Лицо в зеркале - Кунц Дин Рей. Страница 37
— Заходи, заходи, — Корки махнул ему рукой. — Тут все свои, только друзья, пусть некоторых ты и собираешься порезать.
Открыв дверь ровно настолько, чтобы протиснуть в щель свою костлявую фигуру, Роман проскользнул в склеп для неопознанных покойников, задержавшись на мгновение, чтобы убедиться, что коридор за его спиной пуст. А уж потом закрыл, оставшись с Корки и двадцатью неприлично обнажившимися участниками тога-пати.
— Что на тебе надето? — нервно спросил патологоанатом.
Корки закружился в широком желтом дождевике.
— Модная одежка для дождя. Тебе нравится шляпа?
— Как ты прошел мимо охраны в столь нелепом одеянии? Как ты вообще проскользнул мимо охраны?
— Мне не пришлось проскальзывать. Я показал соответствующие документы.
— Какие документы? Ты преподаешь безмозглую
современную литературу самовлюбленным шлюхам и зазнавшимся снобам.
Как и многие представители научного мира, Роман Каствет презирал литературные факультеты современных университетов, студенты которых, во-первых, искали истину через беллетристику, а во-вторых, не хотели работать.
Нисколько не обидевшись, наоборот, одобряя антисоциальный настрой Романа, Корки объяснил:
— Эти милые парни на посту охраны думают, что и — патологоанатом из Индианаполиса и приехал сюда, чтобы обсудить с тобой некоторые моменты, связанные с особенностями, обнаруженными при вскрытии жертв серийного убийцы, который терроризирует Средний Запад.
— Да? И почему они так думают?
— У меня есть человек, который изготовляет прекрасные поддельные документы.
Роман отпрянул:
— У тебя?
— Очень часто, знаешь ли, возникает необходимость иметь их при себе.
— Ты врешь или просто глуп?
— Как я тебе и говорил, я — не изнеженный профессор, который получает заряд адреналина, якшаясь с анархистами.
— Да, говорил, — пренебрежительно бросил Роман.
— В моей повседневной жизни я всячески способствую распространению анархии, рискуя оказаться за решеткой и получить срок.
— Ты у нас прямо-таки Че Гевара.
— Многие мои операции тщательно продуманы и поражают воображение своей нестандартностью. Ты же не думал, что десять обрезков крайней плоти нужны мне для личного использования, словно я — извращенец?
— Да, именно об этом я и подумал. Когда мы познакомились на этой занудной университетской встрече, мне показалось, что с головой у тебя совсем никуда, что ты — классический моральный и умственный мутант.
— Из уст сатаниста такие слова воспринимаются как комплимент, — улыбнулся Корки.
— Будь уверен, комплиментом здесь и не пахнет, — зло фыркнул Роман.
Даже пребывающий в наилучшем расположении духа, тщательно одетый и со свежим дыханием Каствет не радовал глаз. А уж в злости просто становился уродом.
Худой, как щепка, с костлявыми бедрами, локтями, плечами, с адамовым яблоком, выпирающим дальше носа, и таким острым носом, что Корки еще ни у кого такого не видел, впалыми щеками, круглым, как набалдашник бедренной кости, и таким же лишенным плоти подбородком, Роман производил впечатление человека с серьезными проблемами пищеварительного тракта.
Всякий раз, когда Корки ловил взгляд птичьих, холодных, словно у рептилии, глаз Каствета или видел, как патологоанатом, безо всякой на то причины, сексуально облизывает губы, на удивление полные для столь костлявых лица и фигуры, у него возникало подозрение, что некая эротическая потребность вращает шестерни обменного процесса этого человека так быстро, что из всех отверстий его тела должен валить дым. Если бы где-нибудь принимались ставки на среднее количество калорий, которые Роман сжигал ежедневно, занимаясь онанизмом, превратившимся для него в манию, Корки поставил бы значительную сумму на как минимум три тысячи, и выигрыш обеспечил бы ему долгую и безбедную жизнь.
— Ладно, что бы ты обо мне ни думал, я хочу заказать еще десять экземплярчиков крайней плоти.
— Слушай, запомни раз и навсегда, с тобой я больше никаких дел не веду. Ты поступил безответственно, заявившись сюда.
