Синто. Героев нет - Пушкарева Любовь Михайловна. Страница 10
Я отрицательно покачала головой: несмотря на то, что мне вернут деньги за сегодняшнюю ночь, на аренду лошади может не хватить — слишком дорогое удовольствие.
— Ты не скучаешь? — спросила я, взяв его за руку. Он придвинулся ко мне и заглянул в лицо.
— Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен, — сказал он немного грустно. От этих слов и интонации разрозненные кусочки информации у меня в голове сложились в четкую картину.
— Ты не «кот», ты «охотник», да? — спросила я.
Он грустно усмехнулся и кивнул.
— Да и ты не «воин», а «охранник», — сказал он мне.
Я призадумалась. Симвотип «кот» предполагает некую созерцательность в сочетании с замкнутостью на себя и гибкостью, легкостью характера; этот симвотип наиболее распространен среди донжанов. «Охотника» же характеризует стремление к совершенству и достижение одной цели за другой, этот тип наиболее подходит коммерсантам, и вообще считается удачным, так как такое сочетание черт помогает добиться успеха в жизни. «Охотник»-донжан — это, по большому счету, человек не на своем месте.
— Ты не тяготишься своей профессией? — вырвалось у меня. Невежливый вопрос, но Эфенди не обиделся.
— Не тяготился до определенного времени. В последний год стало очень много заказов, иногда не дают даже приблизительной информации на гостей… Тяжело стало играть. — Тут он встрепенулся. — Только не подумай, что я неискренен с тобой; кроме тебя, никому и в голову не придет, что я не «кот».
— Но как тебя учили? Ведь в детстве симвотипы ярче, вряд ли ты сменил его, став взрослым? — у меня не укладывалось в голове: ведь ребенка не будут учить тому, к чему у него нет предрасположенности, или наоборот, не учить тому, к чему есть таланты.
— Жесткий контракт.
— То есть?
— Моя мать — Рокен-Тири, и то, что у нас совпадает фамилия, как ты знаешь, означает, что она родила без разрешения отца. Она была «черным браслетом», хоть начинала гейшей… И она заключила с Домом Красоты жесткий контракт без права смены обучения.
— Но почему она так поступила, как можно обрекать своего сына на чужую долю?
— Не знаю. Мне думается, что это была месть моему отцу, вроде бы он был виной тому, что она сменила браслет на черный. — Эфенди избегал слова «проститутка», заменяя его на «черный браслет». Не знаю, что бы чувствовала я к своим родителям, если бы меня обрекли заниматься не своим делом, вряд ли я была бы так корректна.
— Только не подумай… Профессия донжана — не такое уж несчастье, я бы даже сказал, большое счастье, — попытался перевести все в шутку Эфенди.
— Угу, учитывая, что ты смог и в ней добиться успеха… — Мне шутить не хотелось. Я думала о том, что, будь Эфенди хоть коммерсантом, хоть экстерминатором, хоть кем-то еще, кроме донжана, он мог дорасти до того, чтобы стать мне ровней. Я бы его подтянула, в крайнем случае. Аристократу может быть ровней любой профессионал своего дела, исключение составляют лишь донжаны — клан неудачников, породниться с кем-то из них — позор. Если от них рожают детей, то дают им фамилии матерей, и точка. Эфенди догадался, о чем я думаю.
— Если бы я не был донжаном, мы бы не встретились, увы, не моя совершенная коската, — сказал он, поцеловав мне руку.
Коската, совершенная коската, странный комплимент — называть девушку клинком, но именно за этот точный, как симвотип, комплимент я и полюбила Эфенди. Между нами никогда не звучало слово «любовь», только «ты мне дорог», «я тебе благодарен», изредка — «милый друг». И все. Любовь — это между равными. Грустно.
— А почему ты решил, что я «охранник»? — спросила я, чтобы сменить тему.
— Ты слишком чуткая для «воина», и семья для тебя значит очень много, больше, чем собственная карьера. Тебе не нужно то, что есть у кого-то другого, но и своего ты никому не отдашь. И вообще, ты ориентирована только на свою семью, на самый близкий круг, а все остальные для тебя — чужаки.
Я задумалась, возразить было нечего.
