Стражи. Боги холода - Макаренков Максим "bort1412". Страница 46

Вяземский остро глянул на пожилого человека, рассеянно поглаживавшего набалдашник черной трости. Магистр спокойно встретил его взгляд, кивнул:

– Да-да, ты не ослышался. Прежде, чем начинать бить тревогу, я должен получить неопровержимые доказательства, и понять, на каком уровне прикрывают авантюристов из Спецотдела. То, что в одиночку они не смогут провернуть серьезную операцию, понятно, ресурсы не те. Но и у нас сейчас не то положение, чтобы вступать в открытое противостояние. Мне было необходимо, чтобы ты сам понял картину происходящего. Я в тебе не ошибся.

Татьяна дергала его за рукав.

– Приземляемся, смотри какая красотища!

Прильнув к иллюминатору, она неотрывно смотрела в ночную тьму, посреди которой полыхало зарево ночной Москвы.

Плавно разворачиваясь, лайнер шел на снижение, давая возможность пассажирам сполна насладиться зрелищем.

До самого горизонта земля пылала электрическим огнём. Улицы и проспекты текли, запертые в берегах кварталов, переливающихся мириадами драгоценных камней.

– Когда смотришь на все это сверху, понимаешь, что город, действительно, никогда не спит, – шепнул Ян Тане на ухо. Она молча кивнула, не поворачиваясь, не в силах отвести завороженный взгляд от электрического моря внизу.

Даже если бы Таня пристально всматривалась в ярко освещенные улицы Москвы, она не увидела бы с огромной высоты небольшого особняка, со всех сторон укрытого от посторонних взглядов глухими стенами соседних зданий и густой листвой ухоженного парка.

Сейчас свет горел лишь в комнате охраны, да на крыльце, совершенно не разгоняя, а лишь усиливая ощущение глубокого мрака, поглотившего здание.

Со второго этажа доносились тихие скрипы и шорохи, заставлявшие охранников – тертых, ко всему привыкших парней, погромче включать звук маленького черно-белого телевизора, стоявший на столе в комнате дежурной смены, и совершать обход особняка только парами.

Еще несколько недель назад, когда на втором этаже не открылась эта чертова выставка, служба здесь считалась отдыхом – приходи, да заваливайся дрыхнуть, не забывая завести будильник, чтобы вовремя сделать обход.

Но теперь все изменилось. Что именно, охранники и сами не могли бы сказать, да их и не спрашивал никто. Но спать во время ночных смен они перестали – слишком жуткие кошмары снились. Да еще этот индеец, о котором господин Лесто предстасказал, что это куратор выставки, который некоторое время поживет в особняке, чтобы лично наблюдать за сохранностью экспонатов… Как же, куратор. Ага, так они и поверили.

Мороз по коже пробирал, стоило только ему пройти мимо. Да и запашок… нет, от него не воняло, как от бомжа, но люди безотчетно настораживались, ощущая почти неразличимый запах, от которого просыпались дремавшие тысячелетиями инстинкты – запах дикого хищного животного.

Один из охранников ночной смены шепотом рассказывал, что как-то зашел в темную комнату, и увидел едва различимую фигуру индейца, стоявшего у окна. Когда он повернулся, то глаза его светились в темноте.

Ему, конечно, никто не поверил, но, на всякий случай, все, кто работал в особняке, старались держаться от краснокожего подальше.

Охранник говорил правду. Глаза Ицкоатля действительно светились в темноте. Сейчас он уверенно шел по коридору второго этажа. Свет ему был почти не нужен. Подойдя к двери, за которой начинались его апартаменты, индеец на всякий случай обернулся, хотя и так знал, что за ним никто не следит, и вставил ключ в замочную скважину.

Войдя, закрыл за собой дверь и прошел в дальнюю комнату, ключ от которой держал на отдельном брелоке.

Войдя, плотно закрыл за собой дверь, и тут же склонился в почтительном поклоне.

В дальнем углу комнаты затеплился едва различимый голубоватый свет, постепенно очертивший фигуру сидящего человека.

Встав на колени, Ицкоатль подполз к нему, и снова поклонился, коснувшись лбом пола.

Раздался тихий шелестящий шепот, подобный шороху песка, сдуваемому ветром пустыни с холодного камня. Слова древнего языка тяжело падали в полумрак комнаты:

– Успешно ли идут приготовления к ритуалу, вождь?

