Йеллоуфейс - Куанг Ребекка. Страница 8

Но потом я уже просто продолжаю идти. Остановиться я не могу. Говорят, редактировать плохой черновик намного проще, чем сочинять на чистой странице, и это правда — как раз в эти минуты я ощущаю в своем продвижении уверенность. Я исправно нахожу обороты фраз, которые подходят к тексту заметно лучше, чем скудноватые описания Афины. Я замечаю, где темп повествования несколько проседает, и решительно вырезаю изменчивый наполнитель. Сквозную линию сюжета я выделяю как четкую, мощную ноту. Я прибираюсь, подравниваю и украшаю; я заставляю текст петь.

Наверное, вы вряд ли поверите, но не было момента, чтобы я про себя подумала: «Вот сейчас возьму и все это себе присвою». То есть я не сидела и не вынашивала какой-нибудь коварный план, чтобы нажиться на работе моей покойной подруги. Нет, серьезно — все это казалось естественным, как будто было моим призванием, чем-то предначертанным свыше. Как только я приступила, мне показалось, что это самая очевидная вещь на свете, которую мне нужно завершить, доведя историю Афины до ума.

Ну а потом — кто знает? Может, и опубликовать все это, опять же ради нее.

Работа поглощает меня напрочь. Я пишу каждый день с рассвета до глубокой ночи. Так усердно я не работала еще никогда, ни над одним писательским проектом, даже над своим собственным дебютом. Слова жгут в груди, как раскаленные угли, переполняя энергией, которую мне необходимо излить сполна, иначе она меня сожжет.

Первую редактуру я осуществляю в три недели. Затем устраиваю себе недельный отпуск, на протяжении которого не занимаюсь ничем, кроме длительных прогулок и чтения книг, просто чтобы освежить кругозор, ну а затем распечатываю все в копицентре и прохожусь по напечатанному красной ручкой. Страницы я перелистываю бережно и неторопливо, бормоча каждое предложение вслух, чтобы прочувствовать звучание, форму слов.

Всю ту ночь я не сплю, а вставляю изменения в «ворде».

Наутро я составляю имэйл своему литературному агенту Бретту Адамсу, с которым не общалась вот уже несколько месяцев, поскольку сбрасывала в корзину все его вежливые, но неотвязные запросы о том, как продвигается моя вторая книга.

«Бретт, привет.

Я знаю, ты ждешь новостей насчет моей второй книги. На самом деле у меня есть…»

Секунду помедлив, последнее предложение я удаляю.

Как мне объяснить все это Бретту? Если он в курсе, что Афина писала первый черновик, ему нужно будет связаться с агентом Афины, Джаредом. Предстоят дрязги с ее литературным наследием. Письменных свидетельств желания Афины, чтобы книгу закончила я, не существует (хотя она наверняка предпочла бы именно это: какому автору хочется, чтобы его произведения томились в безвестности?).

А без подтверждения ее согласия мой вариант может быть не утвержден вообще никогда.

Но, опять же, никто ведь не знает, что Афина писала первый черновик?

Имеет ли авторский отсыл такое же значение, как то, что без меня эта книга, возможно, никогда не увидит свет?

Нельзя допустить, чтобы величайшая работа Афины попала в печать в своем неопрятном, недоразвитом виде; можно сказать, в черновом варианте. Нельзя ни в коем случае. Иначе какая я ей подруга?

«Бретт, привет. Вот рукопись. Немного не в том направлении, которое мы обсуждали, но мне нравится это новое звучание. Что скажешь?

Наилучшего,

Джун»

Всё, готово; «дыц», и сообщение улетает. Я захлопываю ноутбук и отпихиваю его от себя, слегка бездыханная от своей собственной дерзости.

Ожидание — самая трудная часть. Тот свой имэйл я отправляю в понедельник; Бретт отмалчивается и только в четверг сообщает, что для просмотра зарезервировал выходные. Сложно сказать, говорит он это всерьез или же тянет время, чтобы я его не доставала. На подходе к понедельнику я уже не нахожу себе места. Каждая минута кажется вечностью. Я уже миллион раз обошла свою многоэтажку, а телефон засунула в микроволновку — специально, чтобы не было соблазна постоянно его проверять.

