Р.А.Б. - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 63

Мы бежали через кусты, школьные дворы, помойки. Бежали не оглядываясь и не говоря ни слова. Мы слышали только собственное тяжелое дыхание и буханье сердца где-то там, в животе. Минут через пятнадцать, поняв, что погоня отстала или потеряла нас из виду, мы упали, задыхаясь, на расшатанную, припорошенную снегом скамейку.

– Чуть не поймали! На пару минут раньше бы приехали, и все!

– Это та же тачка была?

– Думаю, нет. Облава. Они несколькими машинами район прочесывали.

– Интересно, ребята отвалили?

– Завтра узнаем. Слушай, я представил себе лица этих работяг, которые выбежали в исподнем свои «помойки» тушить. Знаешь, я каждый раз об этом думаю. Об их тупых, растерянных лицах…

Он закрыл лицо руками, трясясь от смеха. Он ржал долго, заливисто. Его истерика передалась и мне. Мы смеялись в голос, развалившись на скамейке и запрокинув головы в небо. Это был смех безысходности. Смех людей, у которых в жизни не осталось ничего веселого. Смех экстремистов от отчаяния.

Минут через двадцать мы стояли на площади у метро «Водный стадион» и болтали с ментом лет сорока пяти.

– И чо, поймали?

– Да какой там! – Мент махнул рукой. – Облавы каждую неделю, а толку нет. Сегодня опять на районе семь тачек сожгли. Два часа назад.

– Вот суки какие! – с чувством сказал Загорецкий. – Собственными руками бы душил ублюдков!

– Говорят, молодая шпана. Ну, гопники, или типа того. Такие дети пошли…

– Им же заняться нечем после школы! – посетовал я. – А родители бухают.

– Мы сегодня у телок тут одних подвисли и видели из окна, как ваши тачки рассекали, – посерьезнел лицом Загорецкий. – Я еще подумал, чего случилось-то?

– А это где, у телок? – внезапно проявил бдительность мент.

– Да тут, рядом, – махнул в сторону домов Загорецкий. – На Флотской.

– Ясно, – как-то обреченно выдохнул мент. – Ладно, мужики, пойду работать. Удачи!

– И тебе, – сказал я.

– Дети плохие! Вы подумайте! А кто, сука, их нарожал-то в 1992-м? Я? Или он? А родители, можно подумать, лучше, – возмущался Загорецкий, когда мент ушел. – Главное, всегда запоминай улицу, на которой «работаешь». Вот для таких случаев. Менты, как правило, свой район знают хуже тебя.

Это случилось в начале февраля, когда Загорецкий впервые кинул мне ссылку и пароль на сайт www.front2009.ru. Ярко-красная страница с логотипом, на которой клерк, держащий двумя руками японский меч, разрубает компьютер, и слоганом:

СОЮЗ КОРПОРАТИВНЫХ САМУРАЕВ

На сайте было все – форум для общения, хроника незаконных увольнений, советы по борьбе за свои права в случае задержки зарплаты, сокращения штатов и прочих падавших на наши головы неприятностей. Руководил сайтом человек с никнеймом Том и еще пятерка близких к нему людей. На сайте образовались сообщества по сферам деятельности: торгаши, банкиры, страховщики, продавцы электроники.

Начиналось все весьма невинно. Сначала мы просто делились своими проблемами в сети, потом стали встречаться в барах, обсуждая ответные атаки на форумы интернет-гопников, которые постепенно выживали нас с «Одноклассников» и из «ЖЖ». Но чем сильнее был общественный негатив, чем чаще мы слышали в свой адрес оскорбления в транспорте, подъездах и на улицах, чем больше наших коллег получали письма, уведомлявшие, что в их услугах больше не нуждаются, тем сильнее в нас закипала злость.

Сначала «акции сопротивления», как мы их называли, носили локальный характер: на форуме время от времени появлялись сообщения о том, что посетители сайта обрушили локальную сеть в своем офисе, или измазали краской лобовые стекла такси, припаркованных в их дворе, или парализовали на день службу логистики, взломав программу, распределявшую заказы по машинам.

Потом акции стали жестче – спущенные колеса и разбитые стекла машины ненавистного HR-менеджера или вдребезги разнесенный сервер на предприятии. Но настоящим катализатором движения стала новость о появлении картеля.