Отчасти потому, что этот побочный бизнес приносил немалые доходы, отчасти стараясь услужить Королю Ада, Роман Каствет поставлял (только от трупов) различные части тел, внутренние органы, кровь, злокачественные опухоли, иногда даже мозг целиком другим сатанистам. Его покупатели, в отличие от Корки, имели теологический и практический интерес в тайных ритуалах, призванных испросить у Его Сатанинского Величества особые услуги или вызвать демонов из адских глубин. В конце концов, наиболее важные ингредиенты снадобий черной магии не продавались вближайшем торговом центре.
— Ты перегибаешь палку, — заметил Корки.
— Ничего я не перегибаю. Ты — безрассудный, ты обожаешь ненужный риск.
— Обожаю ненужный риск? — Корки улыбнулся, чуть не рассмеялся. — Странно слышать все это от человека, который верит, что грабежи, пытки, насилие и убийства принесут награду в загробной жизни.
— Говори тише, — яростно прошептал Роман, хотя Корки и не думал повышать голос. — Если кто-нибудь застанет нас здесь, я потеряю работу.
— Отнюдь. Я — приезжий патологоанатом из Индианаполиса, и мы обсуждаем нынешнюю нехваткусотрудников, из-за которой эта комната и превратиласьв накопитель неопознанных трупов.
— Ты меня губишь, — простонал Роман.
— Я пришел сюда лишь для того, чтобы заказать еще десять штук крайней плоти. И у меня нет желания оставаться здесь, пока ты мне их нарежешь. Я решил сделать этот заказ лично, поскольку полагал, что тебя
это повеселит.
И хотя Роман Каствет казался очень уж тощим, совершенно лишенным возможности выдавить из себя хоть каплю лишней жидкости, его сверкающие черные глаза увлажнились от раздражения.
— И потом, — продолжил Корки, — есть более серьезная угроза твоей работе, чем мое появление здесь. Вам не поздоровится, если кто-то узнает, что среди трупов вы положили сюда и живого человека.
— Ты обкурился или чем-то закинулся?
— Я уже сказал тебе об этом по телефону, несколько минут тому назад. Один из этих бедолаг все еще жив.
— Что за игру ты затеял? — вскинулся Роман.
— Это не игра. Правда. Я услышал, как кто-то пробормотал: «Помогите мне, помогите мне». Очень тихо, конечно, но достаточно громко, чтобы я его услышал.
— Услышал кого?
— Я его вычислил, сдвинул саван с лица. Он парализован. Лицевые мышцы перекосило после инсульта.
Потрескивая, как вязанка хвороста, Роман наклонился вперед, глядя Корки в глаза, словно надеялся, что неистовость его взгляда сможет донести до Корки послание, для которого у него не нашлось слов.
Корки же говорил с прежней невозмутимостью:
— Бедняга, должно быть, находился в коматозном состоянии, когда его доставили сюда, а потом пришел в себя. Но он ужасно слаб.
В броне неверия Романа Каствета появилась трещинка: такой вариант не исключался. Он отвел глаза, оглядел комнату.
— О ком ты говоришь?
— О нем, — весело ответил Корки, указав на дальнюю стену, куда едва доходил свет висящей под потолком лампы, так что покойников там скрывал не только саван, но и сумрак. — Мне представляется, что, вызвав тебя сюда, я спасал работу вам всем, поэтому мой заказ ты должен выполнить бесплатно, из благодарности.
Роман приблизился к полкам у задней стены склепа.
— Который из них?
— Слева, второй снизу.
И когда Роман наклонился, чтобы сдернуть саван с лица трупа, Корки вскинул правую руку. Из широкого рукава желтого дождевика появилась кисть с зажатой в ней тонкой заточкой. А потом, точно прицелившись, со всей силы, без малейшего колебания, он вогнал заточку в спину патологоанатома.
Глазомер не подвел Корки. Заточка, пронзив предсердие и один из желудочков сердца, вызвала мгновенную остановку сердца.
В шорохе одежды Роман Каствет без единого крика повалился на пол.
Корки не потребовалось прощупывать пульс. Распахнутый рот, из которого не вырывалось дыхание, застывшие, остекленевшие, словно изготовленные мастером-таксидермистом, глаза подтвердили, что его удар пришелся точно в цель.