История США от глубокой древности до 1918 года - Азимов Айзек. Страница 101

Однако Гамильтон находился на переднем крае политических баталий, и, хотя он, возможно, и был самым блестящим человеком в Америке, он был также самым непопулярным человеком. Его обвиняли в финансовых нарушениях и любовных связях с несколькими женщинами, и часть грязи, которой его забрасывали, не могла к нему не пристать. Нельзя было и думать о том, чтобы пытаться добиваться его избрания, и уж тем более — управлять страной.

Кроме него был еще Джон Адамс. Адамс был низенький, толстенький, тщеславный, холодный, бестактный и несимпатичный, однако он, бесспорно, был умен, талантлив, безупречно честен и имел немало заслуг перед страной. Он был одной из ведущих фигур в борьбе против Закона о гербовом сборе, в движении к независимости, в переговорах о заключении мирного договора. Он был послом Соединенных Штатов в Великобритании (и этот пост был весьма непростым, если вспомнить о положении дел в тот период) и восемь лет провел на неблагодарном посту вице-президента, на котором чувствовал себя раздражающе бессильным.

Однако Гамильтону Адамс не нравился: он считал его недостаточно рьяным федералистом и слишком слабым почитателем Гамильтона. Гамильтону хотелось остаться серым кардиналом, и он начал кампанию, чтобы убедить выборщиков при голосовании за Адамса голосовать также и за Томаса Пинкни (который добился заключения Договора Пинкни и потому был популярен в тех областях, население которых в противном случае было бы на стороне демократических республиканцев).

Гамильтон делал вид, будто за этим стоит стремление помешать Джефферсону занять второе место и стать вице-президентом. Однако считается, что на самом деле он надеялся на то, что личная непопулярность Адамса может привести к тому, что некоторые выборщики проголосуют за Пинкни, но в последний момент решат не голосовать за Адамса. Тогда Пинкни стал бы новым президентом, что для Гамильтона было бы предпочтительнее.

К несчастью для Гамильтона, это произвело обратный эффект. Некоторые его неблаговидные намерения стали известны Адамсу, и те выборщики, которые ему симпатизировали, в некоторых случаях отдали свой второй голос Джефферсону назло Гамильтону. В результате этого голосования Адамс получил 71 голос, Джефферсон — 68 голосов, а Пинкни — 59 голосов.

Адамс стал вторым президентом Соединенных Штатов, а Томас Джефферсон — вторым вице-президентом.

Эти выборы обнажили серьезный недостаток конституционной системы выбора людей на эти два поста. Создатели конституции предполагали, что выборщики будут отдавать предпочтение людям, руководствуясь высокими идеалистическими принципами, так что лучший из кандидатов становился бы президентом, а второй по порядку — вице-президентом.

Оказалось же, что вместо этого выборщики голосуют по партийным соображениям. Это привело к тому что, вероятно или даже почти наверняка человек, получивший второе количество голосов, окажется представителем партии, оппозиционной человеку с наибольшим количеством голосов — как в данном случае и произошло.

С точки зрения федералистов, хорошо было то, что вице-президент имел очень мало власти. И к тому же федералисты удачно провели выборы в конгресс благодаря сохранявшемуся в стране общему недовольству произволом Французской революции. Пятый конгресс, собравшийся в 1797 году, увеличил большинство федералистов еще на один голос в Сенате, где теперь соотношение партий составило 20 человек к 12, а в палате представителей — на четыре голоса, где оно составило 58 к 48.

Самым неприятным для федералистов аспектом выборов стало то, что вражда Гамильтона и Адамса продолжилась, буквально расколов партию на две части. Адамс, лишенный гибкости настоящего политика, оставил на своих постах всех членов кабинета министров Вашингтона. В их число входил Пикеринг в качестве государственного секретаря, хотя Пикеринг был целиком на стороне Гамильтона и не видел ничего дурного в том, чтобы изменить своему шефу. Хотя Адамс совершенно точно знал, что некоторые члены кабинета министров спелись с Гамильтоном, его холодная порядочность заставила его оставить их на местах, покуда он считает, что они хорошо исполняют свои обязанности.

