Звезды без пощады (СИ) - Моури Эрли. Страница 82

Керан первый повалился на пол, отполз к моховым кочкам — там мягче — и беззвучно застонал:

— Слишком плохо! Большая беда… Автоматы могут спасти корабль. Только кафравцы не умеют делать достаточно умные автоматы.

— Душит… Но, не так жестоко, как в пещере. Потерпим, — приободрил Ирину Лугин. Отчасти он был прав: тогда в минуту знакомства с Кераном их сбило с ног и едва не раздавило. Сейчас тяжесть лишь вжимала в пол, словно душила с ухмылкой.

Несколько затянувшихся и сладких мгновений Пимер-Кри-Ин удерживал щупальце на сдвоенной кнопке. Столбик индикации слишком медленно полз вверх. Ну почему на рейдере реактор старого образца?! Его мощности явно не хватает. Если бы здесь во славу Теплых Вод Нургоэ установили реактор, как на кораблях дальней разведки, можно было бы произвести уже пять выстрелов. Или шесть.

Колониальный корабль менял курс, стремительно гася скорость, поворачивая к южному полюсу планеты. Это его не спасет. Пока он в верхних слоях атмосферы, рейдер будет терзать его до тех пор, пока его внутренности не выгорят дотла; пока в его брюхе не останется ни одного уродливого существа, рожденного на планетах подвластных Кафраве.

Столбик индикации заряда добрался до верхней отметки. Дрогнул и засиял, словно морская волна на рассвете. Щупальце второго следящего со всей силы вдавило кнопку.

— Пыш-ыш-ыш! — взорвался радостью Пимер-Кри-Ин, весь вытянувшись в струнку. Его огромные зрачки стали серебристыми, с жадностью уставились на центральный монитор. Струйка, черная — чернее самого космоса — устремилась к объекту Ари-Он-Эк-543-876. Второй следящий знал: удар могучего ультрафауззера уже достиг цели, и здесь на экране все отображается с дразнящей нервы задержкой. Вот и случилось: это его сила — сила Пимер-Кри-Ина — летела через пространство, чтобы преподать смертельный урок вечным врагам — проклятым кафравцам. Это он, Пимер-Кри-Ин, устроит им сейчас ад, в котором не спасется никто. Такое нельзя забыть! Об этом второй следящий рейдера будет помнить всю жизнь. Об этом скоро узнает его семья, и его встретят как героя. Самые прекрасные самки будут сплетать щупальца великим знаком Хаор при встрече с ним!

Удар ультрафауззера был великолепен. Наверное, даже сам капитан рейдера запыхтел от зависти: верхушку колониального корабля точно срезало невидимым когтем тьмы. Из сердцевины исполинского звездолета вырвался синий сгусток, раздулся в ярко сияющий пузырь и лопнул. Нет сомнений — уничтожен гиперпростраствннный модуль и питающие его энергоустановки. Слабый слой защитного поля вражеского звездолета растаял вовсе. Теперь гиперионные пушки с легкостью превратят Ари-Он-Эк-543-876 в пыль.

Колониальный корабль, взявший курс к южному полюсу Фаргерта, вдруг снова изменил курс. И резко пошел на снижение. Будто мифическое чудовище Аригролэ, раненое вечным героем Яло, звездолет нырнул в атмосферу, ища спасения там, на глубине от ударов гиперионных пушек. Только вместо крови за огромным черным телом тянулся огненный след. Через несколько мгновений он исчез в плотном слое облаков.

Пимер-Кри-Ин от неожиданности даже поднял тяжелую голову и приблизил ее к экрану. Они так глупы или настолько боятся нас, что предпочли мгновенную смерть?! Корпус их звездолета весь в огромных пробоинах — его разорвет на куски в атмосфере от такого безумного спуска!

14

Те из смоленских, кто удержался на ногах после последней встряски, сел ближе к пенолитовому выросту или лег. Почти все молчали, застыли черными силуэтами во тьме, едва разбавленной единственным световым пятном — оно мерцало слева на бугристой стене. Остальные светящиеся пятна и сам свод, одевавший прежде все пространство фиолетово-серым сумраком, потухли. Глаза кое-как свыклись с тьмой, и Лугин разглядел черные, покачивающиеся воды озерка, с бульканьем вернувшегося в кратер. Кто-то — его имя мичман не запомнил — попытался закурить. Разжег непослушными руками сигарету, только больше двух затяжек сделать не смог. Еще бы, если десяток пудов тебе на плечи и грудь!

