Крестовый поход - Посняков Андрей. Страница 33
Да, была резня, и христианская кровь щедро окропляла землю под ударами тяжелых турецких сабель, но…
Кроме кнута имелся и пряник. Налоги различались в разы, турки брали куда меньше! И, если был выбор, крестьяне – эскуссаты, зевгараты, воидаты – все чаще предпочитали уходить под власть турок.
Было и еще одно… «Ени Чери» – «новое войско», знаменитые янычары, забранные у христианских родителей в качестве «налога кровью». Это была гвардия самого султана, и вряд ли бы так близко к правителю мог попасть иной турок! Турок, кстати – презрительная кличка – деревенщина, пастух – завоеватели предпочитали именовать себя – османлы – потомки султана Османа.
А еще та ж Марта как-то с неприкрытой завистью рассказывала о своих соседях. Бедно те жили, что и говорить, и с детьми не повезло, один сын был – да и тот хромой да тощий. Все над ним издевались, шпыняли… А потом мальчика – звали его Силяй – забрали турки. Нет, в янычары он годился – калека – но зато бедолага отличался живым умом и памятью. Выучился – и грамоте, и управленческому делу… И кто он теперь? Нет, не презираемый всеми хромоножка Силяй… А помощник визиря – Селим-бей эфенди! И шапки перед ним все снимают за сто шагов, и гнут спины…
Всяко было.
Кстати, Пурим-бей все ж таки оказался христианином! Но – мечтающим принять ислам. Ислам… Не так-то легко, оказывается, было перейти в мусульманство – одного желания мало, требовалось еще и особое разрешение немаленького турецкого начальства. А невыгодно! Налоги-то на немусульман в несколько раз больше! Потому, турки ничего не имели против православных монастырей и священников. Платите! И молитесь, кому там вам хочется.
Что же касается самого султана Мурада… Пурим-бей порассказал кое-чего… а ему об этом рассказывал какой-то важный заезжий турок. Оказывается, свет еще не видывал правителя, столь равнодушного к власти! Вот и сейчас повелитель турок удалился от государственных дел, сбросив их на визирей. История и философия, поэзия и мистика – вот любимейшие занятия султана Мурада! А власть? А управление империей? Да пропади он все пропадом, управляйте, как хотите, лишь меня не отвлекайте от важного дела – перевода с рабского на турецкий важных богословских текстов. Такой вот был повелитель у турок. Нетипичный, прямо сказать. Может, потому еще и стоял Константинополь? Да, султан Мурад были историк, богослов и философ, не видевший во власти особого проку. Но подрастал его наследник, двенадцатилетний Мехмед – юноша необузданный и властолюбивый.
Один из ноябрьских дней вдруг оказался солнечным и теплым – да все неделя такая стояла, на радость уставшим от туманов жителям. Ярко сияло солнце, в бездонно-голубом небе медленно плыли редкие белые облака, и по прикидкам Лешки, воздух прогрелся, наверное, градусов до пятнадцати, а то и больше – чем не весна? Вокруг тропинки там и сям виднелись вечнозеленые кустарники, а посреди прошлогодней пожухлой травы, весело проклюнулась свежая изумрудная травка. Пели птицы, в ложбине журчал ручей.
Сняв со спины взятого напрокат у хозяйки ослика вязанку только что нарезанных прутьев, молодой человек отвел животное вниз, к ручью. Напоил, напился сам… и вдруг услыхал голоса!
Обернулся…
Сипахи!
Всадник пограничной стражи!
– Кто такой? – по-турецки поинтересовался высокий длинноусый мужчина в ярко начищенном панцире и открытом шлеме. И тут же повторил вопрос по-болгарски.
– Я живу здесь недалеко, в Златице, – поклонившись, на турецком языке отозвался Алексей. – Плету корзины. Вот, разрешение на сбор прутьев и лозы. Пожалуйста, уважаемый господин.
Длинноусый кивнул молодому воину, нетерпеливо гарцующему на белом коне. Молодой, подскочив к Лешке, нагнулся, выхватив из руки грамоту, и почтительно подал ее старшему.
– Так-так… – усмехнулся усач. – Значит, сам Пурим-бей выдал ее тебе?
– О да, это так, – снова поклонился молодой человек. – Он мой покровитель, славный Пурим-бей.
– А он тебе сказал, что при сборе прутьев и лозы, нужно еще платить особый налог на стершиеся подковы коней пограничной стражи? – вкрадчиво осведомился усатый.