— Но тестирование…
— Ну, во-первых, стопроцентным «воином» ты никак не могла быть.
Я кивнула, это действительно так, результаты были процентов на шестьдесят-семьдесят.
— А во-вторых, при обучении симвотипы мутируют, от тебя ждали поведения «воина», и ты надела его маску. Так же, как и я: у меня во всех эгофайлах стоит «кот», семьдесят процентов.
Да, было над чем подумать. Мы молча сидели взявшись за руки, диванчик мерно покачивался. Недлинный разговор у нас вышел, но я знала, что буду вспоминать его снова и снова.
Эксы показались не со стороны парка, а из-за дома; они были чем-то возбуждены. Увидев нас вдвоем в расслабленных позах, они смутились и приостановились. Мы поднялись.
— Прошу вас, господа, — позвала я.
Они приблизились. Эфенди тем временем придвинул стулья к столу.
— Присаживайтесь. Воды? Минеральной, лимонной? — как и положено хозяйке, поинтересовалась я.
— Минеральной. Лимонной, — вразнобой ответили они, — если можно.
Я вежливо улыбнулась и двинулась на кухню, но Эфенди жестом остановил меня и сам пошел за водой. Мы молча подождали его возвращения, он принес поднос с двумя графинами, стаканами и всякой всячиной, вроде орехов и яблочных чипсов. Я разлила воду по стаканам и придвинула к гостям закуски. Подождав, пока они отопьют, наконец спросила:
— Так каковы результаты?
Притихшие было эксы опять встрепенулись.
— Леди, он оставил кладку, и мы ее обнаружили, — сказал старший с легкой гордостью. — Ну, и уничтожили, конечно.
Как неприятно, все равно, что узнать, что у тебя под домом лежала бомба.
— А где она была?
— С внешней стороны, но если бы они вылупились, поместье было бы в опасности.
Я кивнула, это и так понятно.
— Есть гарантия, что кладка одна?
— То, что она одна, — вероятность девяносто пять процентов. Мы составили акт и уладили все формальности с вашим управляющим.
Это довольно высокий процент гарантии, и эксы будут нести ответственность, если выяснится, что они пропустили еще одну.
— У вас есть предположения, откуда так близко к поместью взялся нажравшийся крысодлак? — Крысодлаки делают кладку, только наевшись свежатины.
Поместье стояло у подножия невысокой горы, а земли арендаторов шли вверх, превращая склоны в сельхозтеррасы и сады. Между арендаторами и поместьем еще лежала полоса леса, так что, как правило, всех крысодлаков, приходящих с верхних, необработанных территорий, останавливали фермеры. Вопрос, который я задала, был, мягко говоря, неудобен эксам: ведь кто-то допустил ошибку, и возможно, именно они.
— Ваши новые арендаторы, похоже, столкнулись с пришедшим сверху одиночкой и решили справиться с ним своими силами, и им это удалось, но они не стали искать его кладку и нас не вызвали.
Я нахмурилась.
— Однако. Странные вещи вы говорите.
Отвечал на мои вопросы только старший, младший тем временем тихонько закусывал то чипсами, то орехами, но тут вмешался.
— Он у них собаку загрыз, и они вечером отравили то, что он не доел. Крысодлак пришел на следующий день утром, съел и сдох. Они не думали, что он успел за это время отложить кладку.
— Не думали! А почему вас не вызвали подтвердить то, что «не думали»? — спросила я зло.
— Нас вызвать — денег стоит, — сказал старший.
— Не надо оправдывать глупость, — сказала я ему спокойно. — Денег-то стоит, но я теперь могу разорвать с ними контракт, без выплат, за нарушение закона о крысодлаках, и чего им это будет стоить?
— Когда кладка вылупилась, они кучно пошли, и эти Бромеры успели вызвать нас, так что мы накрыли почти всех тварей, — молодой уводил разговор в прежнее русло.
— И чью землю вы пожгли? Их или чужую?
Эксы переглянулись.
— Дуайтов. Томатное поле, так что они… — экс не закончил мысль, и так ясно, что Дуайты легко отделались. Если бы там были деревья или многолетние кусты, им было бы хуже, но все равно люди пострадали за чужие ошибки.
— Так вы говорите, почти всех…
— Да… ваш второй.