Ключи к полуночи - Кунц Дин Рей. Страница 3

Она увидела привлекательного американца с аккуратно подстриженными усами, уже третий вечер приходившего сюда. В предыдущие два раза они едва ли обменялись десятком слов, но Джоанна почувствовала, что им суждено недолго оставаться чужими. На каждом представлении он садился за маленький столик около сцены и смотрел на нее с такой однозначной страстностью, что она избегала встречаться с ним взглядом из страха сбиться и забыть слова песни. После каждого представления, во время ее выходов к посетителям, она, и не глядя на него, знала, что он пристально наблюдает за каждым ее движением. Джоанна думала, что могла выдержать его взгляд, но чувствовала себя, как под микроскопом. Хотя это пристальное внимание бросало в дрожь, оно было в то же время и любопытно приятным, и она, более чем просто с удовольствием, увидела его снова.

Когда она подошла к его столику, он встал и улыбнулся, высокий, широкоплечий, но одетый с европейской элегантностью, несмотря на свой неуклюжий размер. На нем был надет темно-серый в синюю полоску костюм-тройка, гармонировавший со сшитой на заказ рубашкой и жемчужно-серым галстуком.

– Когда вы исполняли "Эти глупости" или "Мы поменялись ролями", – произнес незнакомец, – я вспоминал Хелен Уард, когда она пела с Бенни Гудманом.

– Это было сорок лет назад, – ответила Джоанна. – А вы не на столько стары, чтобы помнить Хелен Уард.

– Допустим, я не был на ее концертах. Мне всего лишь сорок лет. Но у меня есть все ее записи, и, мне кажется, вы лучше, чем она.

– О, она была удивительна, – сказала Джоанна. – Вы мне слишком льстите.

– Я просто констатирую факт.

– Вы любите джаз?

– Главным образом свинг.

– Так нам нравится один и тот же уголок в стране под названием Джаз.

– Очевидно, – сказал Хантер, обводя взглядом толпу. – Это японцы. А мне говорили, что "Прогулка в лунном свете" ночной ресторан для переселенцев из Америки и разборчивых туристов. Но девяносто процентов ваших посетителей – японцы.

– Они относятся с большим уважением к музыке, родившейся в Америке, чем большинство самих американцев, – сказала Джоанна.

– Свинг – единственная музыка, которая меня когда-либо сколь-нибудь интересовала. – Он поколебался, а затем произнес: – Позвольте заказать для вас коньяк, но поскольку это заведение принадлежит вам, не думаю, что было бы правильным отказаться.

– Кроме того, – сказала Джоанна, – я не позволила бы вам так поступить. Я закажу для вас коньяк.

Он выдвинул для нее стул, и она села.

К столику подошел официант и поклонился им обоим. /

Джоанна сказала ему по-японски:

– Ямада-сан, принесите нам два бокала Реми Мартин.

Официант поспешил к стойке бара в дальней части зала.

Американец не сводил с Джоанны взгляда:

– Вы знаете, у вас действительно необычный голос. Лучше, чем у Марты Тилтон, Маргарет Маккрей, Бетти Ван…

– … Эллы Фитцджеральд?

На мгновение задумавшись, он ответил:

– Ну, она не относится к тем, с кем вас стоило бы сравнивать.

– В самом деле?

– Я имел в виду, что ее стиль крайне отличается от вашего. Это все равно что сравнивать яблоки и апельсины.

Джоанна рассмеялась его дипломатическому ходу:

– Итак, я не лучше, чем Элла Фитцджеральд. Хорошо. Я рада, что вы это сказали. А то я начала думать, что вы совсем нетребовательны.

– У меня очень высокие требования, – произнес он тихо, – и вы более чем соответствуете им.

Пристальный взгляд его черных глаз посылал непрерывную серию электрических разрядов, проходящих через нее. "Боже милостивый, – подумала Джоанна, – я отвечаю ему, как зеленая девчонка". Она не только чувствовала, как он раздевал ее глазами, – мужчины делали это каждый вечер, когда она выходила на сцену, – он раздевал ее дальше тела: он обнажал ее сущность, в одно мгновение узнав все, что у нее есть за душой, каждый изгиб ее плоти и мысли. Она никогда не встречала мужчину, который бы с такой страстью был сконцентрирован на женщине, как будто все другие люди на земле перестали для него существовать. Джоанна снова почувствовала то особенное сочетание неловкости и удовольствия находиться в центре его и только его внимания.

