Синто. Героев нет - Пушкарева Любовь Михайловна. Страница 8

Сейчас дом внутри несколько преобразился, частично поменялась мебель, занавеси, я бы сказала, что он сменил статус: тогда, шесть лет назад, он все еще напоминал семейное гнездышко, теперь же это было жилище холостяка, ничего женского в доме почти не осталось. Эти перемены произошли за два года. Когда я оказалась тут в третий раз, то была уже не одна, со мной приехал Эфенди. Поместье встретило меня как гостью. Может, я и загрустила бы от этого, но Эфенди и грусть — понятия-антагонисты. Я заново полюбила поместье, проведя там лучшие дни своей уже взрослой жизни.

И вот сейчас, идя по скудно освещенной дорожке, я видела приветливый свет, все четче проступавший между деревьями. Дом ждал меня с горящими окнами, на входе стоял смотритель, вглядываясь в тени между деревьев. Я замедлила шаг, захотелось поиграть с ним в прятки, но не тут-то было.

— Леди Ара-Лин, выходите, — раздался радостный голос. — Ваши кофры вас выдают.

Я со смехом выбежала к нему, кофры-предатели медленно поплыли за мной. Я обняла его, церемонно коснулась щекой его щеки и с тревогой вгляделась в лицо. Эзра Хосе-Хашито был всего на десять лет старше отца, что не мешало мне считать его стариком всю мою недолгую жизнь, в нем чувствовалась сильная азиатская кровь, и он ни капли не был похож на моего отца, хоть и доводился ему дядей. Молодость он провел, работая экономистом в своей семье Хосе, выращивавшей кофе, но ничем особо не выделился. Семьи так и не завел, для той, которую любил, он был слишком сер — не пара, а жить с нелюбимой не захотел. Когда отец предложил ему стать управляющим в поместье, Эзре было уже под сорок, и он с радостью уступил место в конторе более молодому, а сам перебрался к нам в глушь. Он полюбил поместье, полюбил дом и парк, здесь он оказался на своем месте.

— Как вы подросли, леди Ара-Лин, — сказал он с улыбкой.

— А ты, хвала предкам, не изменился, — сказала я с облегчением. Действительно, эти полтора года, которые мы не виделись, не оставили на нем следа.

— Человека меняют события, а их тут нет, только времена года сменяют друг друга, — сказал он с явным удовольствием. Может, и я когда-нибудь доживу до того, что буду радоваться отсутствию перемен… хотя вряд ли.

— Пойдемте в дом леди… — он как-то внутренне напрягся и первым направился к двери, зашел и придержал ее для меня изнутри. В чем же дело? — мелькнуло в голове. Я зашла, подсознательно ища опасность, и не сразу поняла, что к чему. А дело было в цветах и бонсаях, в изящных безделушках, расставленных со вкусом и там, где надо.

— Госпожа Алани долго гостила? — поинтересовалась я.

— Не то чтобы долго… — замялся Эзра.

— Но одновременно с отцом, — закончила я за него. Старик спрятал глаза.

— Да ладно, госпожа Алани почти член семьи. Живому — живое, — с легкой грустью сказала я. Эзра всмотрелся в меня и поверил в чистосердечность моих слов, напряжение, все время сквозившее в нем, ушло.

— Ваш отец богатый человек, леди Ара-Лин.

Я благодарно улыбнулась: высокая похвала. Это синтское выражение не имеет никакого отношения к деньгам, богатство у нас означает наличие достойных наследников — гордости и опоры родителей. Так говорят, признавая мудрость и достоинство и родителей, и детей.

Отца не в чем упрекнуть; когда мама была жива, он виделся с Ланой только по деловой необходимости и всегда в присутствии третьих лиц, не давая ни малейшего повода думать, что он не уважает или не любит свою высокородную жену. После маминой смерти его почти два года не было на Синто, он прилетал на неделю и пропадал на месяцы, я уверена, что в то время он с Ланой не виделся. А ведь она ему не чужая — мать его сына, первая женщина. Единственная женщина, которую я потерплю рядом с отцом, только потому, что твердо знаю: она любит моего отца и уважала мою мать и за все эти годы, как бы тяжело ей не было, ни словом, ни делом не попыталась встать между ними.

— Я заготовил для вас овощи и фрукты как обычно… и форель, и свежие зерна кофе. — Мы пришли на кухню для детального инструктажа. Эзре нравилось проявлять заботу и демонстрировать хозяйственность. Учитывая, что в доме подолгу не жили, ему это не часто удавалось. Минуты три он напоминал, что где лежит и как что включать, я смотрела на него с улыбкой. В перерыве между фразами он поднял на меня глаза и смутился…

— Да вы, верно, и сами все помните, — сказал он.

