Погасить Черное Пламя - Гинзбург Мария. Страница 20

Глиргвай покосилась на сестру Че. Та, укутанная в песцовую шубу и прикрытая сверху тяжелым одеялом, лежала рядом с эльфкой на санках. Друидка находилась в тяжелом беспамятстве магического транса.

Создать зимой грозовые облака и наполнить ими ущелье, словно подушку пухом – задачка не из легких.

II

Дренадан нежно, осторожно провел веником по барельефу, сметая снег, и отступил на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. Из всех обязанностей главного волхва содержание идола в порядке и благолепии было самой приятной и необременительной. Здесь не надо было думать, прикидывать и что-то решать; нужно было только взять в руки веничек из лучшего сорго и выйти в капище. Зимой надо было еще накинуть полушубок, но Дренадан часто забывал это сделать.

Вот уже много лет он не чувствовал ни жары, ни холода.

Идол представлял собой трехгранную стелу из серого гранита высотой в два человеческих роста. Все три грани были украшены искусными барельефами. На северной стороне стелы был вырезан ящер – не дракон и не линдворм, как однажды предположил Лайтонд, а именно Ящер. Священный лик бога. Того, кто появился задолго до всех этих линдвормов и сидхов, того, кто будет и после, когда исчезнет все живое. На юг со стелы свирепо смотрел грозный старик с кнутом и книгой в руках, путь на запад охранял огромный медведь. Дренадан закончил сметать снег с его каменной шкуры и собирался переходить к изображению человека, когда услышал шаги.

– Привет, Лайтонд, – сказал волхв, не оборачиваясь. – Подожди немного, я сейчас закончу.

Снег снова заскрипел под ногами – эльф отходил от стелы, чтобы не смотреть на почерневший от крови и пепла жертвенник с бурыми от старости крепежными петлями, которые колыхал легкий ветерок. Лайтонд прислонился к частоколу, и некоторое время они молчали. Главный волхв Ящера приводил идола в порядок и придавал ему благолепие. Эльф отдыхал, подставив лицо негреющему зимнему солнцу и чувствуя, как утихает боль в исколотых пальцах. Его перевели на легкие работы, и теперь Верховный маг Фейре вместе с Эназерелом, бывшим командиром отряда наемников, шили рабочие рукавицы. Норма составляла пять пар в день, но Лайтонду ни разу еще не удалось сшить больше трех.

Рукавиц, а не пар.

Их отношения с того самого дня, как Дренадан швырнул эльфа на жертвенник и получил в ответ удар направленным пучком Цин, мало походили на отношения воспитуемого и жреца-воспитателя. Они стали учеником и учителем. Эльф нашел друга там, где ожидал столкнуться с непримиримым врагом. Незадолго до этого Лайтонду довелось обнаружить врага на месте верного и преданного соратника, и таким образом эльф на собственной шкуре прочувствовал закон вселенского равновесия.

– Сыграй мне пока, – сказал Дренадан, отчистив изображение Ящера и переходя к последней грани стелы.

Эльф вытащил из кармана ватника замызганную дудочку и заиграл. Серебряная флейта, с которой он вел Танцоров Смерти на замок Черного Пламени, где-то там и осталась. Лайтонд даже не помнил, где и когда он оставил ее и сменил на меч… или флейту выбили у него из руки? Эльф и не пытался это вспомнить – он не хотел всколыхнуть вал остальных образов, связанных со штурмом замка, один больнее другого. Да и Дренадан любил повторять: «Инструмент – фигня. Все фигня, кроме Музыки».

Над частоколом задрожала и полезла вверх, словно тесто из кастрюли, черная, изрезанная сверкающими зигзагами пелена. Лайтонд, единственный оставшийся в живых Музыкант Смерти, наполнял пространство мертвой силой. Если бы ее не сдерживала мощь бога-источника этой силы, если бы эльф и волхв не находились на освященной земле капища, от мира вокруг них в радиусе метров пятидесяти уже ничего не осталось бы, кроме сухой серой пыли. Когда края пелены сомкнулись над капищем подобно куполу, затемнив солнечный свет и превратив окружающий мир в черно-серую картинку, Дренадан отложил веник и махнул рукой – хватит, мол.

Теперь никто не мог ни видеть, ни слышать их.

