Наследницы - Мареева Марина Евгеньевна. Страница 19

— Знаю, что вас зовут Саша, что вашего сына зовут Андрей, что учится он в Гнесинке по классу виолончели, а вы там преподаете.

— Точно, — удивилась Саша. — А кто вы?

Лера не ответила. Казалось, она сосредоточила все свое внимание на дороге.

— Ваш сын получает стипендию, — спокойно продолжала она, — как один из лучших студентов.

— Да, — подтвердила Саша, ее удивление нарастало как снежный ком, — деньги приходят из Лондона от какого-то мецената.

— Это деньги вашего отца. — Лера резко затормозила у светофора, едва не проехав на красный.

— Приехали! — вырвалось у Саши.

«Неужели вправду не догадывалась? — Лера пристально посмотрела на нее. — На лице — растерянность, недоумение Похоже на то».

— Он посылал их Андрею и еще четырем студентам. Видите, какая конспирация. И все для того, чтобы вы не догадались, что он помогает своему внуку.

— Господи, неужели это правда? — Саша верила этой женщине потому, что ей самой хотелось верить в это. — Откуда вы…

— Это правда, — не дав Саше договорить, прервала ее Лера. — Деньги он отправлял через мою фирму, и я ему помогала. Основная же часть откладывалась на его поездки.

— Ну да, Андрей вроде бы должен ехать этим летом в Лондон на стажировку.

Машина остановилась у Сашиного дома.

— Вы даже знаете, где я живу?

— Я вообще о вас много знаю.

Они вышли из машины и пошли к подъезду. Саша впереди, Лера — чуть сзади.

— А можно мне к вам подняться?

— Ну конечно, разумеется. Лера, а кто вы?

— Вашему сыну шестнадцать лет?

— Ну да.

— А моему — десять, и он ваш сводный брат.

Саша в растерянности обернулась. Потом молча вошла в подъезд, остановилась у почтовых ящиков. Лера прошла к лифту и нажала кнопку вызова.

— Лера, — Саша с трудом подбирала слова, — вы знаете… у меня дома мама… и мне… не хотелось бы… чтобы она узнала… об этом.

Лера отнеслась с пониманием:

— Ну хорошо, только она все равно скоро все узнает. Через две недели будет оглашено Володино завещание.

— Я в курсе. Нас в нем нет.

— Как это? — пришло время удивиться Лере. — Да этого не может быть. Если Володя помогал вам до последних дней… Нет, быть этого не может. А кто вам сказал, что вас нет в завещании?

— Да это не важно. Этому человеку можно доверять.

— A-а, ну ясно. — До сих пор спокойная и невозмутимая Лера вдруг преобразилась. В ее голосе зазвучали гневные нотки: — Это две эти суки: вдова и галерейная крыса. Ну все правильно, если учесть, что в последнее время Володя почти не вставал, он же был очень болен, вот они его и настроили против вас.

— Я… я буду бороться за свою долю наследства, — заявила Саша.

— И правильно, а я тебе в этом помогу, — наседала на нее Лера. — Только мы должны быть вместе. Мы должны стать союзницами. Мы их раздавим, этих гнид. И ты получишь свою долю.

— Вы что, — не поняла Саша, — готовы бороться за мою часть наследства в ущерб собственным интересам?

— Сань, я баба не бедная. Дело же не в деньгах и не в этих антикварных сундуках. Я просто их ненавижу. А я и Анне уже сказала, кто я такая.

— Господи, зачем?

— И крысе этой, дочке ее, что ее муженек изменил ей со мной.

— Что, правда? — Вопрос вырвался невольно. Саша тут же пожалела об этом.

Лера замялась.

— Ну… не совсем.

— Что значит не совсем?

— Да не было ничего.

— Как-то все это не для меня. — Саше неприятен был этот разговор. — Вы знаете, Лера, я не стану рыться в чужом белье.

— А ты у нас такая вся беленькая и пушистая! Да? — Лера всплеснула руками. — Такая вся чистая-пречистая. Только что из прачечной. Тетя Ася приехала. Да?

— Извините, мне нужно идти.

— Дура ты! Тебя уже два раза поимели. Я же знаю, почему ты с мужем развелась, знаю. Он пришел к твоему отцу и стал требовать, чтоб тот вам помогал. Требовал денег. А ты об этом узнала. Узнала и сказала: «Значит, ты женился на мне потому, что я дочка знаменитости?»

