Подземный гараж - Хаи Янош. Страница 4

На четвертый раз, да, на четвертый раз пришел настоящий витязь. На третий раз, сказал ты, потому что такого числа, четыре, в сказке не бывает. Ладно, на третий раз, сказала я, пускай так, всякие мелкие попытки не будем считать, да я про них уже и забыла, а если я их не помню, то их, собственно говоря, и не было. Но они же были, сказал ты, хмурясь, и немного скривил губы. Ты что, ты меня попрекаешь, сказала я удивленно, в сказке герой не должен быть мелочным и ревнивым, будто мы совсем не в сказке, а в самой обычной повседневной жизни. Ладно, ладно, я не в том смысле… просто мне в самом деле неприятно, что они были. Что поделаешь, с каждым случается, продолжала я, вот я же не поминаю всяких твоих, как их там звали, Илушки, Юлишки, не поминаю годы, которые ты прожил со злыми ведьмами. И вообще, заранее ведь не различишь, какой окажется попытка: мелкой, мимолетной или, наоборот, значительной. По крайней мере, я так думала, что не различишь, а на самом-то деле все видно, просто в первые моменты не до того, чтобы вглядываться. Всегда ведь хочется думать, что попытка, эта или та, — попытка серьезная, хотя каждый раз можно довольно точно знать, что этот или тот рыцарь лишь по определенным причинам получил возможность ко мне подойти. Например, из-за какой-то обиды, которую я не смогла простить, или потому что кто-то порвал со мной неожиданно. Словом, в такую вот ситуацию, в такую обиду как раз и попал кто-то из них. Или потому что уж очень давно не было у меня никого, так что вся самоуверенность моя сошла на нет, и тут, конечно, как нельзя кстати появился этот мужчина, который, пускай на время, поставит на место то, что готово непоправимо рухнуть. Вот в таком роде… Мне уже больше тридцати, и не бывает на свете такой принцессы, у которой за столько времени не набралось бы целой армии рыцарей, обивавших ее пороги, — причем в большинстве своем, конечно, рыцари эти так себе. Не понимаю я эту сказочную хренотень насчет драконов и всяких ненастоящих рыцарей, фальшивых витязей, сказал он немного обиженно. Но ведь это же ты начал сказку про младшего сына бедного землепашца. Ну да, я, но это же было логично и понятно, сказал он, а тут у тебя наворочено всякой несуразицы, такую сказку дети вообще не поймут, потому что персонажей в ней целая куча, к тому же все они неприятные. А где положительный герой? Он как раз на подходе, остальные — это все было так, присказка, сказала я, только подготовка к триумфальному появлению настоящего рыцаря.

Он пришел на четвертый раз, то есть на третий. Дракона уже не было: мне исполнилось тридцать, когда я последнего прогнала. Не надо меня стеречь, сказала я, и он, бедняга, жалобно взвыл в сердечной камере, потому что он там был заперт. Последнего — ну или того же самого в последний раз, потому что не уверена я, что речь идет не об одном и том же драконе, который всегда найдет способ пробраться в сердце обратно, как и отец — один, тот, который в детстве кажется витязем и защитником, потом — надежной опорой, а в конце — всего лишь надзирателем, который придирчиво изучает приходящих и уходящих из квартиры. Ты только распугиваешь мне всех, сказала я последнему, и он досадливо дохнул пламенем. Если я не буду тебя охранять, ты в два счета себя потеряешь, если я не буду тебя охранять, ты станешь добычей первого же рыцаря, которого занесет в эти края, и даже не заметишь, что он тебя недостоин. А если я не уберу защитные укрепления, сказала я ему, никто не проникнет в мое сердце, если я не прогоню тебя оттуда, никто не сможет обжить пустые помещения. Я — защита и жизнь, сказал он. Нет, сказала я, ты — только защита, а к жизни ты как раз и не подпускаешь меня. Хочешь, чтобы от тебя ничего не осталось? Хочешь первому незнакомцу швырнуть то, что ты есть? Хочу, сказала я. Плоть мы удовлетворяли и до сих пор, пока я был с тобой, сказал он, так чего ты еще хочешь? Плоть — это не все, ответила я, мне нужно больше, уходи и оставь городские ворота открытыми, оставь открытыми палаты моего дворца. Тогда дракон помрачнел, вот, всегда так, сказал он, я хочу как лучше, а в конце мне же приходится убраться. Ладно-ладно, наплачешься еще ты без меня. Будешь еще умолять, мол, драконушка, вернись, пожалуйста, но будет поздно, я уже буду за тридевять земель. Тогда ты поймешь, какую роковую ошибку совершила, расторгнув заключенный со мной контракт о защите. Многоглавый и многолапый, он еще потоптался немного, вдруг я передумаю, потом взмахнул крыльями и улетел, чтобы стать стражем сердец других девиц, таких, которые еще заслуживают охрану, у которых еще есть деньги и, не в последнюю очередь, запас времени на то, чтобы их охраняли.

