Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена. Страница 37

Прости. Этого беса невозможно изгнать.

Нереально даже коснуться. Никакие конструкции не помогут достать. Нет способа выкачать.

Это вам не черное золото.

Это значительная часть меня. Это Я. Моя кровь.

Кровь, которую, чтобы унять боль, можно лишь по каплям пускать. Всю слить нельзя. Это я еще четыре с половиной года назад поняла. Как и то, что обновить ее невозможно. Клетки влюбленного беса сильнее. Преобладают. Доминируют. Поглощают. И снова правят бал.

Ты бы мог его выманить.

И это то, чего я боюсь больше всего. Пора признать.

Когда думаю о том, как сильно хотела бы прикоснуться к своему Яну Нечаеву, эта бесовская субстанция кипит. Напоминая себе, что вся изо льда, принимаю озноб как данность. Лучше так. Лучше трястись от холода, чем гореть в аду.

Глаза в глаза. Непрерывно.

Держать себя в оковах все тяжелее.

Лед, лед… Мне кажется, я из кожи готова вылезть ради того, чтобы побежать к Яну и посметь его обнять.

Какая же я глупая!

Умру ведь в тот же миг!

Наверное…

Молчит. Зачем же он молчит?

Я на него смотреть не могу! Мне хуже. Мучительнее, чем все прошлые разы, вместе взятые.

Да что ж такое?!

Господи… Я же с ума сойду!

Глаза, губы, руки… Весь он!

Он что, не понимает???

Зачем смотрит так, словно тоже скучал?!

Сердцебиение достигает нового уровня безумия. Это апогей.

Но я игнорирую боль. Пренебрегаю дрожью. Отрицаю плавящий нутро жар.

Верю в свою ледяную броню. Верю.

Нечаев не услышит. Не увидит. Ничего не поймет.

– Вы настолько обнаглели за время моего отсутствия, что считаете нормальным заставлять меня вас ждать? – высекает Нечаев своим самым жестким тоном.

Разгневан до предела.

И вместе с тем… Кажется, словно говорит с трудом.

Что ему мешает – для меня, на хрен, неважно.

Глаза заполняются слезами, когда думаю о том, сколько ждала я.

Сколько я тебя, черт возьми, ждала?!

Сердце кровью обливается. Захлебывается.

Боже, Боже… Кровоточит внутри каждая рана.

– Что вас так оскорбило? Прошло около двадцати минут. Были веские причины задержаться. Я ведь к вам тоже по первому зову бежать не обязана.

– Конечно, не обязана. Слишком гордая, – выплескивает Нечаев с ошарашивающей меня эмоциональностью.

Злостью меня не удивить.

А вот все остальное… Будто прямой удар в грудь. Девятибалльная волна. После треска ужасающие сколы идут.

Мое дыхание учащается. Скачками растет. Становится рваным, влажным, высоким и свистящим. Предательски и преступно взволнованным.

Я лед. Но Нечаев ледокол.

Наблюдает и какие-то данные снимает. Фиксирует. Отводя взгляд, переводит дыхание. Возвращает себе контроль.

– Оптимизация себестоимости готова?

– Да, – выталкиваю тяжело.

В груди будто дыра образовалась. Пытаясь ее залатать, больше не смотрю на Яна. Смещаю фокус в сторону.

– Какая сумма по итогу получилась?

– Минус тысяча семьсот семьдесят долларов на единицу, – докладываю исполнительно. И сразу же, не сдержавшись, добавляю: – Я сделала все, как вы сказали. По всем пунктам прошлась!

– Хорошо, – голос Нечаева смягчается. И вместе с тем он звучит ниже, сиплее. По коже продирает так сильно, что кажется, остаются отметины. Их тотчас заливает горячим и терпким медом: – Оставьте план на краю стола.

Лед, лед… Держись!

Шпильки зычно стучат по паркету. Но сердце все равно громче работает. Словно мчащее на бешеной скорости транспортное средство раз за разом врезается в ограждение и с грохотом превращается в бесполезную груду металла.

Так и не дойдя, со вздохом замираю. Издалека тянусь.

Только бы не оказаться к Нечаеву слишком близко. Не уловить исходящий от его тела жар. Не вдохнуть сжигающий кислород в моих легких запах.

Но…

Спасая папку от падения, Ян входит в зону моего личного комфорта, словно ракета – в зону прицельного поражения.

Все силы в кулаки.

