История США от глубокой древности до 1918 года - Азимов Айзек. Страница 77

Битва при Беннингтоне стала для Бергойна катастрофическим поражением, не соизмеримым с числом погибших. Это поражение означало, что он не получит продовольствия и припасов. Более того, известие об этой победе вызвало новый приток добровольцев в американскую армию, так что Бергойн оказался в окружении все увеличивающихся отрядов.

Ему предстояло либо сражаться, либо погибать от голода, и с каждым днем его положение все ухудшалось.

Но где же в это время находился генерал Хау, который, в соответствии с планом Бергойна, должен был повести свою армию вверх по течению реки Гудзон, чтобы таким образом взять американцев в сокрушающие клещи?

Как это ни удивительно, но Хау решил направиться совершенно в другом направлении. Даже для Хау это кажется невероятным.

Существует легенда, по которой в этом виноват оказался лорд Джордж Джермейн, член кабинета министров Великобритании, курировавший колонии и определявший общую стратегию этой войны. Он принял план Бергойна и должен был сообщить Хау, какой именно должна быть его роль. Однако считается, будто лорд Джермейн отправился на уикенд и, спеша отбыть, засунул послание, предназначенное Хау, в одну из ячеек, решив отправить его по возвращении. Однако когда он вернулся, то совершенно об этом забыл.

Это представляется маловероятным. Хотя член кабинета министров (как и любой другой человек) вполне способен проявить небрежность даже в самом важном деле, Хау даже без инструкций должен был знать, что ему следует двигаться на север на соединение с Бергойном.

По-видимому, Хау действительно это понимал — однако его волновало нечто другое. Он прекрасно сознавал, что его собственные действия в этой войне на тот момент оказались крайне неудачными. Банкер-хилл по-прежнему оставался его непрекращающимся кошмаром, а теперь кампания 1776 года в Нью-Йорке и Нью-Джерси стала еще одним кошмаром. Хотя он занял Нью-Йорк и нанес Вашингтону несколько поражений, эти поражения не стали решающими. Вашингтон снова и снова ускользал от него, а потом еще выставил полным идиотом с помощью своего успешного маневра у Трентона.

Хау был полон решимости загладить свои прошлые ошибки каким-либо блестящим военным ударом, который раздавит Вашингтона. Соединение с Бергойном могло бы привести к окончанию войны, но тогда вся слава досталась бы Бергойну. Похоже, Хау убедил себя в том, что если он займет Филадельфию, то сможет вынудить американцев капитулировать, присвоив всю славу себе — особенно в том случае, если он займет Филадельфию, а потом стремительно двинется на север и соединится с Бергойном. Каким-то образом Хау сумел убедить Джермейна в этом, и этот идиот, пообещавший Бергойну, что Хау придет на север и соединится с ним, после этого разрешил Хау отправиться в другом направлении.

И вот 23 июля 1777 года, пока Бергойн в поту и мыле шел через леса южнее озера Шамплейн, Хау, которому следовало бы двигаться вверх по Гудзону, преспокойно погрузил 18 000 солдат на корабли и поплыл на юг. Он не собирался пересекать по суше штат Нью-Джерси, где за ним наблюдал Вашингтон. Вместо этого он доплыл по морю до Чесапикского залива, а потом пересек залив, чтобы высадиться всего в нескольких километрах от Филадельфии и застигнуть город врасплох.

Конечно, в море его остановить ничто не могло, и 25 августа (после того как битва при Беннингтоне и отступление Сент-Лед-жера уже поставили Бергойна в отчаянное положение) Хау высадил свою армию на берег там, где сейчас находится Элктон, Мэриленд, — примерно в 70 километрах к юго-западу от Филадельфии.

Вашингтон, который, естественно, ожидал, что Хау двинется к Олбани (кто же мог предвидеть, до чего дойдет глупость Хау?), постепенно смещался на север, но, получив известие о высадке Хау, быстро повел свою армию численностью 12 000 человек на юг. Так как Хау двигался со своей обычной медлительностью, Вашингтон сумел перехватить британцев у ручья Брэндиуайн, примерно на половине пути от Элктона до Филадельфии.

