Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена. Страница 24

Бескрайняя городская панорама. Хаотичная плеяда оранжевых огней на черной простыне ночи. Ведь то, что для клуба второй этаж – вершина небоскреба.

Прохладный ветер в лицо. Резкое перенасыщение воздухом. Дурманит, словно что-то психотропное. На самом деле так происходит лишь потому, что за грудиной намешало тех гребаных веществ, которые выдают эти сердцеебательные, сосудорасширяющие и нервовоспламеняющие реакции при взаимодействии с кислородом.

Дышу осторожно. Хрипло и тяжело. Глубоко не втягиваю.

Один хуй, разрывает.

Приставив Ю к стене, расстреливаю взглядом, словно она в этом виновата.

Блядь, да, конечно же, она!

Поддеваю пальцами чертову маску. Срываю. Охает, будто я с нее кожу содрал. Задушенно вспарывает воздух и замирает.

Глаза темные, влажные, взбудораженные. Ничего не мешает сейчас прямо в эту разгоряченную бездну смотреть.

Знаю, что высоты боится. Но меня больше теперь. Видит и чувствует опасность. Рвано дыша, не сводит взгляда. В клубящейся темноте переполненного чертями омута улавливаю не только свое отражение, но и кадры неизбежно грядущих событий.

Я в них главный актер. Психопат, садист и маньяк.

Но Ю молчит.

Задыхается. Моя кровь на губах. Дрожь по лицу. В мурахах шея.

Я тоже молчу, хоть и много слов на языке висит. Просто одна часть из них поставит перед ней на колени, а вторая – ранив ее, уничтожит меня.

– Банда Сукэбан, блядь, – все, что выталкиваю, прежде чем сбросить маску с крыши.

Разъяренно, презрительно, насмешливо, сипло, глухо и угрожающе, словно завладевший моим сердцем черный змей.

С губ Ю срывается новый вздох.

Испуганный, прерывистый, громкий, влажный, горячий и пиздец какой сладкий.

Бешеное биение пульса на виске. Ломаный трепет ресниц. Взмах. По пылающей щеке прокатывается слеза.

Когда-то, рассвистевшимся от ебаной любви пацанюрой, вымаливал у нее поцелуй. Соблазнял, распалял, расслаблял – продвигался по телу Ю к ее губам, словно лучи радиусов к центру круга. К центру моей Вселенной.

Сейчас же… Не спрашиваю разрешения.

Сжимаю ладонью шею. Пригвождаю к стене. Набрасываюсь на рот.

Жадным языком по сладко-соленым губам. Ядерные взрыв.

Похуй.

Толкаюсь внутрь. Агрессивно на всю, сука, глубину.

И тут же меня распиздовывает. Так, мать вашу, разъебывает! Раскручивает, как реактивный двигатель. Сходу на максимальные обороты выводит. В космос лечу, словно ракета. Проживаю этот ад и рай, и кажется, сотни звуков издаю. Но по большей части – хрипы, рыки и, блядь, стоны.

Горячий и влажный рот Ю – капкан. Расставив его, в один момент захлопывает, сучка. Загоняет мне в нижнюю губу зубы. Инстинктивно дергаюсь. Пока подаюсь назад, и сама прикладывает ладонями мне в грудь, свирепо отталкивает.

Отстраняюсь. Пошатываюсь. Исподлобья зверем смотрю.

Резкий хлесткий звук – напряженная переменная между нашими частыми и злыми вздохами. Это Юния, мать ее, Алексеевна высекает. Зарядила все-таки по роже.

Звон в ушах. Жжение на щеке. Острая боль в губе. В груди гремящий камнепад.

Кровяха струится по подбородку. Ю смотрит туда.

Саспенс[1].

Сжимаю тонкую шею, наслаждаясь тем, что творится с моей охреневшей, сука, бывшей и уже скоро, блядь, настоящей. Чувствую не только то, как она судорожно пытается сглотнуть. Я, мать вашу, улавливаю грохот ее сердца и яростно пульсирующую по артериям кровь.

Наклоняюсь. Взрываем пространство взглядами.

Полыхает.

Медленно надвигаюсь все ниже. Все ближе, блядь. Юния до последнего не отпускает зрительный контакт. Вдавив затылок в стену, закатывает глаза, пока не упираюсь лбом в ее лоб.

Толкает в грудь, будто реально надеется, что отпущу.

– В этот раз… – выдыхаю на пониженных, продирая загустевший воздух хрипом. – Напишешь на меня заявление?

– Надо? – отбивает сердито, но определенно взволнованно.

– Напиши, – шепчу с приглушенным свистом. – Потому как, если меня не закроют, Ю…

– Не называй меня так!

