Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена. Страница 96

После экскурсии нас катают по завораживающему своей атмосферой мегаполису, рассказывая о том, какой была Япония сто лет назад, и какие исторические события повлияли на ее трансформацию, как именно протекал прогресс, и что, по мнению большинства японцев, не должно меняться никогда.

И, наконец, после всех событий нас приглашают на ужин. Трапеза проходит в соответствии с давними японскими традициями в одном из ресторанов в здании корпорации – за низкими столиками, сидя на татами[1]. И обслуживают нас настоящие гейши. Ну, по крайней мере, выглядят они как настоящие: кимоно, «белый» макияж, характерные прически.

– Надеюсь, спать мы будем не на полу, – бубнит Павел Леонидович. И, спохватываясь, спешно останавливает переводчика: – Это не нужно говорить! Скажите, что я в восторге.

Девушка улыбается и мягким, с несколько смешными звуками голосом выражает «восхищение» нашего юриста.

Канэко складывает перед собой ладони и слегка кланяется. Мы, не сговариваясь, зеркалим жест.

– Прежде чем мы подпишем контакт, вы должны полюбить нашу страну, – заявляет мгновением позже.

Тэмпура, лапша удон, овощи и мясо тэппанъяки, которые готовят здесь, делают и в наших ресторанах восточной кухни, но вкус, на мой взгляд, достаточно сильно отличается. И выигрывает, без сомнения, родина блюд.

Мы едим, пробуем сакэ, слушаем японскую этническую музыку, и в один момент я ловлю себя на том, что погружаюсь в какое-то особое умиротворенное состояние.

– Гармония – вот что я сейчас ощущаю, – делюсь с присутствующими. – Воодушевление и одновременно покой.

– Эта положительная энергия и является самой сильной, – отмечает господин Канэко с улыбкой.

– Проснулась твоя Сукэбан? – шепчет мне на ухо Ян, едва внимание присутствующих уходит в сторону завораживающего танца гейш.

Я заливаюсь жаром. И вместо ответа слегка стискиваю его бедро рукой.

После ужина нас отвозят в отель. Лукреция Петровна с Павлом поднимаются в номера, а мы с Яном отправляемся прогуляться по ночному городу. Несмотря на то, что после корпоратива все сотрудники Brandt знают о предстоящей свадьбе, отношения свои не демонстрируем. Оба предпочитаем вести себя сдержанно. И вот, наконец, оставшись вдвоем, можем взяться за руки.

– Почему ты смеешься?

– Вспомнилось, как удивился, узнав о нас, родной отдел планирования.

– Ну да, мне же пришлось все-таки взъебурить тебя на работе.

– Это было люто, Ян Романович. У меня чуть кожа не сползла.

– Снова претензии?

– Нет. Все нормально. Я расту, когда ругают за дело. Расту же?

– Несомненно, – подтверждает Нечаев. Обнимая, шепчет на ухо: – Ты умница.

– Спасибо, – благодарю смущенно. – Просто… Подумай только! Этот инцидент, а на следующий день корпоратив, где ты объявляешь о нашей свадьбе.

– Марина-Арина… Господи, да все! Все были потрясены!

– Прокатимся по реке? – предлагает Нечаев.

– Вообще, я боюсь, – признаюсь. – Но с тобой рискну.

Ян договаривается об аренде лодки.

Я вся трясусь, пока помогает мне сесть на одно из сидений. Обхватывая себя руками, смотрю на Яна и стараюсь абстрагироваться от того, как качается лодка на воде. Он устраивается напротив меня, снимает пиджак, закатывает рукава рубашки и, взявшись за весла, рассекает темную гладь.

Я обхватываю себя руками и зажмуриваюсь.

Нечаев смеется.

– Иди сюда, Зая.

Стоит ему позвать, вслепую бросаюсь вперед. Оборачиваясь, устраиваюсь между его ног прямо на деревянном днище. Лишь после этого могу открыть глаза.

– Нормально? – звучит тихо над моей головой. – Смотри, как красиво.

Его голос очаровывает сильнее, чем раскинувшаяся вокруг нас природа. Небоскребы возвышаются над пологими склонами и растущими на них пышными деревьями, но внимание на себя не перетягивают. Скорее подсвечивают живописные пейзажи. Где-то вдалеке играет монотонная японская мелодия. Меня укачивает. Отдаваясь тому, что вижу и что чувствую, полностью расслабляюсь и начинаю наслаждаться.

