Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена. Страница 38

Со мной так нельзя!

«…– Твои губы… Ю… – смотрит на них, заставляя мое сердце остановиться. – Я готов целовать тебя до скончания веков, даже если ты никогда не соблаговолишь со мной спариться.

– Ян…

– Знаешь, какой вес в подобных словах пацана?

– Не знаю…

– Титанический, Ю. Титанический!»

Зачем я это вспоминаю?

Бред же… Жестокое, отвратительное и смехотворное вранье девятнадцатилетнего гуляки Яна Нечаева.

Господи… Зачем мне это?! За что?!

Почему мой мозг хранит все слова Нечаева, различные интонации его завораживающего хрипловатого голоса, насыщенные и откровенные взгляды, искривляющую чувственные мужские губы ухмылку?

«Титанический…» – вертится у меня в голове.

Титан. Снова и снова цепляюсь за химический элемент, будто за ним кроется нечто по-настоящему важное.

Титан. Как же все-таки подходит Нечаеву.

Какие бы эмоции Ян ни выражал, он всегда был сильнее всех. Оставаться равнодушной не представлялось возможным. Он подавлял, заражал, вызывал взаимность… А за ней и губительную зависимость.

Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук… Нездоровая кардиограмма.

Брадикардия. Кислородное голодание. Головокружение.

И что там дальше? Разрыв сердечной мышцы? Инфаркт?

Кусая губы, невидящим взглядом в экран своего монитора смотрю. Делаю вид, что работаю, тогда как не получается даже нормально дышать.

Сырость в каждом вдохе и в каждом, черт возьми, выдохе.

Тяжело. Господи, как же мне тяжело циркулировать воздух!

Грудная клетка не поднимается. Легкие не раздуваются. Сейчас они будто бабочка, которая сложила крылышки и погрузилась в анабиоз. Все бы ничего, если бы не ощущение, что эта бабочка тяжелая, подобно промокшей насквозь ватной кукле. И эта влага, увы, не вода. Это кровь. Кровь, которой залито все внутри меня. А в ней ведь гормоны, гормоны… И бес. У него полный контроль.

Кровь, кровь, кровь… Эта дикая смесь везде с излишками.

Голову с трудом держу. Кажется, что по вискам с двух сторон молотами бьют.

Удар. Боль.

Боль невообразимой силы и интенсивности. С каждым приступом кажется, что лопнут барабанные перепонки, порвутся сосуды, взорвутся нейроны, сварится мозг.

Инстинктивно хочется открыть рот. Вдохнуть. Закричать. Разрушить напряжение. Если надо – натуральным образом разлететься на части, потому что терпеть все это выше моих сил.

Но у меня нет права даже на слезы. Расплакаться сейчас – значит, сдаться. С огромным трудом сдерживаю разбирающую нутро истерику. В душе тот самый девятый вал стоит, а я держу его чем-то вроде кружева. И, блядь, верю, что справлюсь.

Что у меня, кроме веры в себя, осталось?

Ничего.

А больше ведь никто не поможет. Рассчитывать можно только на себя. Всегда и везде. Такова правда жизни.

«Насчет успешности вашего плана по оптимизации, Юния Алексеевна, у меня имеются большие сомнения…»

Как же это обидно!

«Я сегодня же изучу вашу работу, Юния Алексеевна. Если она во второй раз меня разочарует, вы будете лишены премиальных до конца календарного года…»

Как унизительно!

«И не вздумайте покидать офис, пока я вам это не позволю. Вызову после ознакомления. Свободны!»

Как, черт возьми, больно!

Но ничего… Нечаеву еще придется передо мной извиниться. Как только он посмотрит мой план оптимизации, поймет, что я сложа руки не сидела, а использовала все ресурсы и все возможности.

Я проделала хорошую работу!

Извинится. Придется.

А я не прощу!

Никогда.

Боже… Как же тянет пойти в уборную… Снизить давление… Получить облегчение…

Но…

Нельзя. Нельзя. Нельзя.

Неосознанно царапаю запястье с заей. Там, где под визуально-объемным мехом зверька скрыта чудовищная неровность шрама. Добиваюсь того, что на белом пушке проступает кровь.

Едва вижу это, в глазах резко плывет. Тошнота накатывает. Настолько сильная, что приходится незамедлительно идти в туалет.

