Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Алекс Коваль. Страница 51

Ох.

Растираю ладонью в районе груди. Странное чувство, будто там синяк посадила. Тянет. Когда в зеркало раздается стук, я аж подпрыгиваю от неожиданности, совершенно потерявшись в пространстве. Ивушкин протягивает мне телефон и права со словами:

– Можете ехать, гражданочка. Хорошего дня!

Я как сомнамбула киваю, так и не придя в себя до конца. Прижимаю телефон к уху, слышу:

– Все, можешь ехать, Тони. Если еще будут проблемы, звони. Но лучше, чтобы их не было, – ухмыляется Волков.

Я молчу.

– Ау? Кулагина на связи?

– Я… я да. Я поняла. Поехала.

– Эй, конфетка, все в норме?

Даже не знаю, как тебе, Виктор сказать. Но нет, определенно не все в норме.

Глава 20

Глава 20

Нина

– Как тебе игра, Тони?

– Очень круто! У вас там такие скорости – дух захватывает. Я иногда смотрела и удивлялась, как вы с девчонками в ногах не путаетесь. Мне кажется, выпусти меня на поле, ха-х, точно шею бы себе свернула.

– Я тебя научу, если хочешь. Играть.

– Я над этим подумаю, – улыбаюсь. Отрываю взгляд от дороги, бросая на довольную, раскрасневшуюся Ру. Мелочь сияет.

Матч только закончился, мы выдвинулись в сторону дома. Время уже восьмой час, Волков молчит. Час назад я скинула ему смс, интересуясь, все ли у него в порядке. На что ответа не последовало, значит, спит. Вот и хорошо. Было в моей жизни сотрясение. Легкое. То еще удовольствие. А в его состоянии я бы вообще пластом лежала не дыша.

– А тебе-то самой как? Понравилось защищать честь школы?

– Мне? Еще бы! Было классно! Ты видела, как нам все родители хлопали? Мы крутые!

Крутые, тут не поспоришь. Первое место. И отвоевали они его с командой в упорнейшей борьбе у девчонок из соседней школы.

Нет, я правда искренне кайфанула. Без лишних преувеличений – расслабилась на игре. Болея за команду, сбросила нервозность и напряжение, которые преследовали с самого утра. Перенаправила поток негативных эмоций в мирное русло, все два часа глаз от рыжеволосой красотки не отрывая. Испытывая странное чувство гордости. Будто за свою. Родненькую. Кровиночку. Хотя, наверное, где-то глубоко в душе оно уже так и есть. Руся, как и Вик, умела проникать не просто в сердце – глубоко под кожу.

– Я рада, что ты была сегодня на игре, Тони. Обычно ко мне на матчи только Чип ходит.

– А бабушка с дедушкой?

– Не-а. Они не знают, что я занимаюсь футболом. Мы им с Чипом не говорим, а то они будут сильно ругаться.

– Почему? – удивленно кошусь на ребенка.

Девчонка пожимает плечами.

– Ба и де считают, что девочки должны танцами заниматься. Петь. Или вот спортивной гимнастикой. Короче, всем, что скучно и нудно. Они у меня такие. Строгие.

– Что, сильно строгие? – хватаюсь за возможность хоть что-то узнать о родственниках Волкова. Восполнить, так сказать, пробелы.

– Ну-у-у, Чип говорит, что их аристократические замашки у него в печенках уже сидят.

– Ого, Ру! Ты, главное, при чужих такое не ляпни!

– Нет, конечно. Но ты же не чужая. Ты своя.

Звучит так искренне и от души, что сложно не улыбнуться. Своя.

– А что Вик имеет в виду, говоря “аристократические замашки”? – возвращаюсь к разговору немного погодя, выруливая на трассу, которая должна доставить нас прямехонько до дома. В это время относительно без пробок.

– Я не знаю, Тони. Наверное, то, что они богатые и вредные. Очень вредные. Они не любят, когда что-то идет не так, как им надо. Уж поверь, я знаю.

Вот те раз! Как она сказала? Богатые и вредные. У Волкова богатые родители? Почему-то эта информация никак не хочет укладываться в голове. Она попросту не стыкуется со всем, что я о Викторе знаю. Начиная его характером и заканчивая бытовыми мелочами. Решаю уточнить:

– В каком смысле богатые, малыш?

– Дом у них большущий на берегу. Аж три этажа и куча спален! Там, кстати, прикольно в прятки играть, но бабушка с дедушкой не разрешают. Задний дворик есть. Такой, что футбольное поле можно построить. Правда, они зачем-то построили на нем бассейн. Ну, на фига, когда есть море, правда же?