– Если меня не закроют, Ю, я буду тебя трахать.

Рывок, и снова мир во мгле исчезает – прикрывая веки, растягиваю ее рот. Теряю голову. Экстренно она отлетает. Экстремально фигачит, не придерживаясь никаких координат.

Губы Ю – моя дурь.

Не могу их не любить. Ненавижу, но люблю.

Скольких она целовала?!

Блядь…

Злюсь. Конечно, мать вашу, злюсь.

Но эта ярость не мешает экстазу, раскорячивает мне башку.

С дрожью и стоном пихаю язык. Давлю, пока не устанавливаю скольжение с ее ядовитой плотью. Нервные центры прошивает электроимпульсами. Стойкий тонус. Паралич всех мышц. Кажется, что окаменевшая плоть вот-вот начнет трескаться и рассыплется в крошку.

Давлюсь воздухом, когда Ю удается отбиться. Кашляю. Сглатываю. Хрипло прочищаю горло.

Но взгляда с нее не свожу.

– Ты сказал, что вражды нет!

– А я с тобой и не воюю.

В глазах Юнии стынет растерянность. Позволяя ей изучать свое лицо, делаю самое, мать вашу, невозмутимое лицо.

– Зато я с тобой воюю, – шипит с искренней ненавистью. – Готова убить тебя, ясно?!

Стискиваю челюсти. А заодно и хрупкую, мать вашу, шейку Ю.

Сука… За что???

Со мной-то понятно… Ее замужество, айтишники, Архипов! Все эти, ебана в рот, мудаки!

И то я ее убивать не планирую.

О чем она снова орет?! Сама же в своей бездне тонет. Чувствую. С трудом держу. И пока держу, корежит так, будто реально в лаве плаваем.

– Ты можешь убить меня поцелуем.

– Что?!

– Я сказал, поцелуй меня.

– Нет!

– Поцелуй, чтобы проверить.

– Зачем тебе?..

– Я сказал, поцелуй меня, – срываюсь, откровенно вымогаю.

И сам ее зализываю.

Отталкивает.

Но тут же смотрит на мои губы.

Не успеваю вскипеть. Оглушенный нашим общим безумным дыханием, пробую снова. И снова. И снова. И снова… Пока Ю, трепыхнувшись в последний раз, не перестает сопротивляться.

Сначала застывает.

А потом…

Двигает губами, сжимает мой язык, провоцирует влажное трение.

Я задыхаюсь. Стону. Заглатываю вкус Ю. Ее слюна вязкая. В ней голод и жар. Боль и страх. Желание и тоска. Нежность и злость. В ней крики о помощи. В ней моя Ю!

Кажется…

Блядь… Кажется, будто мы падаем.

Пульс отбивает сумасшедшие ритмы. Ебашит мой организм гормонами, словно электрическим током. Перетряхивает основательно. Сжигает дочерна.

Сука… Меня так накрывает, что я едва выдерживаю этот контакт.

Вселенная начинает вращаться вокруг меня. И пока она вертится, кажется, что послойно с меня кожные покровы слизывает. Когда оболочку снимает, распадаюсь на куски, словно графическая модель на пиксели.

Присасываюсь яростнее. Растерзываю рот Ю. Притворяясь, что не сдох за минуту тысячу раз, ебу его языком. Пальцами себе помогаю, потому что жадно мало мне проклятой Филатовой. Оттягивая ее распухшую нижнюю губу, давлю на зубы, которыми то и дело норовит ухватить, чтобы смочить в горячей слюне зудящие подушечки. Отрываясь, язык ее прижимаю. Добираясь до горла, вынуждаю давиться.

Вдох. Выход. Вдох.

Глаза в глаза.

Снова набрасываюсь на рот.

Мокрой рукой по голому бедру Ю прохожусь. Ощутив, как она зажимается, врываюсь под юбку. Немедля забираюсь в трусы.

И сразу же, мать вашу, понимаю… Увлажнять пальцы было лишним.

Она мокрая. И, с-с-сука, одуряюще нежная. Не такая, как все.

Не такая.

Е-е-е-ба-ть… Моя. Моя. Моя.

Не зая, блядь… Пушок-то на месте.

Размазывая горячие соки, ловлю возбуждение Ю ноздрями. Пряный запах бьет по рецепторам, как первосортная ширка. Игнорируя все стоп-сигналы, агрессивно в легкие.

Опасно. Убьет.

Да, блядь… Да. Раскидывает.

Переадресовывая в нижнюю половину Филатовой всю свою ярость и похоть, целую с того момента слишком, мать вашу, ласково. Она теряется. Замирая, прекращает отбиваться. Лишь полосует ногтями кисть, пальцами которой намереваюсь ее трахать.