Звенья одной цепи - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 46

— Значит, уйти он мог только одним путём?

Ньяна всем своим видом показала, что думать из нас двоих положено вовсе не ей.

— Осталось понять, зачем он ушёл. И тогда узнаем куда.

Мне и самому собственное рассуждение показалось сомнительным, а взгляд защитницы и вовсе опустел. В эту минуту я отчаянно пожалел, что рядом со мной нет Кифа. Пусть он обманщик и проныра, но дельную поддержку оказывал исправно.

— Ты хорошо знаешь этого Дерка?

— Да как и всех прочих.

— Он…

— Хороший человек.

Я уже начинаю уставать от этого словосочетания, пышечка.

— Мне не это нужно знать. Вот Сойа… Только не спорь! Она, что называется, Божем обижена, ведь так?

Ньяна поджала губы:

— И всё равно хорошая!

— Хорошая, хорошая! Но недалёкого ума. А Дерк был определён ей в женихи, как она сама сказала.

— Так они ж подходят друг другу.

Вот! Именно! То, что я так хотел услышать! Мечтательность и рассеянность уже вызывали подозрение. А если присовокупить сюда же рассказ о чудесных умных овчарках, всё сходится наилучшим образом.

— Замечательно. Пусть подходят и дальше. Вы обе говорили, что Дерк любил помечтать. А о чём? Неужели он никогда не делился своими мыслями?

Ньяна задумалась:

— Он не охоч до разговоров. Больше слушать любит.

— Что именно слушать? Просто людские речи или что-то особенное?

— Сказки он любит, — вздохнула защитница. — И здоровый уже лоб, а всё ему истории про могучих героев, что красавиц спасают, подавай.

— Какая же тогда женитьба?

— Ах это… Дурное-то дело нехитрое! — хмыкнула Ньяна. — Их бы ещё в прошлом году поженили, только Дерк упёрся тогда. Хочу, говорит, подвиг совершить. Пока не спасу кого-нибудь во славу своей суженой, никакой женитьбы.

Деревенский дурачок, да ещё и с фантазиями? М-да, беда.

— А мог он вдруг взять и уйти за подвигами?

Серые глаза мигнули:

— А ведь мог… Только где у нас в округе герои требуются?

Уместный вопрос. Я ещё раз посмотрел на карту. В самом Доле подвиги уж точно ни к чему. Даже если прежний Смотритель лукавил, отправляя свои донесения в столицу, то по поведению его, а теперь и моей помощницы легко понять: ничего тревожного, тем более опасного в жизни окружённой горами долины не происходило. По крайней мере, те семь лет, что Ньяна здесь живёт. А Дерк и родился здесь и вырос. В мире и покое. Только сказки, что ему рассказывали, сначала баюкая по вечерам, а потом у пастушьих костров, твердили другое. Твердили, что вокруг огромный мир, в котором есть место всяческим злодеям и чудовищам, а главное, отважным героям, защищающим простых людей, но предпочтительно, если те — молодые и красивые особы женского пола.

Мне в детстве тоже нравилось слушать сказки. Уж кем только я себя не представлял! Правда, больше благородным разбойником, чем придурковатым героем, не требующим за свои подвиги никакой платы. А потом и вовсе выяснилось, что настоящие красавицы почему-то всегда выбирают алчных и вовсю распускающих руки негодяев, а не тех, кто готов служить им верой и правдой, довольствуясь лишь ласковым взором. Сказка закончилась. И слава Божу!

А что творилось в твоей голове, Дерк? Ты-то продолжал верить, и, подозреваю, с каждым годом твоя вера только росла, если в конце концов даже свадьбу пришлось отложить.

Герой. Каким он должен быть? Что должен сделать, дабы удивить и восхитить свою суженую? В горах наверняка бродят дикие звери. Те же волки, к примеру, а может, кто и покрупнее. И наверняка иной раз подбираются к пасущимся стадам, дабы…

— Скажи, пастухи часто недосчитываются коз по возвращении с пастбища?

— Когда горные волки лютуют, так всегда бывает.

— А в последнее время лютовали?

Ньяна подняла взгляд к потолку, вспоминая:

— Да вроде с осени никто не жаловался.

— А Дерку приходилось сталкиваться с волками?

Повисшее молчание продлилось дольше, чем я ожидал.

— Да вроде нет.

— Ни разу?

Серые глаза виновато мигнули.