11 сентября 1777 года состоялась битва при Брэндиуайне, и Хау, сражавшийся крайне сосредоточенно (теперь главной целью его жизни стал разгром Вашингтона), провел великолепные фланговые маневры. Он связал американцев атакой по центру, а затем направил колонны к обоим флангам. Вашингтон не имел таких хорошо обученных солдат, которые способны были бы противостоять прекрасно исполненным маневрам противника — и в этом сражении он потерпел полное поражение. Он потерял тысячу человек и вынужден был со всей возможной скоростью отступать к Филадельфии. Генерал Грин сумел провести организованное отступление и предотвратил еще более серьезную катастрофу.

Теперь ничто не могло помешать Хау войти в Филадельфию. Конгресс снова в спешке оставил город. 19 сентября он собрался в Ланкастере, Пенсильвания, в 100 километрах восточнее Филадельфии, а на следующий день переместился в Йорк, находившийся еще на 25 километров дальше к западу.

26 сентября 1777 года Хау занял Филадельфию и, переполненный торжеством победы, снова стал прежним Хау. Он не сделал попытки преследовать Вашингтона.

Напротив, Вашингтон считал, что никак нельзя позволить Хау контролировать Филадельфию, не предприняв никаких действий, направленных на то, чтобы выбить его оттуда. Главный лагерь Хау находился в Джермантауне, в 11 километрах к северу от Филадельфии — и 3 октября Вашингтон атаковал его очень хитроумным способом. План требовал, чтобы колонны вели атаку с различных направлений и приходили на помощь друг другу, осуществляя довольно сложные маневры.

К сожалению, необученные войска Вашингтона не могли проводить марши и контрмарши с должной четкостью. Кроме того, утро, в которое все это маневрирование должно было завершиться, выдалось туманным, и некоторые американские отряды, безнадежно заблудившись, стреляли по своим.

В итоге Вашингтон потерял еще почти тысячу человек и снова вынужден был отступать, а Грин еще раз великолепно справился с этой задачей.

После этого Хау устроился зимовать в Филадельфии. Местность очищена — и Вашингтон не посмеет его беспокоить. Высшее общество Филадельфии приняло его с радостью — и британцам еще никогда не было в Америке настолько комфортно.

Конечно, на севере у Бергойна силы заканчивались. Беспокоило ли это Хау, испытывал ли он хоть какие-то угрызения совести из-за того, что не сделал хотя бы формальной попытки направиться ему на помощь? Возможно, и нет. Он восстановил свою репутацию — по крайней мере, в собственных глазах, — одержав убедительную победу над Вашингтоном в двух битвах и заняв мятежную столицу. Возможно, он даже заставил себя поверить в то, что теперь, когда он обосновался в Филадельфии, американцы запросят мира.

Конечно, если судить по состоянию армии Вашингтона, Хау мог и не ошибаться. После двойного поражения при Брэндиуайне и Джермантауне Вашингтон ушел на зимние квартиры к Вэлли-Форджу, Пенсильвания, в 32 километрах к северо-западу от Филадельфии. Таким образом его армия оказывалась между британцами, оставшимися в Филадельфии, и конгрессом, заседающим в Йорке.

Для американцев эта зима была ужасной. Она оказалась необычайно холодной, с ранними снегопадами. Сельская местность была опустошена, и фермеры отказывались продавать что-либо небольшой американской армии, у которой для платы были только бесполезные купюры конгресса. Вместо этого фермеры торговали с богатенькими британцами из Филадельфии.

Оборванные солдаты мерзли всю зиму. Им не хватало пищи, у них практически не было теплой одежды — и даже с обувью были проблемы. Около трех тысяч человек умерли от лишений, а еще какая-то часть дезертировала. То, что тающий призрак армии еще держался и продолжал существовать, было почти полностью заслугой сильного командующего — Вашингтона.

Однако американская армия, при всех ее страданиях, хотя бы продолжала существовать. С армией Бергойна на севере дело обстояло хуже. Проиграв битву при Беннингтоне, которая вызвала приток американцев в армию Гейтса, Бергойн тем не менее продолжал двигаться вперед. Ему удалось дойти до Саратоги и даже миновать ее. Гейтс укрепил Бемис-хайтс в 27 километрах к югу от Саратоги и всего в 40 километрах от Олбани — и там дожидался приближения армии Бергойна.