Незнакомцы - Кунц Дин Рей. Страница 3

— Золотая моя крошка, — приговаривала Анна на всем протяжении пути домой, а сидевший за рулем автомобиля Иаков не мог сдержать слез умиления от охватившей его гордости за дочь. Он был впечатлительным человеком, но пытался всегда скрыть свои чувства, объясняя покраснение глаз какой-то странной аллергией. Вот и теперь, пока они возвращались домой после торжества, он дважды повторил, смахивая слезу:

— Какая-то странная сегодня в воздухе пыльца. И весьма едкая, должен заметить.

— Ты унаследовала все лучшие наши качества, моя крошка, — восхищалась Анна. — Вот увидишь, тебя еще оценят по достоинству. Сперва поступишь в среднюю школу, затем в колледж, станешь врачом или юристом, тебе самой решать. Все в твоих силах.

Родители Джинджер были единственными людьми, которые всегда оценивали ее в полной мере.

Уже на дорожке к гаражу Иаков, притормозив, воскликнул:

— Бог мой, что же мы делаем?! Наша единственная ночь закончила шестой класс, наша девочка, способная абсолютно на все, которая, быть может, выйдет замуж за сиамского принца или в одно прекрасное утро отправится верхом на жирафе на Луну, наша Джинджер впервые облачилась в берет и плащ, а мы никак это не отпразднуем? Может, отправимся на Манхэттен или выпьем шампанского в «Плазе»? Отобедаем в «Уолдорфе»? Нет! Мы придумаем кое-что получше! Самое лучшее из всего, что только можно придумать в честь будущей космической путешественницы: мы отправимся в бар газированных вод Уолгрина!

— Ура! — воскликнула Джинджер.

В баре они, похоже, являли собой самую экстравагантную семейку, когда-либо побывавшую здесь: папа-еврей росточком едва ли выше жокея, с германской фамилией, но сефардской наружностью; мама-шведка, белокурая и женственная, всего на пять дюймов выше ростом своего супруга; и, наконец, их единственная дочь — крохотное сказочное создание, изящная, в отличие от матери, светловолосая, хотя отец ее был жгучим брюнетом, и почти волшебно красивая. Уже в детстве девочка знала: глядя на нее в компании ее родителей, окружающие думают, что она их приемная дочь.

От Иакова Джинджер унаследовала хрупкую фигурку, мягкий негромкий голос, интеллект и доброту.

Она так сильно любила своих родителей, что ей всегда не хватало слов, чтобы выразить свои чувства. Даже став взрослой, она с трудом подбирала нужные слова, когда ей хотелось сказать им, как много они оба для нее значили.

Вскоре после того как Джинджер исполнилось двенадцать, Анна погибла в дорожной катастрофе, и среди родственников Иакова утвердилось мнение, что вдовцу и его маленькой дочери без нее долго на плаву не продержаться: в клане Вайсов, где шведку давно признали за свою и обожали, ни для кого не было секретом, как эти трое привязаны друг к другу, и, главное, именно Анна является движителем семейного успеха. Ведь это она сделала Человека из Иакова-мечтателя, Иакова-размазни, наименее честолюбивого из всех Вайсов, Иакова, чей нос вечно уткнут в детективный или фантастический роман, владельца двух магазинов. А ведь до свадьбы он лишь гнул спину в ювелирной мастерской!

После похорон семья собралась в доме тети Рахили в Бруклин-Хайтс. Улучив момент, Джинджер забилась в укромный уголок в кладовой, где уселась на табурет, и, задыхаясь от ароматов специй, принялась просить Бога вернуть ей маму. Невольно она подслушала разговор тети Рахили с тетей Франциской на кухне — последняя в самых мрачных тонах рисовала невеселое будущее бедного Иакова и Джинджер.

— Ты не хуже меня понимаешь, что ему не удержать без Анны дело, — причитала тетя Франциска, — даже когда он оправится от этого удара. Ведь он такой непрактичный, вечно витает в облаках, наш люфтменш [3], — добавила она на идише. — Думала и решала за него Анна, она могла дать ему дельный совет, а без нее он через пять лет пропадет.

Они недооценили Джинджер.