Меня учили, что каждый рыцарь — объект торга: если надо, мы с ним торгуемся. Если необходимо, чтобы сделка была заключена, она и будет заключена. Дареному рыцарю в зубы не смотрят, говорили мне, каков есть, таков есть, просто он тот, который в нужное время оказался в нужном месте. Вот мы с ним и торгуемся, ведь здесь оказался именно этот рыцарь, с кем же еще торговаться, если не с ним. В жизни каждой принцессы появляется какой-нибудь рыцарь, причем точно в тот момент, когда должен появиться. Если же он — не само совершенство, — а, полно, кто в нашем мире совершенство. Отец твой — тоже нельзя сказать, что совершенство, а все же трое детей у нас родились, сказала мать принцессы, и как-никак прожила я с ним жизнь. Ну да, он был король, но вообще-то не ахти что. Не было у него ауры, и воздух вокруг него не фосфоресцировал, сидел он на троне в облаке вони, из-за газов, вырывавшихся из его тела: от жирной пищи уже в молодости у него испортилось пищеварение, но я и с этим смирилась. Постепенно забыла даже, что такое настоящий чистый воздух, а когда случалось попасть на экскурсию, на природу, я чуть легкие себе не отхаркивала, до того кашель мучил от свежего воздуха, богатого кислородом. Совсем от настоящего воздуха отвыкла. Дедушка твой тоже не был таким уж… Каким, спросила я. Совершенством, сказала бабушка, а все ж таки… Но теперь я, слава богу, одна. Выпало на старости несколько спокойных лет, не надо больше прыгать вокруг того старого блудливого кота. И во дворце свободней стало, как его нет. И на кровати удобней одной-то. Ох, мама, не стоило бы про папу так говорить, тем более после его смерти, сказала мать. Ладно, знаю, сказала бабушка, тебе он отец, но что я могу поделать, мне-то он мужем был… И в этом утверждении единственный позитив — то, что был.

Нет, сказала я, тот, который мне нужен, предметом торга не может быть, и не о чем тут торговаться: тот, кто мне нужен, будет именно тот, кто мне нужен, и он будет моим бесплатно, потому что платой ему буду — я. Кто угодно может быть — я, и кто угодно может быть — он, сказала бабушка, и еще сказала: это которого рыцаря мы уже прогоняем? Тот, последний, ей очень нравился. У предпоследнего нос был очень уж большой, не хочет она, чтобы правнуки у нее были с такими носами, но вот последний, тот — точно как надо. И вести себя умеет, и вкус у него есть: после обеда у бабушки он сказал, все было очень вкусно, просто пальчики оближешь, в общем, знает, что такое хорошая еда, вкус у него прекрасный. Я пока жду, сказала я, жду такого, кто будет точно таким, какого я жду. Только не преувеличивай, внучка, а то ведь ждешь, ждешь, да и прождешь. Не прожду, сказала я, не бойся. Случалось уже такое, сказала бабушка, знала я кой-кого, та то же самое говорила, что и ты, а в конце концов у них и детей не родилось. Хотя для этого дела мужчина и нужен-то на каких-нибудь десять минут, вместе с раздеванием и одеванием, а потом — будь здоров не кашляй. Оно даже и лучше, что не будет у ребенка отца, для чего-то же мы тут сгодимся, мы трое. Ах, мама, сказала мать, все ж не стоило бы так говорить. Почему же не стоило бы, давай будем реалистами, даже сказка правдива лишь тогда, если есть в ней реальные элементы, а это — уже один реальный элемент. Мужчина для чего нужен? Чтобы сделать свое дело, а после этого он — обуза только. Ну, может, если хоть деньги у него есть, от него какая-то польза, и то если он не жмот, а так — для чего? Но, мама, сказала мать, ей же еще только предстоит то, что у нас с тобой уже позади, ей — еще волшебство, праздник, а для нас — разгаданный трюк. Ох, ладно… только не хотелось бы мне умереть, не увидев правнуков, словом, лучше с этим поторопиться. Время — штука относительная. Ты еще молода, обернулась она ко мне, всего тридцать с чем-то, но для одинокой это кажется больше, чем для женщины с двумя маленькими детьми.