Стражи. Боги холода - Макаренков Максим "bort1412". Страница 48

– Присаживайтесь. Олаф, давайте начнем с повторения. Итак, очень коротко, что удалось узнать за время моего отсутствия?

– Практически ничего, Ян Александрович. Как я уже говорил, наши контакты в «Спецотделе» молчат. Точнее – на разговор идут, как обычно, весьма охотно, но ничего ценного не сообщают, отделываются привычным «все в норме». Удалось засечь поездку начальника «Спецотдела» за город, в поселок Голицыно. Но – там тоже ничего криминального, в поселке этом живет его старый армейский друг, так что, встреча имеет веские основания. Правда, есть примечательная деталь – в то время, когда там находился полковник Суханов, на территорию поселка проследовала колонна из трех автомобилей. Автомашины принадлежат фирме, о которой известно, что она связана со «Спецотделом». Увы, пассажиров установить не удалось.

– Негусто. Впрочем, все это мы с вами, Олаф, вчера обсуждали. А теперь о том, почему я попросил присоединиться и Владимира. Как вы помните, единственной очень слабой зацепкой у нас с вами была наводка на Мануэля Лесто. Наводка эта сработала, правда, не совсем так, как я рассчитывал. После того, как я с ним побеседовал, к нему проявила интерес Татьяна Береснева. Результат вы знаете. Человек очень старается обезопасить себя, но в открытое противостояние с нами не ввязывается. Что это означает?

Вопрос был, пожалуй, риторическим, но Владимир решил ответить. Посмотрев на Олафа, откашлялся и негромко произнес:

– Время выигрывает.

– Правильно. Но только отчасти, – указал на Владимира ручкой Вяземский. – Мыслю я, други мои, что Лесто играет еще и роль приманки. И тот, кто на самом деле за ниточки дергает, внимательно смотрит, кто и зачем интересуется доном Мануэлем.

– Хотите сказать, что и все его действия – тоже, не более, чем отвлекающие маневры?

– Не факт, не факт, – Вяземский прикусил губу, машинально начал катать между пальцев прозрачный стержень гелевой ручки. – Скорее всего, он просто выполняет сейчас второстепенные обязанности, находится на подхвате. Кажется мне, что он сейчас – отработанный ресурс. Вот его и используют как маячок. Сам он, кстати, может об этом и не знать.

– Так, может, и прижать его поплотнее? – снова высказался Владимир.

Олаф, протянув руку, похлопал младшего коллегу по плечу:

– Погоди. Наприжимаешься еще. Лесто, скорее всего, сыграет в ящик, как только ты за него возьмешься. Вспомни, как мы этого директора на Кутузовском кололи.

– М-да… С директором, конечно, вышел полный пшик. Я просматривал отчеты об активности Приграничья за эти числа – ни малейших всплесков. И это тоже странно.

– Это что же? Выходит, где-то здесь сидит некто, накопивший такое количество энергии, что может ей вот так свободно распоряжаться?

– Выходит, так. И мне очень интересно, кто это, и где он может быть. Пока что мы с вами действовали по классической схеме – опрос, выход на известные контакты, отработка наиболее вероятных мотивов и версий. В общем – полицейской работой занимались. Не пора ли нам перейти к менее традиционным действиям? И нанести визит в особнячок, где я так тепло беседовал с господином Лесто?

– Почему именно туда? – поинтересовался Олаф.

– А больше просто некуда, – честно признался Вяземский. – К тому же, как-то быстро он тогда занервничал, жаль я значения не придал.

– Будем, значит, нарушать закон и порядок? – высказался Олаф.

– Нет. Не будем, а будете. Вот вы с Владимиром и будете, – уточнил Вяземский, закрывая вопрос.

Еще до поездки в Германию Таня пыталась связаться с несколькими своими знакомыми, у которых обычно консультировалась, когда требовалась интересная информация о московской старине, городских легендах и преданиях или возникала нужда проверить достоверность исторических фактов.

Самому молодому из них, сотруднику библиотеки крупного института, Таня послала по электронной почте письмо, двум другим пыталась дозвониться. Милейший Семен Никитич бодро прокричал в трубку, что сейчас он на даче в ста двадцати километрах от Москвы, и будет рад с ней побеседовать по возвращению в город, а вместо Игоря Львовича Малинина трубку взяла его супруга – дама крайне ревнивая, и не скрывающая того, что подозревает Татьяну в непристойной связи со своим семидесятитрехлетним мужем. Добиться от нее чего-либо внятного не удалось, и Таня оставила все свои поиски на «послепраздников».