С Бреттом мы познакомились на твит-питчинге [7].

Несколько дней в году авторы забрасывают твиты с мини-аннотациями своих книг и ставят хэштеги, чтобы агенты могли их просматривать и помечать те, которые их заинтересуют. Я у себя написала:

«Под сенью платана». Сестры Джейни и Роуз переживают худшее лето в своей жизни. Их отец умирает. Их матери никогда нет рядом. Все, что у них есть, — это они сами, а еще таинственная дверь на заднем дворе. Портал в другую страну. #Adult #ComingofAge #Litfic.

Бретт запросил рукопись, и я ее отправила, упомянув, что у меня на руках уже есть готовый издательский контракт; неделю спустя он предложил поболтать по телефону. Мне он показался эдаким ловчилой: свою речь пересыпал словечками вроде «классный», «отстой» «супер-пупер», а голос у него звучал непристойно молодо. Пару лет назад Бретт окончил Гамильтон как магистр издательского дела, но в агентстве не проработал и нескольких месяцев. Однако агентство было статусным, а клиентам он, судя по отзывам, нравился — вот я и согласилась подписать с ним контракт. Это, а еще то, что предложений получше у меня не было.

Все эти годы он меня в целом устраивал. Всегда ощущалось, что я для него не на первом плане, в частности потому, что не приношу особо денег, но он, по крайней мере, отвечает на все мои имэйлы в пределах недели и не лжет о моих гонорарах или состоянии авторских прав, о которых впору слагать ужастики. Конечно, есть ощущение неловкости, когда получаешь куцые, бездушные отписки вроде: «Джун привет — издатель твою книжку в пэпербэке не выпустит: нет уверенности, что она продолжит продаваться» или «Джун прт, аудиоверсия что-то никого не цепляет, так что пока тебя снимаем — просто будь в курсе». Конечно же, иногда я подумывала о том, чтобы оставить Бретта и возобновить поиски литагента, который бы давал мне большей уверенности как личности. Но остаться снова одной, без единого сторонника в отрасли… Нет, это свыше моих сил.

Думаю, Бретт тихо ждет, пока я сама от него отступлюсь. Эх, видеть бы его лицо, когда он раскрыл мою присланную бомбу в своем почтовом ящике.

Наконец он отвечает мне по имэйлу во вторник, где-то около полуночи. Вот коротко:

«Привет Джун.

Ух ты, в самом деле что-то особенное. Не виню тебя за то, что ты побросала все ради этого проекта. С твоей стилистикой немного расходится, но это может стать неплохой точкой роста. Не думаю, что для этой книги подходит Гаррет — надо бы раскидать ее шире. Я от себя этим займусь.

Редакторских предложений пока негусто — см. в аттаче.

Чииз, Бретт»

Правки Бретта легкие, щадящие. Помимо разовых вкраплений кое-где, они в основном сводятся к сглаживанию эпитетов (Афина местами позволяет себе некоторую цветастость слога), перемещению некоторых сцен флэшбэков, чтобы повествование было более линейным, и повторной акцентировке определенных тем в конце. Я усаживаюсь с баночным эспрессо и на протяжении семидесяти двух часов его уничтожаю.

Слова даются легко — правки подчас сравнимы с вырыванием зубов, но сейчас мне это нравится. Я получаю от писательства больше удовольствия, чем за все последние годы. Может, потому, что слова я правлю чужие, а потому не чувствую, когда гублю их взамен своих родных. Или потому, что материал настолько добротен, что я чувствую себя эдакой огранщицей драгоценных каменьев, шлифуя грубые участки, чтобы те засверкали.

После этого правку я отправляю обратно Бретту, и тот сначала шлет ее Гаррету, который технически обладает правом первого отказа. Гаррет пасует, как мы и рассчитывали (не думаю, что он потрудился хотя бы открыть файл). Затем Бретт немедленно рассылает роман полудюжине редакторов — все как один маститые, из крупных издательств. («Наш список охвата», — называет это он, как будто речь идет о каком-нибудь студенческом реферате. Раньше он, между прочим, ни одну из моих работ в «список охвата» не включал.) Ну а дальше остается только ждать.