– Тебе не кажется, – сказал Лайтонд, убирая флейту. – Что двоих для ритуального жертвоприношения будет мало? Сколько я помню, вы всегда отбирали эльфов пятьдесят – сорок…

– В этом году жертвоприношения, похоже, не будет, – ответил волхв.

Эльф вопросительно посмотрел на него.

– Черное Пламя окончательно сошел с ума под действием Эрустима, – сообщил Дренадан. – Ему уже мало ежедневных казней, превратил цветущий город в вонючий погост, скотина… Он решил сжечь Лихой Лес.

Лайтонд коротко, словно его ударили или он хотел кого-то ударить, выдохнул, но не произнес ни слова.

– Дракон нанял химмельриттеров. Сейчас они уже, насколько я знаю, уже заходят на цель, – продолжал волхв. – Ящер должен получить в дар определенное количество жизней, и в этом году оно будет перекрыто с лихвой. Все темные эльфы, все животные Лихолесья, а, там же еще гномы…

Волхв внимательно посмотрел на эльфа, но прочесть по его лицу что-нибудь было невозможно.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Дренадан.

– Насколько я знаю, дракон начал войну с темными эльфами из-за предсказания, – ответил Лайтонд. – Кто-то напророчил ему, что он падет от руки эльфа, зачатого на правом берегу Димтора. Когда Железный Лес сгорит, то окажется, что предсказатель ошибся, вот и все… И еще одно видение, казавшееся пророческим, является просто бредом одурманенного рассудка, – добавил он как бы про себя.

– Все дело в точном толковании видения, как я тебе уже говорил, – заметил Дренадан задумчиво. – Вот тебя где зачали?

– Теоретически, да, – сказал Лайтонд, подумав. – Мать и отец сошлись, когда Разрушители стояли лагерем в Трандуиловых Чертогах.

– Я хотел поговорить о другом, – произнес Дренадан. – Переливание помогло Эназерелу? Вы же с ним все время вместе, ты должен заметить.

– Скорее нет, чем да. Его лихорадит, трясет, и на скулах у него все время нездоровый румянец. Эназерела рвало сегодня два раза, после обеда сразу и чуть попозже, а губы синие, как у покойника.

По лицу главного волхва Ящера прошла тень.

– Продолжай, – сказал он.

Лайтонд пожал плечами.

– Не стоило переливать цельную кровь. Видимо, в моей крови содержатся иммуноглобулины или антигены плазменных белков, чуждых Эназерелу. Они могли вызвать такую реакцию.

– Я ввел ему только твои красные кровяники.

– Красные кровяники? – изумленно повторил эльф, и тут до него дошло. – Вот уже не думал, что вы знаете об эритроцитах! Но как ты разделил…

Лайтонд осекся, вспомнил фразу о «ходячей фабрике крови».

– Кто мы есть – слепой инструмент в руках судьбы или мастер, который направляет резец, – произнес Дренадан задумчиво. – Вот предмет споров многих мудрецов, как среди мандречен, так и среди эльфов. Но мало кому приходит в голову, что на этот вопрос, который кажется многим отвлеченно-философским, есть вполне материальный ответ. Который соединяет в себе оба этих ответа. Представь себе инструмент, созданный для вполне определенной цели. Например, для переливания, консервации, сепарирования крови. Снабженный для этого всеми необходимыми знаниями и сенсорами…

– Как, например, узнавать группу крови на вкус… – пробормотал эльф.

– Да. Для удобства, или из отвращения к механизмам, которые испытывали творцы этого устройства, ему был придан внешний вид, схожий с человеческим. А потом творцы исчезли, а инструмент обрел свою собственную волю и судьбу…

– Так и рождаются сказки, – заметил Шенвэль. – Но ты же говорил, что был человеком… княжичем… Последним из Тайнеридов.

– В основу этого устройства должно было быть положено настоящее, живое человеческое тело, – ответил Дренадан. – И после того, как устройство… было установлено, в моем тела не осталось места ни для кого больше.

– Так вот как ты освободился, – сообразил эльф.

Дренадан кивнул. Глаза его потухли.

– Он вернулся, – сказал жрец почти шепотом.

– В тебя? – спросил Лайтонд быстро.

– Нет. Он нашел кого-то… кто не смог ему противостоять. И избавился от всего в жизни своей марионетки, что могло помешать ему, – волхв тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. – Дай-ка я тебя осмотрю.