– Конечно, сказал, – на голубом глазу тут же соврал Алексей. – Я уже и деньги заранее приготовил. Вот…
Еще один цехин… Ну, не напасешься!
– Молодец, – ухмыльнувшись, похвалил сипах. – Вижу, ты умный человек. Ну, передавай поклон Пурим-бею…
– Обязательно передам.
– И не ходи больше за прутьями в эти места, здесь полно башибузуков.
Башибузуки… Лешка почмокал губами. Разбойники… Интересно, кого они тут грабят? И польстятся ли на старого осла и вязанку прутьев? Нет, вряд ли. Так и сказал:
– Вряд ли я заинтересую башибузуков, господа!
– Вот как раз ты и заинтересуешь, – расхохотался сипах. – Сильный молодой работник. Можно выгодно продать! Ну, прощай, друг Пурима…
Взяв коней, сипахи унеслись, словно ветер.
– Эй-эй! – закричал им во след Алексей. – А от кого передать поклон-то?
Уехали. Не остановились. Не оглянулись даже. Ну и черт с ними.
Алексей прикинул, что сегодня удалось сделать. Ну, кроме прутьев, естественно… Обследованы два перевала, измерены, нанесены на спрятанную в башмаки схему, нацарапанную гвоздем на куске специально выделанной кожи. Туда же пририсованы и три узеньких тропки и родники с ручьями. Отличная работа, нет, в самом деле – отличная. Довольный, Лешка взял осла под уздцы и, насвистывая, зашагал в долину.
Они выскочили из-за кустов внезапно, трое оборванцев с саблями наголо… Но куда страшнее них были двое других – с луками. Сзади и спереди – на узенькой, не разойтись, тропке.
– Хороший у тебя осел, парень, – поигрывая клинком, ухмыльнулся в усы один из оборванцев. – Продай?
– Да мне он и самому нужен, – Лешка лихорадочно соображал, что делать? Слева – горы, справа – пропасть, чуть впереди – кусты, из которых только что появились обор… Нет, не оборванцы – разбойники! Башибузуки – они и есть.
– Тогда, извини, мы продадим вас обоих, – гулко захохотал лиходей. – Тебя и твоего осла. – посмеявшись, кивнул своим. – А ну, парни, вяжи эту деревенщину.
Ничего не скажешь, скрутили лихо – и глазом моргнуть не успел. Главное, не позарились на обувку – уж слишком грязны и разбиты казались Лешкины башмаки. В левом была спрятана схема.
Пятеро… Слишком вас много, ребята… Ну, ничего. Кажется, вы кого-то считаете деревенщиной? Что ж, пока не будем разубеждать.
– Иди! – один из башибузуков – совсем еще молодой, наверное, лет четырнадцати, парень – ударил кулаком Лешке в спину. – Давай, давай, шагай, не то подгоню саблей!
«Торговец» оглянулся:
– Да куда тут идти-то? Глаза-то разуй – ведь пропасть!
Он нарочно старался говорить грубо – раз уж назвали деревенщиной, не следовало выходить из образа. Интересно, они местные или нет? Черт их знает… Вообще, в башибузуках кого только нет, как говориться, каждой твари по паре. Вот и эти… Этот паренек, сзади – светлоглазый и русоволосый – верно, болгарин или валах. Тот, что подходил первым – похоже, старший – смугл, усат, горбонос – кто угодно может быть. Болгарин, серб, турок, македонец, хорват… Или даже ромей – грек. Остальные по виду – точно такие же. Говорили они на какой-то жуткой смеси греческого с болгарским – так, что Лешке все было вполне понятно.
Пройдя по узкой тропе, башибузуки свернули к казалось бы полностью сплошной скале, поросшей плющом и мелким колючим кустарником.
– Входи, чего встал? – идущий позади лиходей грубо толкнул задержавшегося на тропе пленника.
Пещера! В скале имелась пещера!
Мало того – там уже горел костер, точнее сказать – тлел, шаял. Нагнувшись, кто-то из разбойников раздул пламя, подкинув в него хвороста из большой, лежащей у входа, кучи. За хворостом кто-то пошевелился… Еще разбойники? А не слишком ли много их становится?
– Мне нужно на улицу, – послышался жалобный девичий голос. – Развяжите меня, ради Бога.
– Не хнычь! – ухмыльнулся горбоносый – похоже, он и был здесь главным.