Очень интересно. Значит, и в такой малости, как схватка с дикими зверями, парню не повезло. А жаль. Глядишь, порвали бы его волки немного, и героические фантазии тоже поуменьшились бы.

— И он ведь старался бывать в горах почаще?

— Да. Соечка ещё жаловалась, что, как только снег начал сходить, Дерка в долине и не встретить было.

Значит, парню срочно требовалось совершить подвиг. Похоже, плоть взыграла и начала требовать своё, но упёршийся рогом разум сопротивлялся изо всех сил. Деревенский дурачок рыскал по горам в надежде нарваться-таки на нечто героическое и, конечно, то, с чем мог справиться лишь он один. А потом горы исчерпали себя, и остался всего один путь. Наружу. Но куда?

Что обычно делает герой? Сражается. Во что он обычно одет? В доспехи. Чем отбивается от врагов? Оружием. Очень грубое описание, но, думаю, чему-то более сложному в голове Дерка было не уместиться. Итак, вооружённый воин. Где можно превратиться в такового? Только…

Я перевёл взгляд на край карты, туда, где рисунок обрывался, так и не добравшись до самого интересного.

— Где, по-твоему, легче всего стать героем?

Ньяна подумала и ответила совершенно разумно:

— На войне.

— А если поблизости нет войны?

Она проследила направление моего взгляда и, сама себе удивляясь, закончила напрашивающуюся мысль:

— На её остатках.

Правило добрых людей, непременно выходящих из Блаженного Дола через граничную заставу, удлинило наш путь на десяток миль и ухудшило моё настроение. Самой Ньяне, похоже, было всё равно, сколько придётся прошагать впустую, зато приличия были соблюдены, и все дольинцы спустя полчаса после нашего ухода уже знали, что Смотритель отправился на поиски пропавшего пастуха. Наверное, можно было послать вместо себя пару-тройку товарищей Дерка по пастушьему делу, но мне вдруг захотелось убедиться в правильности сделанных предположений лично. И заодно, если уж я облажался с выводами, скрыть свой позор от лишних свидетелей.

Идти по каменистой обочине было не слишком радостно: гораздо приятнее было бы ехать, хотя бы и на телеге, но, как объяснила защитница, пока талая вода окончательно не уйдёт в глубь земли, из Дола в большой свет ездят только по крайней надобности, а так всё больше верхами и пешком. Я сразу отбросил мысль позаимствовать лошадь на одном из соседних дворов, потому что давным-давно забыл, с какой стороны подходить к этим гнусным скотинам. Ньяна же, когда предложил взять ездовое животное для неё, смущённо отказалась, пробормотав что-то вроде «и я их боюсь, и они меня не жалуют». А нести довольно увесистые сумки ей было нетрудно, как я убедился на пятой миле пути, когда сам начал ощущать каждый фунт собственного груза.

Нет, взяли мы с собой немногое: фляги с водой, сухари, вяленое мясо да плащи, под которыми можно было в случае чего даже устроиться на ночлег, хотя защитница клятвенно заверила меня, что ещё до наступления вечера подойдём к воротам форта. Я предпочёл ей поверить, потому что ночёвка в предгорьях не казалась мне пределом мечтаний. Особенно без оружия, которое мне, как Смотрителю, оказывается, было не положено носить при себе и уж тем более использовать по назначению.

Ньяна объясняла сбивчиво, но общую суть правила я всё же уяснил. Поскольку Смотритель являет собой оттиск Дарохранителя, как бы напыщенно это ни звучало, в его, то есть моём, праве вершить правосудие никто не смеет усомниться, а стало быть, восставать против, а тем паче покушаться на мою жизнь и вовсе не может. Я попробовал рассказать своей спутнице о нравах, царящих за пределами Блаженного Дола, в частности о том, что в столице каждому дарственному чиновнику полагается непременный защитник, поскольку в одиночку справиться с недоброжелателями порой не удаётся, но женщина, услышав знакомое слово, ухватилась за него и радостно заявила: «Вот и я у вас такая защитница!» Продолжать смысла не было. Никакие доводы о том, что с оружием в руках я бы чувствовал себя более уверенно, на Ньяну не подействовали, и за это, видимо, нужно было сказать спасибо моему предшественнику, явно по старости лет не помышлявшему вступать в поединки, не говоря уже о том, чтобы обременять дряхлое тело острой, а самое главное, увесистой сталью.