Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Алекс Коваль. Страница 52

Одно дело, когда задушевные разговоры ведешь со взрослыми. Совсем другое, когда рядом сидит такая маленькая и ранимая душа ребенка. Душа, которую в этот момент просто невыносимо хочется прижать к себе. Обнять! Просто, чтобы дать ей понять, что она в этом мире не одна.

Я сворачиваю на обочину. Притормаживаю. Включив "аварийку", отстегиваю ремень и тянусь к Ру. Прижимаю к себе крепко. Она обнимает в ответ. Молча, просто, без вопросов.

Как часто на своем пути я встречала такие семьи, где есть все? Финансово. Огромный дом, достаток, бизнес, отдых по пять раз в году в теплых странах и тачки за десятки миллионов. Все! А по факту – это и есть все, что у них имеется. Ни счастья, ни радости, ни любви, ни тепла, даже семьи, как таковой – нет. Только деньги, деньги, деньги. В какой-то степени я и сама такая. Жестоко, но правда. Эгоистичная стерва.

Теперь понятно, почему в молодости так бесился Волков, когда я говорила о перспективах. О Москве, о карьере и брендовых шмотках. Бредила лучшей жизнью. Он во всем этом рос и прописную истину, что не в деньгах счастье, понял гораздо раньше меня. Упорно пытался донести до алчного сердца молодой увлеченной дурочки. А что сделала эта дурочка? Бросила. Как последняя сволочь по смс!

Нет. В его жизни не одна беспринципная тварь, а целых две. И если с Ольгой у него отношения неважные, то почему он все еще не отвернулся от меня? Я бы не просто сожгла все фото, но и выжгла любое упоминание о таком человеке из своей памяти. Но Вик…

Короче, исчезнувшие было мысли нахлынули с новой силой. Особенно яростно третирует мозг одна. Я прокручиваю ее в голове – и не понимаю! Десять лет назад, на третьем курсе, идя на красный диплом, обещая стать крутым юристом, Волков ни с того ни с сего решил бросить универ и пойти в армию, заявив, что денег на дальнейшую учебу у него нет. Как так? Если его родители достаточно состоятельные люди, почему они позволили сыну поставить крест на учебе? Или это было его решение? Тогда зачем соврал, что нет финансовой возможности?

Ох, Волков! Стукнуть бы тебя за твое молчание да жалко. И так подбили. Самое хреновое, что ведь если спрошу прямо, не скажет. Багрянцева попытать? Он явно поболе меня знает о семье Вика…

Домой мы возвращаемся уже в девятом часу, заскочив по пути в супермаркет. У Волкова тишина, свет в окнах не горит. Паркую его “танк”, и мы с Ру, как мышки, заходим в безмолвный дом.

Я располагаюсь на кухне. Мелкая поднимается к Чипу. Правда, тут же возвращаясь, докладывает мне, что он спит и что будить она его не стала. Я с трудом давлю в себе порыв подняться тоже, проверить, как он. Одергиваю себя. Незачем беспокоить человека по десять раз. Ему холод, голод и покой прописан, а не проходной двор в спальне!

Наскоро соорудив ужин, кормлю ребенка. Да, это не кулинарный шедевр, а всего лишь сваренные с лаврушкой пельмени, но Ру не жалуется. Уплетает их со сметанкой за обе щеки, приговаривая, как вкусно.

Наблюдаю за ней и вполне осознаю, что Руслана прекрасно справилась бы и без меня. Девочка она самостоятельная, ответственная, не только о себе бы позаботилась, но и о Вике. Однако уходить не хочется. Неспокойно мне. Да и соседний дом в окнах Волковского выглядит таким унылым и одиноким. Не хочу туда одна. Тут хочу…

Маразм крепчал, Антонина.

Делаю глоток чая, вздыхая.

После ужина Ру без лишних напоминаний идет собирать портфель в школу, а потом в душ. Я навожу порядок на кухне, перемываю руками посуду, намеренно игнорируя посудомойку, и в начале десятого поднимаюсь на второй этаж. Заглядываю в детскую.

– Ты как? – стучу тихонько, сообщая о своем присутствии.

– Я хорошо, – заползает девчонка под одеяло в забавной разноцветной пижаме. – А ты?

– Да тоже, – пожимаю плечами, – вроде. Ладно, Русь. Ты ложись, засыпай. Я возьму запасной ключ, закрою дверь. Если вдруг что-то понадобится тебе или Чипу, ты позвони мне, договорились? Я прибегу.

– А зачем бегать, может, ты у нас останешься?