Боря Вольский на письмо так и не ответил. Видимо, как и большинство сотрудников, числа тридцатого апреля распрощался с работой до окончания майских праздников, либо Татьянино письмо угодило в спам.

Мобильник он не признавал категорически, так что, вернувшись домой, Таня уселась за рабочий стол, и нашарила среди бумажных завалов трубку домашнего телефона.

Боря являлся кладезем информации обо всем, что происходило в малопонятных для непосвященного кругах, которые Таня называла «оккультяпными». Повидав по роду своей деятельности томных дам в возрасте глубоко за сорок, устало тянувших тонкие сигареты, рассуждая о пассионарности, проклятьях древних родов и особой миссии, возложенных на них Небом, Таня старалась наблюдать за такими людьми со стороны, опасаясь за собственный рассудок.

Боря же искренне развлекался, посещая сборища контактеров или прямых потомков гиперборейской расы, с наслаждением рылся на книжных развалах, увлеченно раскапывая книги с зубодробительными названиями, вроде «Вся правда о поисках Шамбалы войсками НКВД» или «Берия – шпион инопланетных агрессоров». При этом он ухитрялся оставаться на редкость разумным человеком, склонным к несколько циничному юмору.

Застать его на работе было делом не простым, но сегодня ей явно везло:

– Вольский слушает.

– Боря! Ты ли это, друг сердечный?

– Я, а кто же еще, – хмыкнул Борис.

– А вот скажи мне, Боря, давно ли ты почту свою проверял?

– Э-э-э… регулярно этим занимаюсь.

– А не видел ли ты письма моего? Которое я тебе еще до майских отправляла?

– Видел! В тот же день и прочитал! – бодро отрапортовал Вольский.

– А ответить? – голос Тани сделался вкрадчивым.

– Тань, ну ты же знаешь, мог бы – ответил. Но ты же спрашиваешь не пойми о чем. Индейцы какие-то, о которых я вообще ни сном, ни духом. Верная Рука, друг апачей – все, что я сходу о них вспомнить могу.

– Я про ацтеков спрашивала, а не про апачей, – въедливо уточнила Таня.

– Да какая, собственно, разница. В общем, если честно, я сначала просто не сообразил, чем тебе помочь, а потом закрутился. Праздники, то, сё, в общем, не до того было. Потом парни эти странные замучили расспросами…

– Какие парни? – быстро спросила Таня. Почему, она и сама не могла бы сказать, но что-то ее толкнуло изнутри. Наверное, это и называется журналистским чутьем – суметь понять, когда человек бросает внешне ничего не значащую фразу, за которой скрывается интереснейшая история.

– Честно говоря, не знаю точно, кто они. Говорили – из какой-то общественной организации. Вроде областной комитет по охране памятников старины или еще как-то так. Заковыристо, в общем. Но, знаешь, если и работают они в общественной организации, то не больше, чем на полставки.

– Это почему?

– А потому, что от них «людьми в черном» за версту несет.

В свое время, посмотрев комедию «Люди в черном» о парочке суперагентов ФБР, занимающихся инопланетянами, живущими на Земле, Боря пришел в дикий восторг и с той поры всех сотрудников спецслужб называл только так.

– И что же им от тебя потребовалось? Какие секретные материалы обнаружились в твоей библиотеке?

– А вот знаешь, интересно. По основной моей работе они и не спрашивали ничего. Но, ты же помнишь, я Москву петровской эпохи очень неплохо знаю. Вот об этом и спрашивали.

– Да ты что? А конкретнее можно?

– Кстати, а ты же сама меня об этом как-то спрашивала. О карте Брюса. Помнишь?

Татьяна вспомнила. Действительно, готовя колонку о Сухаревской башне, она спрашивала Борю и Якове Брюсе. Тот что-то говорил, помимо прочих интересных вещей, о том, как Брюс, по заданию Петра I, составил карту «сильных» мест Москвы. Поговаривали, что не только Москвы, но и Подмосковья.