Саше было не по себе.

— Перестаньте!

— И подала на развод, — поставила точку Лера.

— Хватит! — резко оборвала ее Саша. — Я не собираюсь с вами обсуждать свою личную жизнь.

— Да ради бога, — как-то обмякнув, тихо сказала Лера.

Саша подошла к лифту, открыла дверь и посмотрела на Леру.

— Скажите, а вы… вы любили моего отца?

— Я и сейчас его люблю, — едва слышно ответила Лера.

В бюро пропусков издательства «Музруки» было много народу. Анна Федоровна заняла очередь к окошку. «Сколько же лет мы не виделись? Восемь? Десять? Володя до конца жизни переживал разрыв с Георгием. Но никогда и словом не обмолвился, почему после стольких лет дружбы они расстались. Время от времени они, конечно, встречались на выставках или официальных приемах, но лишь приветствовали друг друга. Те близость и задушевность, которыми многие годы Володя и Георгий упивались, ушли как вода в песок, не оставив следа».

То, что Георгий, узнав о смерти друга, приехал и публично покаялся в своей вине, не удивило Анну Федоровну. Удивило бы, если бы не приехал. Да и лежала ли вина в их расставании исключительно на совести Георгия? Она не была в этом уверена — Володе свойственно было рубить сплеча. С годами, правда, и не без ее благотворного влияния, эта черта его характера стала понемногу стираться — муж стал более терпим к людям, особенно к друзьям. И тем не менее…

Ее окликнули. Это был Георгий — в дорогом красивом костюме, подтянутый, улыбающийся. Он поцеловал Анне Федоровне руку, провел через турникет, сказав охраннику, что пропуск на даму ему принесут в течение получаса. Они поднялись на лифте на шестой этаж, Георгий открыл перед гостьей дверь кабинета, на которой было написано «Заместитель главного редактора Г.Г. Китовани».

Кабинет был обставлен со вкусом, Георгий питал слабость к старинной мебели. Главным украшением кабинета являлся массивный стол из темного дерева с витыми ножками и кресло, скорее похожее на трон. Оно слегка переливалось благодаря перламутровым треугольничкам, инкрустированным в спинку. Для посетителей стояло несколько деревянных кресел с шелковой обивкой. В трех массивных шкафах, сверкая глянцем, теснились книги и альбомы. У окна под сенью могучего фикуса прятался шахматный столик с выстроившимися в полной боевой готовности фигурами, вырезанными из дерева. Белые фигуры представляли русскую армию, черные — наполеоновскую.

— Георгий, — удивленно оглядывая кабинет, спросила Анна Федоровна, — что все это значит? Ты из художника переквалифицировался в издателя?

— Не совсем. Рисовать я, конечно, не перестал, но теперь вот бизнесом немного занялся. Помнишь Сашку Музыкантского и Левона Рубашвили?

— Спрашиваешь! Они Володе в Париже выставки организовывали.

— Точно. А сейчас они вернулись, живут в Москве и решили основать свое издательство. Позвали меня третьим… — Георгий рассмеялся. — Мы хорошо посидели, и они меня уговорили. На них детективы и всякое дамское чтиво, а меня посадили на художников — альбомы, биографии, мемуары. Вот, взгляни, — он снял с полки толстый альбом в глянцевой обложке и положил на стол перед Анной Федоровной, — наше последнее детище. «Рембрандт».

— Весомо, — перелистывая фолиант, похвалила она, — впечатляет.

— Это тебе, в подарок.

— Спасибо, вот Володя бы обрадовался! Он Рембрандта боготворил.

— Да, я знаю. Хотел ему, но… — Георгий перекрестился, — царствие ему небесное, не успел. Дело прошлое, что было, то было…

Георгий унесся к событиям десятилетней давности, когда он и Володя, наговорив друг другу много обидных слов, расстались. Трудно было поверить, что из-за какой-то молоденькой девчонки могла в одночасье разрушиться дружба, длившаяся больше тридцати лет. Но это было именно так.

У них с Иваницким была совместная выставка в Лондоне. Куратор выставки мистер Джексон представил им Маргарет как свою помощницу. Они с Иваницким, конечно, ему не поверили — у этой Маргарет только и было достоинств, что красивое личико и длинные ноги. А также беззастенчивая наглость, результат действия которой друзья хлебнули в полной мере чуть позже.