— Конечно, помню, ты очень хорошо все рассказал в прошлый раз, — сердечно ответила я, обижать его мне совершенно не хотелось. Он все понял правильно.

— А, вот еще что, — он нахмурился. — Крысодлаки опять появились в наших местах. Я усилил защиту на ограде, поставил отпугиватель, хотя мне кажется, он на них не сильно-то действует. Стая к нам, конечно, не попадет, но вдруг одиночка… Эти ж твари подкопы могут делать, вы знаете…

— У меня есть с собой медбраслет, но, боюсь, срок его действия истекает… — обеспокоенно сказала я. Эзра кивнул и достал из кармана два медбраслета.

— Второй на всякий случай, для вашего гостя.

— Спасибо, ты очень предусмотрителен.

— Оружие в столике, в прихожей, лучше не выходите без него. — Подумав над тем, что сказал, добавил: — Простите, леди Ара-Лин, я не могу перестать заботиться о вас.

Что на это можно ответить? Только улыбнуться.

— Ну, все, я вас оставляю, если что — я на связи. Хорошего вам отдыха.

— Спасибо, Эзра.

Я взяла браслеты, их дизайн не меняется годами и не подвержен никакой моде; три условных кнопки: белая — ожог мортортики, красная — яд крысодлака, и черная — укус марипозы — и три ряда точек на внутренней стороне — впрыскиватели. Мортортика — что-то вроде сороконожки, марипоза — бабочка, их почти вывели с терроформированой территории. Крысодлаков вывести невозможно, несмотря на название, это ящерицы размером с небольшую крысу, с огромной челюстью, хищные, высоко прыгающие и роющие землю. Когда они сбиваются в стаю — нужна плазмогаубица, на них так и охотятся — с воздуха. Выжить, наткнувшись на стаю, невозможно, но чаще встречаются одиночки. Они нападают всегда, мимо не проходят, безошибочно определяя, где горло. Даже поговорка есть: «Плохо, как встреча с крысодлаком». Если успел увидеть хоть чуть раньше, чем тварь взлетит к твоему горлу — заслонись рукой, она вопьется, впрыснет яд и не отпустит, пока не оторвет кусок, а пока будет отрывать, можно убить, если есть оружие. Говорят, от страха и желания жить можно убить и голыми руками, но слабо в это верится. Крысодлаки — совершенные убийцы. Периодически возвращается теория, будто они — порождение человека, а не природы, что при терраформировании этот монстр был подброшен для уничтожения всех прежних обитателей планеты. Только то, что он будет охотиться также и на людей, никто не учел. У этих убийц только одна слабость — они не активны ночью и в темноте впадают в оцепенение.

С детства все синто носят медбраслеты, и иностранцы тоже, хотя многие пренебрегают ими до очередного известия о нелепой смерти. Я надела браслет выше локтя, надо к нему заново привыкнуть.

Спать не хотелось. В отцовском кабинете я перекодировала с «души» запись моего дорожного разговора с безами, сопроводила комментариями, сформировала закрытое письмо и отправила отцу на Дезерт. Подумала и отправила письмо для Ронана — так, ни о чем, просто, чтобы не забывал сестричку. Надеюсь, оба послания пойдут одним прицепом и часа через три будут уже на Дезерте. Информационное сообщение сейчас относительно быстрое, число инфобуев растет с каждым годом. Буй ловит с планетного ретранслятора, который распределяет сообщения по планетам-адресатам, формирует прицеп, ныряет во врата, проверяет координаты, передает, затем принимает и ныряет обратно, чтобы передать полученное на ретранслятор и повторить все заново. Вот так, по цепи инфобуев и общаемся. Письма кодируются личными кодами; буи относительно недавно стали сверять координаты, а раньше их могло вынести куда угодно, и они на автомате сбрасывали прицеп неизвестно куда. Но как ни совершенствовали инфосистему, все равно стопроцентной четкости в ее работе нет, поэтому, если шлется что-то важное, заказывается уведомление о получении, и письмо отцу я послала с уведомлением. От нечего делать просмотрела почту — ничего интересного, письма для отца автоматом пересылались на Дезерт, рекламы почти не было. Читать что-то из учебников не хотелось, а развлекательные книги и фильмы я не люблю — зачем мне чьи-то выдумки. В конце концов я решила приготовить что-нибудь эдакое к приходу Эфенди. Провозилась на кухне часа три, нарезала четыре салата, испекла яблочно-абрикосовый пудинг и медовую коврижку, попутно, как водится, наелась так, что начало клонить в сон.