– Эм…

– Хотя бы сегодня? Раз Чип болеет.

– Да ну… нет. Мне неудобно.

– Чип говорит, что неудобно спать на потолке. Знаешь, почему?

– М, дай подумаю. Наверное, одеяло падает?

Мелкая хохочет:

– Да, точно.

Я улыбаюсь.

– Я лучше домой пойду. Вдруг Чипу не понравится, что я у вас тут осталась.

– Ерунда! Он был бы рад. Ты могла бы спать в гостиной. Или со мной, у меня большая кровать. Или… ну… у Чипа кровать еще больше, кстати.

– Руслана! Хитрая маленькая сводница! – щелкаю по носику, усыпанному веснушками.

Девчонка улыбается.

– Ну и зря! Я вот люблю, когда меня Чип обнимает, если я болею. Он со мной телевизор смотрит и сидит весь день обычно, если я простываю. Ему тоже было бы приятно, если бы кто-нибудь с ним посидел. Но я не могу, мне завтра в школу. А тебе в школу не надо.

– Русь, ну прекращай… – морщусь, старательно гоня прочь мысль, что эта маленькая хитрюга права. Любому приятно болеть не в одиночестве. Но чтобы я пошла и улеглась под бок к Волкову? Как вообще это будет выглядеть со стороны? Неделю назад я ему такую речь задвинула, а тут: здрасте, подвиньтесь?! Нет, нельзя так, как бы сильно ни хотелось.

Удостоверившись, что Ру улеглась, порывисто целую девчонку в нос. Желаю ей “сладких снова” и выхожу из детской. Выключаю свет, закрывая дверь. Взгляд на лестницу, ведущую вниз, бросаю и перед уходом решаю заглянуть в комнату Вика. Вдруг ему что-то нужно?

Дверь в хозяйскую спальню приоткрыта. Я захожу, стараясь сильно не шуметь. В спальне густой полумрак, разбивает его только скупая полоска света, льющегося из коридора.

Взгляд сразу в фигуру Волкова упирается. Безошибочно. Судя по тому, как размеренно дышит и даже не шелохнулся – правда крепко спит. Лежит на боку, спиной к двери, скрестив свои сильные руки на груди. Как был в джинсах и футболке, так и отключился.

Все с ним хорошо. Развернуться бы и тикать. Но по странно-сентиментальному порыву я не ухожу сразу. Наоборот, прохожу в глубь комнаты, огибая кровать и осматриваясь. На спинку стула у окна накинут махровый плед. В комнате кажется зябковато, аж зубы клацать начинают. Долго не раздумывая, накрываю спящего Вика, накидывая и подтягивая плед до самого подбородка.

Помнится, в молодости мы почти каждую ночь, даже вопреки запретам ба, ночевали вместе. Волков, хитрец, поздно вечером пролезал ко мне в спальню через балкон и так же сматывался утром, как ни в чем не бывало заходя на завтрак уже официально через дверь. Так вот я всегда, и даже летом, спала под теплым одеялом, натянутым до макушки. Мерзла. Снежная королева – в шутку звал меня Волков. Сам же он вечно спал раскрытый! Горячий парень. Еще и со мной воевал, когда обнять хотел. А обнять он хотел всегда! Виктор из тех редких мужчин, кто любит спать в обнимку. Причем чем теснее прижал, тем спалось ему крепче. Волков был буквально зависим от обнимашек.

Любопытно, как он спит сейчас? Подушку обнимает? Или со временем его привычка сошла на нет? Если второе, то жаль. Хотя с чего бы тебе было жаль, Антонина? Не тебя же он будет обнимать. Ты ему границы очертила. Смирись.

Не понимаю, почему я все еще здесь. Почему все еще не ушла. Ноги отказываются. Смотрю на него в темноте, глаза уже привыкли, и только и могу думать о том, какой он красивый, засранец! Я таких красивых и при этом не смазливых мужиков больше не встречала. А может, внимания не обращала, не до того было.

Руки эти его, с вязью выступающих вен. Пальцы ловкие, длинные, умелые. Татушки – к месту все до одной! Выбеленные первой сединой виски, что делает его еще мужественней, и колючая щетина, о которую носиком хочется потереться. Поластиться, как кошке. Брови, что по умолчанию всегда немного хмурые, даже если он улыбается. Правильный, мужественный профиль. А губы? Боже, что творят эти губы, когда целуют! Все остальные мужчины не дотягивают. Этот идеален. Прекрасный, блин, генофонд. Смотрела бы и смотрела…