– Угу…

Нет, я все правильно поняла. Материальное богатство, а не духовное. И это все так же вгоняет в ступор. Заставляет хмуриться. Совать нос не в свое дело, интересуясь:

– А где они работают, Русь?

– У деда своя большая фирма, правда, я не знаю, чем он занимается, но постоянно работает. А если нет, то сидит в своем кабинете и газеты читает. Скучно, короче. Вот.

– А бабушка?

– Она не работает. Я когда была маленькая, она всегда со мной сидела. Водила постоянно к репетиторам, по кружкам и секциям. В сарафанчики наряжала и косички плела, фу! – сморщила носик девчонка. – Я пыталась с ними жить, но все это мне напоминало тюрьму. Леля меня забрать отказалась, и я тогда к Чипу сбежала.

– Прямо сбежала? Давно?

– Первый раз, когда мне было пять.

Значит, Виктор уже пять лет воспитывает любимую племяшку? Что ж, для холостого мужчины взять на себя такую ответственность, как маленькая девочка – огромный шаг, достойный восхищения. Хотя, зная Волкова, лично я от него другого и не жду. Человек большой души и огромного сердца. Этого у него не отнять.

– Совсем малышка, пять лет. Ты, оказывается, смелый гном.

– Угу, Чип почти то же самое сказал тогда. Потом я еще парочку раз к ба с де переезжала, но каждый раз Чип забирал меня к себе, потому что мы с ними ругались. Постоянно. Я плакала и жаловалась ему.

– Чип молодец.

– Угу.

– А какие у него отношения с бабушкой и дедушкой твоими?

– Плохие. С дедом они вообще не разговаривают. А с бабушкой только если что-то про меня узнать или спросить, а так… Леля как-то проболталась, что Чип, как и я, однажды сильно их не послушался, и они на него обиделись. Ну и пусть обижаются! Нам и без них хорошо!

– Обиделись? А в чем он не послушался, ты случайно не знаешь?

На этот вопрос у Ру ответа нет. Она пожимает плечами и, облизав палочку от мороженого, залезает в бардачок за салфетками. У меня же в голове лихорадочно начинают крутиться шестеренки. Я не понимаю, почему меня так взбудоражила полученная информация. Но не могу отделаться от мысли, что что-то упускаю. Какую-то ниточку. Факт. Мелочь. Что-то, что рядом. Под носом. И чего я в упор не вижу.

Какое-то время мы молчим. Даже радио ни с того, ни с сего сбивается с волны и замолкает. Тем неожиданней среди этой тишины по-детски откровенно звучит:

– Я его очень сильно люблю! Чипа. Он мне как папа. Только Леле это не говори, ладно? Она психует, что то же самое я не говорю ей. Но ее постоянно нет рядом, а кто мой родной папа, я не знаю и не хочу знать. Да и Леля мне не нужна!

Проникновенное признание в узел скручивает. Слова такого взрослого не по годам ребенка проникают глубоко, заставляя всем сердцем прочувствовать ее обиду. До слез, ей богу! Такая малышка, как Ру, точно заслуживает только самого лучшего, и это лучшее для нее – Вик. Очевидно же! А ее эту Лелю… я ее не знаю, но уже заочно презираю!

Я никогда не стремилась иметь детей. Никогда не думала, что стать матерью – это что-то святое и необходимое в этой жизни. В моей жизни. Материнским инстинктом никогда не страдала. Но если так случилось бы, что у меня появился бы ребенок – душу дьяволу продала, но вывернулась. Не поступила с кровинкой так, как поступила мать Ру. Кукушка! Беспринципная тварь.

– Хорошо, что у тебя есть Вик, малышка. Он классный. Правда!

– Угу. Он любит меня. И тебя.

– Эм, Ру…

– А еще она ни разу не приехала на мой день варенья, – моментально снова меняет тему ребенок. – А когда приезжает, я не знаю, о чем с ней разговаривать. С тобой круто, с тобой интересно. Посмеяться можно, побегать, подурачиться. И Вик, он иногда, конечно, ругается, но это заслуженно всегда. Правда. Я не обижаюсь! Мне хорошо с вами. А с ней… только по магазинам ходить, наверное. А еще она все время мне платья покупает, и это так бесит. Я ненавижу платья! Я шорты и джинсы люблю! – надувает щеки малышка.