Отпустило самую малость и опять навалилось. Когда Воронин включил фонарик, скинул тертую ушанку и хотел сказать что-то своим, пришел последний удар. Все предыдущие показались ласковым похлопыванием. Сергей козлобой в руках не удержал, впечатался плечом в моховую кочку, что была шагах в двадцати. Перекувыркнулся, слыша жалобный скрип то ли собственных костей, то ли рвущегося на куски пенолита. Черновол был рядом, и нет его. И Красину точно черти забрали. Потоки воды вокруг: в лицо, за воротник, больно, больно по ногам. Снова вода, льется прямо в рот, который он открыл то ли, чтобы заорать, то ли, чтобы хватить глоток воздуха. И грохот, жуткий грохот так и рвет барабанные перепонки. А в сознании долгий телепатический вопль кеброа. Еще удар — тусклый серый свет смахнуло с глаз. Хруст пенолита со всех сторон. Грохот. Потом страшная как смерть тишина…

Говорят, если смерть, то летишь в бесконечном туннеле и видишь яркий свет в далеком конце. Так на самом деле или нет, трудно сказать, пока сам не нырнешь в этот потайной колодец. Свет Лугин видел. За время путешествия на проклятом звездолете, он отвык от мысли, что свет может быть столь теплым, зовущим. Вот только тело ныло, саднило щеку и висок, ломило плечо, подвернутую ногу. Разве возможно испытывать телесные муки после смерти?

Услышав ворчание Черновола, мичман приподнял голову и чуть не поперхнулся возгласом. Нет, жизнь вовсе не распрощалась с ним, везунчиком — Сергеем Лугиным. Все так же справа и слева проступали тусклые очертания биотронов великой кафравской улитки. Только перед Сергеем шагах в трехстах начиналась извилистая трещина от свода до самого низа. В нее врывался теплый, точно божественный свет. Много света, разрезавшего проклятый сумрак Кахор Нэ Роош точно клинок небесного бога.

— Господи! — с придыханием произнес кто-то, завозившись между моховых кочек. — Что же это, Господи?!

— Это свет… — отвечал другой надрывный голос. — Черт меня дери, как он похож на солнышко на родной Земле!

— Может, это свет другого мира? — робко предположил кто-то из смоленских. — Ведь может же быть? Может?!

Паренек, тот, что из троицы спасенных от грихров, подскочил и опрометью бросился к ломаной линии яркого свечения. Перепрыгивая игольчатые кустарники, лужицы воды и куски пенолита, обрушившегося со свода. Он не слышал сердитого оклика Воронина, споткнулся, полетел кубарем. Зашуршали, захрустели заросли ближе к стене, и скоро темный силуэт мальчишки появился на фоне разлома, длившегося до самого верха.

— Цел, морячок? — полюбопытствовал Черновол, вставая с кряхтением, отряхивая с брюк приставшие водоросли и какую-то слизь. Одежда насквозь вымокла. Озерко, в момент последней встряски превратившееся в цунами, забрало Тараса целиком. Забрало, но выплюнуло. Иначе бы не выжил, наверное, ведь головой тюкнулся так, что не только искры из глаз, но и сознание из головушки — захлебнулся бы точно. В мокрой одежде было зябко, тело пробирала мелкая дрожь. Но в сердце какими-то путями возвращалась радость и тепло. Неужто все закончилось? Приземлилась кафравская посудина?

— Цел, — отозвался Лугин. — Не знаю, как не поломался, — он тоже встал, осторожно ступая на вывихнутую ногу. Рядом, шагах в двадцати, валялись огромные глыбы пенолита, явно слетевшие со свода. Сергей задрал голову: вверху широкие черные трещины. И как же повезло — не привалило! Если таким обломком, то в нем поболее тонны — раздавило бы как червяка. Мичман расстегнул бушлат, с которого стекала струйками вода, и, видя довольное лицо Тараса, тоже улыбнулся.

— Земля! — заорал парнишка, тот самый, первый поспешивший к трещине в стене. — Клянусь, бля, натурально там! — вытягивая трясущуюся руку к разлому, он обернулся к смоленским, порывисто, будто его скрутила неведомая сила. — Земля!

— Планета что ли? Брат, мы приземлились? — попытался уточнить Черновол. Его вопросы заглохли среди голосов поселковых.