– Это незабываемо. Ни на что не похоже, – шепчу в благоговении. – Колыбель жизни.

– Хотел, чтобы ты это увидела, – говорит Ян.

А я вспоминаю, как признался в любви. Чувства по-новой захлестывают. И не радость это вовсе. В тот момент я плакала от счастья. А сейчас… Эмоций гораздо больше. Это нечто осязаемое. Любовь, которую можно не просто услышать. После слов Нечаева ее можно касаться. И я трогаю. Трогаю его предплечья, чтобы впитать эту энергию. Сначала ее слишком много, а уже через мгновение мало.

– Я люблю тебя, – выдыхаю, прижимаясь губами к запястью Яна.

Он молчит, продолжая грести.

И хоть нам уже не так важны слова, я включаю ревнивую сучку.

– Интересно, если бы ты был без меня, тебе бы предложили одну из гейш?..

Нечаев, конечно же, смеется.

– Ю, – толкает, оставляя весла. Обхватывая меня руками, прижимается лицом к шее. – Вопреки расхожему мнению, которое гоняет по европейским странам, никаких сексуальных услуг гейши не оказывают. Это миф. Предложить нечто подобное в Японии – моветон.

– И откуда в тебе столько?.. – вздыхаю я. – Как ты всему этому научился? Дипломатическому общению в том числе. Ты был великолепен! Ах, о чем это я? Ты же Ян Нечаев! Тебе не надо было учиться.

Он снова смеется. Уже тише.

– Я просто смотрю и вижу то, что люди транслируют. Запоминаю особенности. Чувствую, что от меня ждут. Соизмеряю, сколько сам готов дать.

– А мне… Сколько? – толкаю едва слышно.

– Очень много, Ю. Все, – заключает емко.

– Любишь?

– Люблю.

– Ой… – вскрикиваю, едва внутри жгучая волна стихает. – Что это, Ян? Что это? – указываю пальцем в сторону неоново-синего свечения.

Ян отрывается от моей шеи, вскидывает голову и смотрит вдаль.

– Это на заливе. Сверкающие кальмары. Местный деликатес. Их сейчас вылавливают.

– О-бал-деть! – разбиваю по слогам, не в силах оторвать взгляда. – Это красивее северного сияния.

– Ты его видела?

– Вживую, конечно, нет… Но так подумала…

– Поцелуй меня, Ю, – выдает Нечаев очень-очень тихо.

И я забываю о том, что секунду назад завораживало. Разворачиваясь, обвиваю его шею руками, ловлю горячие губы и со вздохом принимаю влажный язык.

– Я люблю тебя, люблю… – выбиваю строем неровных слогов.

Ян сжимает крепче, углубляет поцелуй и заставляет сходить с ума от счастья.

[1] Татами – маты, плетенные из тростника игуса и набитые рисовой соломой.

Я не Бог, не гений, не святой.

Но я стараюсь.

Контракт подписываем на четвертый день нашего пребывания в Японии. Юния выражает общую корпоративную мысль, мол, я один все это время был уверен в успехе и не бился с ними в мандраже последние сутки. А я ни хрена не был уверен. Просто не считаю приемлемым демонстрировать свои переживания.

Прощаемся с Канэко и остальными сотрудниками за обедом. У Ю на глазах слезы блестят. Она быстро привыкает к людям. Тяжело переносит моменты расставания. Канэко это, конечно же, тоже улавливает. Добродушно смеется, когда Ю складывает перед собой кисти и, склоняя голову, прячет заплаканное лицо. Очарован, ничего удивительного. Протягивая к моей Зае руки, побуждает ее вложить в них ладони. Сжимая, с улыбкой задерживает этот теплый контакт.

– Будем рады видеть вас в любое время. А в апреле – в период цветения сакуры – непременно ждем.

– Обязательно, – шепчет Ю. – Я очень рада, что цели нашего визита достигнуты. Должна сказать, что и задача, которую вы ставили перед нами, выполнена – я полюбила вашу страну, вашу культуру, живущих здесь людей, – делая паузу, взволнованно переводит дыхание. Отражая улыбку Канэко, добавляет: – Мне кажется, я даже научилась понимать японский без переводчика.

После столь смелого заявления, едва до японцев доносят суть сказанного, смущенно смеется. Они отвечают ей тем же.

Я ревную. Просто не могу иначе, хоть и понимаю, что причин для беспокойства у меня нет. На пальце Юнии мое кольцо. Но даже если бы его не было, знаю, что она моя. Всегда была.