Пока перемещаюсь коридорами, улыбаюсь. Шаг от бедра – по привычке. С достоинством. Уверенно.

Зачем мне это? Не знаю.

Пораженное невидимой молнией сердце раскалывается на две половины, через мгновение сцепляется в уродливое месиво и принимается агрессивно грохотать. Грудная клетка при этом все теснее сжимается.

Я не сдамся. Не сдамся!

Лучше кровь пустить… Об этом никто не узнает. Решение принято.

Только вот тумба в уборной пуста. Моей косметички нет.

Разбираться с пропажей возможности нет. Не успеваю об этом даже подумать. Сумасшедшая волна тошноты заставляет вбежать в кабинку, чтобы успеть опустошить желудок в унитаз, а не на пол.

Позже прихожу не в себя. В какое-то отрешенное состояние погружаюсь. Пока умываюсь, пытаюсь без паники подумать над тем, кто мог забрать мои вещи.

Честно? Вариантов нет.

Не представляю, чтобы кто-либо из сотрудниц был способен на такой низкий поступок, как кража бывшей в употреблении косметики.

Да и техперсонал тоже не тронул бы. Я уже оставляла не раз. Забывала в уборной даже золотые украшения. Находила потом ровно там, где оставила. Никто бы не рискнул работой из-за подобной мелочевки.

Чтобы привести себя в порядок в этот раз, приходится серьезно постараться. Леплю на заю пластырь – благо в уборной имеются аптечка и предметы гигиены. Из нее же беру ополаскиватель для рта. Не знаю, сколько раз использую ядрено-мятную жидкость. На нервной почве с треть банки расходую. Застирываю кровь на манжете. Распыляю по блузке освежающий спрей и пробегаюсь по ткани ручным отпаривателем.

Периодически в уборную забегают сотрудницы. Подшучивают над моей маниакальной озабоченностью своей внешностью. Но мне плевать, кто что думает. Я в том тревожном состоянии, когда любое несовершенство в собственном облике способно подорвать эмоциональную плотину. А я этого допустить не могу.

Умываюсь, умываюсь… Макияж остается лишь на глазах.

Надевая блузку, сокрушаюсь из-за того, что нечем закрыть губы. Это расстраивает сильнее всего. Но я слишком брезглива, чтобы просить у кого-то помаду.

Вернувшись в кабинет, достаю из сумки духи. Щедро ими обливаюсь. Лишь после этого более-менее успокаиваюсь.

И снова жду, жду… Нечаев мотается по делам весь день. Весь офис расходится, а его все нет на месте.

Звоню Лиле.

– Ян Романович не сообщал, когда вернется? Мне ждать? Или можно ехать домой? – последнее произношу с надеждой.

А вдруг?

Мне бы эта передышка очень пригодилась!

– Ждать? – теряется Лиля. – А зачем?

– Он должен посмотреть мой план… – начинаю пояснять, пока не понимаю, что это лишнее. – Ладно. Неважно. Сообщите мне, пожалуйста, когда он будет на месте, – кладу трубку раньше, чем она дает согласие.

И снова… Жду, жду, жду… Жду!

Испытываю такое колоссальное напряжение, что кажется, получу отек мозга. Слезы сдерживать все тяжелее.

Мадина Андросова: Ты куда пропала? Я, конечно, понимаю, что ты теперь бизнес-леди, но, может, заедешь? Мы скучаем!

Юния Филатова: Не могу. До сих пор на работе.

Мадина Андросова: Ты там состаришься!

Мадина Андросова: Может, помочь чем-то? Как Нечаев себя ведет?

Судорожно втягиваю воздух. Можно сказать, всхлипываю. Но тут же беру себя в руки. Прижимая к губам руку, быстро пишу ответ.

Юния Филатова: Все нормально.

Мадина Андросова: Забеги хоть на пару минут. Я твои любимые роллы закажу.

Юния Филатова: Постараюсь. Соскучилась по Рокси.

Мадина Андросова: Только по Рокси???

Чудо, но я улыбаюсь.

Юния Филатова: По вам тоже.

Мадина Андросова: Ждем!

Не успеваю отложить телефон, как приходит сообщение от другого абонента.

Илья Нечаев: На пару дней сделаем перерыв, ок? Нужно кое-что решить.