Ядерный взрыв. Ударная волна. Его дыхание задевает мою щеку и ранит острее лезвия бритвы. Вздрагивая, отшатываюсь. Перед глазами темнеет, но я заставляю себя двигаться, пока воздух не становится безопасным.

Вдох. Выдох.

Его вздохи где-то рядом. Еще более оглушающие, чем мои. И, конечно же, значительно вредоноснее.

Планировала поделиться своей идеей, касающейся прямых поставок из Японии, но слова сказать не могу. Мой рот открывается лишь для того, чтобы хватать воздух.

– Какого хуя ваша чертова банда задумала на этот раз?

– Что?..

Невольно вскидываю взгляд. Встречаю огневую волну. Сгораю.

– Какого хрена ты делаешь рядом с моим братом, Ю? У меня дома? Чего ты, блядь, добиваешься?

Я так шокирована, что не придумываю ничего лучше, кроме как полностью уйти в отказную:

– Не понимаю, о чем вы… Ты…

В то время как я задыхаюсь в лапах любовного беса, Ян смотрит на меня, словно на мразь.

– Считаешь, играть чувствами других людей – допустимо?

– Я не играю! Это вы… Ты…

– Увижу тебя еще раз рядом с Ильей – убью обоих.

Я уже чувствую себя так, словно мудак Нечаев, не добравшись до сердца, сломал мне шею.

В груди подгорает. И сыплется, сыплется лед… Острыми грудами забивая душу, оставляет внешние ткани открытыми. Уязвимыми.

Слезы жгут слизистую, словно кислота. Но я не могу, не могу… Ни за что не позволю себе перед ним плакать.

Упрямо глядя Яну в глаза, делаю вид, будто этот контакт не уничтожает сию секунду. Полная мобилизация нервных клеток. Кровавая бойня. Я уже чувствую сладко-соленый запах. Вижу красный. Через этот фильтр все боли сканирую.

– Ты меня поняла?

Зол. Но так хладнокровен. Его голос – вот, что режет вместо лезвия. Пускает кровь сразу в нескольких местах.

Бах-бах, бах-бах… Сердце с натугой качает воздух.

Артерии пустые. Бесполезные канаты.

– Я, блядь, спрашиваю: ты меня поняла?

Если бы я могла его сейчас убить… Я бы убила.

Просто внутри меня сворачиваются в черные сгустки остатки крови. Чернеет исполосованная душа. Чернеет все нутро.

– Поняла.

Едва выдыхаю, Нечаев зачем-то касается моей руки. Задохнувшись от боли, пытаюсь выдернуть. Но он не позволяет. Глядя мне в лицо, сжимает так крепко, что кажется, ломает кости.

Не смотри! Я твои глаза ненавижу!

Не смотри… Не смотри… Я их люблю… Я в них тону!

Аварийный сигнал. И сердце разлетается. Это взрыв субмарины. Глубоко-глубоко под толщей океанической воды – там, где давление настолько велико, что не выдерживает даже металл – на дне темной и холодной души Нечаева.

Заломы света. Лучевая радиация. Пространство начинает вращаться. Кружится с сумасшедшей скоростью. Уловить развернувшийся на земле ад не успеваю. Это просто калейдоскоп губительных исторических событий.

– Ю…

Треск, писк... Пару секунд реально думаю, что это какая-то часть меня, крошась, формирует звуки.

– Ян Романович, – токсично-мягкий голос Лилечки, будто иголка, протыкающая пузырь, который в этот момент кажется нам с Нечаевым целым миром. Воображаемая вода разлетается. Я вскидываю голову. Выдергиваю руку. Делаю глубокий вдох. – Ян Романович, Игорь Степанович звонил. Просил передать, что ждет вас в авто на парковке.

Вдох. Выдох. Вдох.

Не мои.

Я шарашу пространство напряжением с другой стороны. Спиной к Нечаеву.

– Скажи, что я спускаюсь, – чеканит он в динамик селектора. Не менее резко обращается ко мне: – Насчет успешности вашего плана по оптимизации, Юния Алексеевна, у меня имеются большие сомнения. Все говорит о том, что вы снова отнеслись к поставленной перед вами задаче легкомысленно. Кого наказать пытались? Меня? Очень опрометчиво. Выстрел себе в ногу. Я сегодня же изучу вашу работу, Юния Алексеевна. Если она во второй раз меня разочарует, вы будете лишены премиальных до конца календарного года. И не вздумайте покидать офис, пока я вам это не позволю. Вызову после ознакомления. Свободны.