да на мне этих телефонов уже висит – самосвал. Свой, теткин, сестрицы, племянника...

– Значит, тебе уже без разницы – одним больше, одним меньше, – отрезал Никифоров. – Главное, документы подпиши.

Пока Бунимович занимался телефоном, Полина отправилась за продуктами. Ей было велено покупать все, что хочется. Она взяла самую здоровую телегу – размером с небольшую лодку – и, навалившись на нее животом, вкатила в пространство между стеллажами. Первым, чего ей захотелось, оказался томатный соус. Выбор был таким большим, что она даже растерялась. Прежде она не покупала продукты в таких магазинах – ходила только посмотреть.

Она положила на самое дно корзины одну бутылочку. Та смотрелась очень сиротливо, поэтому Полина добавила к ней пакет макарон, закрученных «гнездами», и здоровенную упаковку замороженных куриных ног. Потом ей понравилось селедочное масло и совершенно заворожила каша в пакетиках. Она накупила пропасть этих каш, сложив коробки домиком. Сначала Полина не забывала смотреть по сторонам: ведь здесь она была всего лишь приманкой! Однако потом процесс отоваривания настолько завладел ею, что она забыла об осторожности. В зале громко играла музыка, и кривая ее настроения медленно поползла вверх.

Дальнейшие события развивались синхронно.

К Косте Бунимовичу обратилась с вопросом девица в шортиках и трогательной маечке, надетой на голое тело. Тело было таким зрелым, таким чувственным, что Бунимовича тотчас же потянуло на солдатские анекдоты. Он отвернулся от зала и распушил хвост.

Никифоров маячил где-то между соками и газировкой. Женщина в соломенной шляпке задела его плечом, он непроизвольно схватился за полку, толкнул батарею бутылок, и одна из них, – конечно же, стеклянная! – грохнулась о пол и разбилась, брызнув в разные стороны осколками и пенящейся жижей. Женщина взвизгнула и запричитала:

– Ой, ой! Ноги! Стекляшки впились мне в ноги!

Она завертелась на месте, и расстроенный Никифоров завертелся вместе с ней – предлагая свою помощь, извиняясь и пытаясь отодвинуть ее от осколков, валяющихся на полу.

Тем временем в проход между стеллажами, где, кроме Полины, прогуливались несколько подростков, с разных сторон вошли два молодых мужчины. Оба брюнеты, оба высокие, крепкие, с простецкими физиономиями и мозолистыми трудовыми руками. Они поглядывали на полки с продуктами, но ничего не брали. Даже корзинок у них при себе не было. Столпившись возле чипсов, подростки толкались и гоготали, как гуси.

Полина поняла, что ее взяли «в коробочку», только когда кто-то загородил свет.

– Андрей Андреевич! – что было мочи крикнула она, позабыв от страха, что они перешли на «ты».

Тут же что-то ужалило ее в плечо. Она рванулась изо всех сил, шприц упал на пол, и один из нападавших прошипел:

– Черт!

Потом повысил голос и, поддерживая Полину за талию, сказал:

– Осторожнее, тут женщине плохо!

Полина почувствовала, что мир куда-то уплывает. Картинка исказилась, предметы стали такими, словно отражались в кривом зеркале. И тотчас в этом зеркале появился знакомый силуэт, который заревел страшным голосом:

– Костька! Сюда, твою мать!

Полина очнулась, когда на улице уже стемнело. Летняя ночь хозяйничала в комнате – окно было распахнуто настежь, занавеска вылетела наружу и танцевала в ветвях соседнего дерева. Никифоров очень прямо сидел на диване у нее в ногах. Глаза его были закрыты, на лице – сосредоточенное выражение. Бунимович дремал в кресле, бесшумно вдыхая и громко выдыхая. Умиротворяющая картина заставила Полину некоторое время лежать неподвижно. Потом она пошевелила ногой, и Никифоров мгновенно ожил.

– Есть! – громко сказал он, встретившись с ней глазами. – Костька, вставай, она пришла в себя.