Когда 4 марта 1797 года прошла инаугурация Адамса (а Вашингтон стал первым экс-президентом страны), государство стояло перед ситуацией, которая была гораздо серьезнее межпартийных распрей.

Франция была в ярости от Договора Джея, по которому Соединенные Штаты оказались коммерчески связанными с Великобританией, и отсутствия американской благодарности за помощь Франции, оказанную пятнадцатью годами ранее.

Поэтому она начала политику преследования американских торговых судов, и в декабре 1796 года, когда Чарльз Котсуорт Пинкни из Южной Каролины (род. в Чарлстоне 25 сентября 1746 года, старший брат Томаса Пинкни и делегат Конституционного конвента) был отправлен послом во Францию, французское правительство отказалось его принять. Он был вынужден переехать в Нидерланды. Оказалось, что 15 ноября Франция разорвала дипломатические отношения с Соединенными Штатами.

Это было очень похоже на войну, и некоторые крайние федералисты были готовы довести дело до открытых военных действий. Однако Адамс был не готов рисковать и начинать войну, не предприняв каких-то попыток ее предотвратить. Он отправил в Европу на помощь к Пинкни еще двоих человек. Одним из них был Джон Маршалл, федералист из Виргинии, особенно полезный партии потому, что он был смертельным врагом Томаса Джефферсона. Вторым был представитель Массачусетса Джерри, ярый демократический республиканец. (Это создало прецедент, в соответствии с которым во внешней политике нельзя полностью игнорировать оппозиционную партию.) Все трое получили инструкции сгладить ситуацию с Францией. Французское правительство согласилось вести с ними переговоры, и 4 октября 1797 года они прибыли в Париж.

В этот момент террор, которым был отмечен самый радикальный период Французской революции, закончился, и Францией управляла умеренная, но глубоко коррумпированная Директория в составе пяти человек. Их министром иностранных дел был блестящий Шарль Морис де Талейран-Перигор, одним из недостатков которого была чрезмерная любовь к деньгам и готовность брать взятки.

Три агента Талейрана встретились с американскими делегатами и быстро дали им понять, что от них требуются деньги. Если американцы хотят добиться мира, то им придется за него заплатить.

Американские делегаты не имели полнохмочий предлагать деньги, но когда они пытались начать разумные разговоры, все тут же упиралось в деньги. Наконец один из французских посредников сказал об этом совершенно открыто и потребовал ответа.

Раздосадованный Пинкни дал ему ответ. Он ответил: «Нет-нет, ни шестипенсовика». (Позже возникла легенда, будто он сказал: «Миллионы на оборону, но ни цента на дань», но подобные вещи обычно задним числом придумывают специалисты по связям с общественностью.)

Этим дело закончилось. Пинкни и Маршалл уехали на родину. Джерри, демократический республиканец, на какое-то время задержался в слабой надежде на то, что Франция одумается. Потом уехал и он.

Глупые действия Франции (а иначе их не назовешь) стали для федералистов настоящим подарком. Адамс приказал опубликовать все подробности происшедшего (заменив имена трех представителей Талейрана буквами X, Y и Z, так что это происшествие получило название «Дело Икс-Игрек-Зет»), и Соединенные Штаты кипели возмущением.

Впервые — и единственный раз в жизни — Адамс ненадолго стал народным героем. В это время Джозефом Хопкинсоном из Пенсильвании (родился в 1770 году) была написана песня «Салют, Колумбия» (Hail, Columbia). В ней прославлялись Вашингтон, названный прямо, и Адамс как «вождь, который отдает приказы ныне». Ее пели повсюду под бешеные аплодисменты, а демократические республиканцы лишились дара речи. Даже Джефферсону нечего было сказать.

На волне патриотизма федералисты достигли пика своей популярности. Во время промежуточных выборов Шестого конгресса (то есть не совпадавших с президентскими) федералисты получили еще шесть голосов в палате представителей, так что соотношение их голосов с голосами демократических республиканцев составило 64 к 42. И хотя федералисты потеряли одно место в Сенате, там их большинство все равно оставалось убедительным (19 к 13).