– Да, Великий Жрец, пока никаких серьезных препятствий не встретилось.

Сидевший подался вперед. Каждое движение давалось ему с трудом, словно человек многие годы провел в неподвижности.

Индеец привычно подавил дрожь при виде мертвого лица, больше всего похожего на череп, обтянутый иссохшей неравномерно сморщившийся кожей. Лицо мертвеца, тело которого должно было рассыпаться в прах столетия назад.

Ицкоатль помнил, как впервые увидел эту жуткую фигуру, восседающую на каменном троне в глубине гигантского зала, высеченного в скале. Его привел туда отец, в тот день, когда понял, что больше не может выполнять обязанности вождя и защитника Говорящего с Тецкатлипокой.

Жрец подарил отцу покой, а Ицкоатль получил родовое имя, и всю мудрость предков, накопленную за время служения. А еще – немыслимое для обычных людей долголетие, которое, однако, казалось с жалким, по сравнению со временем существования Жреца.

Жрец приблизил свое лицо к лицу Ицкоатля и всмотрелся в глаза вождя.

– Тебя что-то беспокоит. Говори.

– Это не беспокойство, Великий Жрец. Я просто стараюсь предусмотреть все возможные препятствия.

– Ты мудр, – сухая, похожая на лапу хищной птицы, рука коснулась щеки вождя. – и ты знаешь, сколь велика награда Тецкатлипоки, а потому, я уверен, ты сделаешь все, что надо.

– Разумеется, Великий. Но я не могу не задавать себе вопрос – можем ли мы доверять чужеземному жрецу и его богам.

Жрец рассмеялся тихим шипящим смехом:

– Конечно же, нет. Именно поэтому мы и берем с собой для охраны собственных воинов. Надеюсь, о них ничего не известно посторонним?

– Разумеется, нет. Они там, где им и положено быть.

– Очень хорошо. Нам пора приступать к последним приготовлениям.

Глаза Жреца вспыхнули огнем жестокой радости:

– Жертвы. Пора готовить жертвы. Только молодые здоровые мужчины.

– Все будет исполнено в срок, – заверил Жреца Ицкоатль.

– И вот еще что, – задумчиво произнес жрец, – не забудь, что там, где будет проходить ритуал, не должно быть этого уродливого огнестрельного оружия чужеземцев. Это может вызвать гнев Тецкатлипоки или нарушить равновесие миров, необходимое для завершения. Только освященное веками оружие наших предков должно проливать кровь жертв.

– Разумеется, Великий Жрец, – снова поклонился Ицкоатль.

– Теперь иди. Я буду думать, – жестом отпустил вождя живой мертвец, свечение вокруг его усохшего тела, замотанного в слои шерстяного покрывала, померкло, и Ицкоатль, бесшумно ступая, покинул комнату.

Заперев за собой дверь, он постоял несколько секунд, размышляя, затем прошел к стене, возле которой стоял небольшой деревянный стол и пара стульев. Аккуратно отодвинул драпировку, закрывавшую большую часть стены. Показалась дверь, которую Ицкоатль открыл ключом, висевшим на общей связке.

Войдя, он долго вглядывался в темноту маленькой комнаты без окон. Включать свет не было нужды, он прекрасно видел десять мощных обнаженных тел. Его воины спали, погруженные Великим Жрецом в состояние близкое к смерти.

Скоро они проснутся, и исполнят ту единственную миссию, ради которой и существовали все эти годы.

Счастье. Когда ты просыпаешься, открываешь глаза, а за окном – солнечное утро, шелестит свежая майская листва, мурча когтит одеяло кот, взобравшийся на спину, едва почуяв, что хозяйка проснулась, а ты улыбаешься, и сладко потягиваешься.

Это счастье.

Счастье. Ты знаешь, что человек, ставший для тебя самым дорогим на свете, тоже думает о тебе и сейчас, скорее всего, смотрит на часы, и думает, позвонить или нет, не слишком ли рано, не разбужу ли?

Это настоящее счастье.

Таня потянулась, цапнула коммуникатор, не успевший разразиться сигналом будильника, и ткнула стилом в пункт «Контакты». Улыбаясь, набрала SMS: «Я проснулась. Я бодра. Я соскучилась».