Когда принесли заказанный Реми Мартин, она использовала это как предлог, чтобы оторвать от него взгляд. Медленно потягивая коньяк, она закрыла глаза, чтобы переключиться. Окунувшись на время в темноту, она размышляла над тем, что когда он смотрел в ее глаза, то передавал ей частичку собственной страсти, ибо она совершенно перестала воспринимать шумный зал вокруг: звон стаканов, смех и оживленный разговор, даже музыку. Теперь все это возвратилось к ней после полосы темноты, внезапно обрушившись на нее.

Наконец, Джоанна открыла глаза и сказала:

– Мне неудобно, но я не знаю вашего имени.

– А вы уверены, что не знаете? – спросил он. – У меня такое чувство… что мы раньше встречались.

Она нахмурилась.

– Не припоминаю.

– Может быть, это потому, что мне очень хочется скорее познакомиться. Меня зовут Алекс Хантер.

– Из Соединенных Штатов.

– Из Чикаго, если уж быть совсем точным.

– Вы здесь работаете в какой-нибудь американской компании?

– Нет. У меня свое дело.

– В Японии?

– У меня отпуск на месяц. Я приземлился в Токио восемь дней назад.

– Как долго вы пробудете в Киото?

– Я планировал два дня, но нахожусь здесь уже дольше. Мне осталось три недели. Возможно, я проведу их в Киото и отменю всю программу моего отпуска.

– Да, – сказала Джоанна, – это интересный город, на мой вкус, лучший в Японии. Но страна в целом очаровывает, мистер Хантер.

– Зовите меня Алекс.

– И в других местах этих островов есть многое такое, что стоит увидеть, Алекс.

– Возможно, на будущий год я вернусь и побываю во всех этих местах. Но сейчас, мне кажется, что все, что я мог бы пожелать увидеть в Японии, находится прямо передо мною.

Она пристально посмотрела на него, храбро встретившись с этими темными глазами, не совсем уверенная, что думать о его подходе и стиле поведения. Не скрывая своих намерений, он держал себя, как самец, демонстрирующий свои цвета. Сколько себя помнила Джоанна, она всегда была сильной женщиной не только в бизнесе, но и в личной жизни. Одержимая самоуверенностью, она редко плакала и никогда не падала духом, не теряла самообладания. Что такое истерия, она знала лишь понаслышке. В отношениях с мужчинами она всегда была ведущей (и никогда ведомой). Она предпочитала сама выбирать, когда и как будет развиваться ее дружба с мужчиной, и желала быть единственной, кто будет решать, когда эта дружба перерастет в нечто большее. У нее были свои представления о том, каков должен быть темп романа. Обычно ей не нравились неромантичные, идущие напролом мужчины; но как бы то ни было, открытый, выдержанно агрессивный подход Алекса Хантера был непонятно привлекательным.

Не зная, как ответить мужчине, атаковавшему с такой быстротой и самоуверенностью, Джоанна притворилась, что не замечает, что она нравится ему значительно больше, чем просто случайная знакомая. Она окинула взглядом зал, как будто опираясь на своих официантов и посетителей, затем отпила глоток коньяка и сказала: "Вы хорошо говорите по-японски".

В ответ на ее комплимент он склонил голову и произнес: "Благодарю". Затем, немного помолчав, он добавил:

– Языки мое хобби. Так же как европейские машины и хорошие рестораны… Кстати, о ресторанах, вы знаете какой-нибудь по соседству, где можно было бы пообедать?

– В соседнем квартале есть такое местечко, – сказала Джоанна. – Миленький ресторанчик в глубине сада с фонтаном. Он называется Мицутани.

– Хорошо звучит. Пообедаем завтра в Мицутани?

Застигнутая этим вопросом врасплох, она была еще больше удивлена, услышав свой голос, произносящий без всяких колебаний: "Да. Было бы неплохо".

– В полдень? – спросил Алекс.

– Да, – она отпила еще глоток своего Реми Мартин, пытаясь удержать дрожь в руках. Джоанна поняла, благодаря интуиции или какому-то шестому чувству, что, что бы ни случилось между ней и этим мужчиной, хорошо это или плохо, будет в корне отличаться от всего того, что ей довелось пережить прежде.