Нужно отметить, что хотя она и была уже в десятом классе, но ей было всего двенадцать лет и в глазах большинства людей она оставалась ребенком. Никто не мог предположить, что девочка вполне успешно возьмет на себя роль домашней хозяйки: как и Анна, Джинджер любила готовить и после похорон несколько недель тщательно штудировала кулинарную книгу, со свойственной ей старательностью и упорством пополняя свои познания в этом искусстве. И, когда родственники в первый раз после кончины Анны пожаловали к ним на обед, они пришли в совершенный восторг от приготовленных девочкой блюд.

Картофельные биточки и сыр колаки, овощной суп креплах с брынзой и кусочками мяса, фаршированный карп, тушеный перец, цимес с черносливом и картофелем, макароны во фритюре с томатным соусом и запеканка с персиками или яблочный компот — на десерт. Франциска и Рахиль подумали, что Иаков прячет на кухне новую хозяйку, отказываясь верить, что все это приготовила его дочь. Сама же Джинджер не считала, что сделала нечто исключительное: семье был необходим повар, и она им стала.

Теперь она с энтузиазмом принялась заботиться об отце. В доме все блестело и сияло, так что тете Франциске не удалось обнаружить ни одной пылинки. Несмотря на возраст, Джинджер научилась планировать расходы и вскоре взяла в свои руки и это дело.

В четырнадцать лет она удостоилась чести произнести прощальную речь на торжественном выпускном акте, хотя и была на три года моложе одноклассников. А когда из многих университетов, готовых принять ее, она остановила свой выбор на Барнардском, кое-кто решил, что для ее возраста такой кусок великоват, можно и подавиться.

Барнард и в самом деле оказался весьма крепким орешком: Джинджер уже не опережала, как раньше, других студентов, но все равно была на хорошем счету. Лишь однажды, когда Иакова свалил первый приступ панкреатита и ей каждый вечер нужно было навещать отца в больнице, у нее несколько снизился средний балл за семестр.

Иаков дожил до дня, когда его дочь получила первую ученую степень, заметно ослаб и пожелтел к моменту, когда ей вручили диплом врача, и даже протянул еще полгода, пока она училась в ординатуре, но после трех приступов панкреатита у него развился рак поджелудочной железы, и он умер, так и не узнав, что дочь решила отказаться от научной карьеры и стать хирургом в Бостонской мемориальной клинике.

Прожив с отцом гораздо дольше, чем с матерью, Джинджер испытывала к нему более глубокие чувства и была потрясена его смертью. И все же она встретила этот удар судьбы достойно, как и любой другой вызов, и окончила ординатуру с блестящими отзывами и великолепными рекомендациями.

Но, прежде чем окончательно определиться в выборе постоянного места работы, Джинджер решила еще два года постажироваться в Калифорнии по уникальной и сложной программе, разработанной специалистами Стэнфорда, и только потом, впервые за многие годы, позволила себе месячный отдых, прежде чем вернуться в Бостон, где ее зачислили в группу доктора Джорджа Ханнаби — заведующего хирургическим отделением клиники, известного своими открытиями в методике сердечно-сосудистой хирургии. На протяжении почти полутора лет Джинджер прекрасно справлялась со своими обязанностями.

И вот в один из ноябрьских дней, а точнее — утром во вторник, она отправилась в «Деликатесы от Бернстайна» за покупками. Там-то все и началось, с черных перчаток.

* * *

Вторник был ее выходной, во всяком случае, когда не было тяжелобольных, нуждающихся в постоянном присмотре, и ее появления в больнице не ожидали. Первые два месяца она приходила в клинику и по выходным, поскольку, кроме работы, ее ничто особо не интересовало. Но Джордж Ханнаби положил этому конец, как только узнал об этой ее привычке. Практическая медицина — напряженная работа, сказал он, и хирургу требуется отдых, даже неутомимой Джинджер Вайс.

— Пощадите себя, — сказал он, — хотя бы ради пациентов.

Поэтому по вторникам она вставала на час позже, принимала душ и выпивала две чашки кофе, просматривая за кухонным столом у окна с видом на Маунт-Вернон-стрит утренние газеты. В десять часов она одевалась и пешком шла до кулинарии на Чарльз-стрит, чтобы накупить там всяких вкусностей, как-то: бастурму, вырезку, рогалики, пончики, винегрет, блинчики, копченую осетрину, вареники с творогом, которые оставалось только подогреть.

вернуться

3

Здесь — мечтатель (идиш).