В один прекрасный день СМИ радостно сообщили, что «в целях консолидации перед лицом кризиса» тридцать ведущих компаний крупного бизнеса объединились в союз под названием «Картель30», который, как сообщалось в пресс-релизе, «готов стать системой, помогающей государству выйти из периода экономической нестабильности и сохранить максимальное количество рабочих мест». Через неделю в союз вошли еще двадцать компаний, в том числе наш «Крахт Тойз», а еще через неделю картель пролоббировал в Госдуме поправку к трудовому законодательству, позволяющую сокращать сотрудников без выплаты компенсаций. Поправка носила «временный» характер, и вводилась для того, чтобы компании «не утонули под бременем исков со стороны сотрудников».

Пресс-секретарь картеля нес такую же ахинею, как наш Сморчков:

– Мы ставим перед собой задачу сохранения экономики страны. Сохранения корпораций. Затем, чтобы вам было куда вернуться.

Общество в лице трудящихся заводов, фабрик и госпредприятий, которых телевизор заверил, что их это не коснется, долго и продолжительно аплодировало, поливая помоями «менеджерье».

В ответ на эту «справедливую антикризисную меру» мы начали действовать. Мы жгли машины в Бутово, Марьино, Орехово-Борисово, Текстилях и Химках. Мы сжигали дотла ВАЗы, «Лады», «Шеви-Нивы» и прочие развалюхи гребаного пролетариата. Мы утверждались как класс.

Раз в неделю в разных концах Москвы наша группа вела «огненную герилью». Деловые костюмы и портфели в руках служили отличной конспирацией. Как правило, нас даже не останавливала милиция. В прессе распространилась легенда о таинственных подростках-«пироманьяках». Мы злорадно подхихикивали. Но ничего, кроме этого, акции не приносили. Ничего, кроме еще большей злости и ощущения собственной беспомощности. Ни у кого не хватало смелости брать на себя ответственность за поджоги. Ее не то что не хватало – ее не было…

Однажды в пятницу курилки наполнились слухами, почерпнутыми из «надежных источников в сети», о том, что в понедельник доллар будет стоить на пять рублей дороже. После обеда тысячи клерков бросились осаждать банкоматы. Это продолжалось все выходные. В банках образовались длинные очереди, жалящие слух телефонными разговорами, что «доллары кончились даже в Сбербанке». Неудивительно, что чертова паника подтянула к понедельнику доллар к очередной рекордной отметке.

Со вторника поползли слухи, что вот-вот в банкоматах закончатся и рубли. Я не боялся смотреть в сторону банков: свою карту я обналичил еще в четверг. Но это ничего не меняло.

Страх стал основой нашего существования. Он подступает незаметно. Сначала ты боишься обсуждать корпоративную политику по сокращению зарплат, потом боишься общаться с коллегами, чьим отделам грозит сокращение, потом боишься общаться с друзьями уволенных. Потом ты боишься даже заговаривать о своей компании с незнакомыми людьми. Потом страх как будто исчезает. Ты привыкаешь к нему, как привыкают к трущей ногу обуви. Ты перестаешь различать, где, собственно, кончается страх, и где начинаешься ты. Потому что тебя вроде как и нет. Есть только твоя корпоративная солидарность.

Сотрудник расформированного отдела внутренней логистики, кажется, его звали Егор, попытался выброситься из окна. Это случилось в тот момент, когда мы с Загорецким и кем-то еще возвращались из столовой. На наших глазах он разбежался по длинному коридору, зажмурился, пригнул голову, выставил вперед руки и… распластался по стеклу огромного офисного окна, неизвестно когда замененному на ударопрочное. Удар был таким сильным, что он, кажется, потерял сознание и сполз по стеклу, как какое-нибудь насекомое. Через минуту на месте были сотрудники эсбэ, которые подняли его под руки и поволокли по направлению к лифтам. Мы стыдливо отвернулись и постарались раствориться в своих пеналах, будто нас тут и не было. Уходя вечером домой, я обратил внимание, что на стекле не осталось даже царапины. Будто никто не скользил по нему на пол, оставляя за собой две кровяных дорожки из разбитого носа. Будто и Егора этого не было. Я поймал себя на том, что меня беспокоит не судьба Егора, а то, что в тот момент кто-то мог меня там видеть…