Жемчуг в золоте (СИ) - Ли Кейтилин. Страница 14
«…меня тревожит успеваемость Эгелла. Если его исключат, всё будет напрасно. Все деньги, что мы заплатили, пойдут ко дну. Я всякий раз краснею, когда получаю уведомления из школы об очередной плохой отметке! Он даже не старается, хотя прекрасно знает, каким образом нам достались деньги на его обучение!
Хвала Отцу, Дайде совсем другой. У него есть будущее. Его успехи отмечают все учителя. За него я спокойна. Если ты займёшь место подле его высочества, это будет величайшим утешением мне на закате лет…»
Я прикрыла глаза и отложила в сторону письмо матери.
Не буду дочитывать.
Одно и то же, одно и то же. Слово в слово. Не читая, я могу процитировать всё, что она говорит. Особенно про закат лет, хотя не ей на него жаловаться с её ярким полуднем.
Дайде и Эгелл — мои младшие братья. Вскоре после свадьбы мой муж оплатил первый год их обучения в очень дорогой и престижной закрытой школе. После его смерти я, как его вдова, выгребла всё, что мне полагалось, до последней медной звёздочки и отдала эти деньги за оставшееся время, и то не хватило — как только обзавелась заработком, пришлось впоследствии доплачивать из своих.
Легкомыслие братьев меня задевает, конечно, как и честолюбие матери. Не они добыли эти деньги, и им кажется, что это было легко и будто бы по праву. Поведение Эгелла и Дайде немного напоминает поведение Лалли среди нас. Я люблю своих братьев, и, как старшая сестра, я проложу для них дорогу в этой жизни. Просто нужно смириться, что старшим детям всегда приходится сложнее, чем младшим. Мы как тренировочные площадки для своих родителей, и оттого, возможно, наши судьбы складываются не совсем так, как мы хотели бы.
А ещё мама сочувствовала мне. Сочувствовала, но это ни капли не мешало ей пользоваться деньгами моего мужа, и моему счастью и безопасности она предпочла их.
Стиснула кулаки и зубы. По телу пронеслась крупная холодная дрожь.
Всё, хватит, Маури.
Он мёртв.
Какое облегчение.
Расслабилась. Разжала кулаки.
Бусинка мирно дремала на чёрных ноздреватых кусках застывшей лавы, под которыми находился нагревающий камень. На острове Пепла и Крови всегда жарко, и дхарровы ящерицы не переносят холода. Теперь мне нужно следить за этим, и за многим другим тоже. Принцесса, как и обещала, оставила мне подробные указания, как ухаживать за Бусинкой, а ещё прислала книгу, где в целых пяти главах поэтапно расписан порядок действий, чтобы обрести фамильяра.
Я на время отложила её. Не думаю, что во время отбора у меня будут на это силы с желанием вместе. Да и вряд ли это будет честно, ведь ни у кого больше нет фамильяра.
Между нами всеми будто встал ледяной барьер. Никто больше не пытался разговаривать, и даже общительная и жизнерадостная Аяри не стремилась к сплочению коллектива, да и Лалли праздновала победу преимущественно молча. Все вместе мы собирались только за приёмами пищи. Мы все теперь казались безмолвными призраками. Лучший способ для нас, скованных клятвой, — это отстраниться друг от друга и хотя бы так сохранить хладнокровие.
Не сказала бы, что меня это как-то задевало. У меня были свои заботы. Та же Бусинка требовала внимания. Дворец-на-Утёсе любезно предоставлял мне особый корм, о котором ранее говорил принц. Он нейтрализует яд дхарровых ящериц, и благодаря ему я могу, не боясь, пускать Бусинку за пазуху, чтобы она не мёрзла.
Ящерица всюду следовала за мной, прячась под одеждой. Мы гуляли по сумрачным коридорам дворца, по его залам с покрытыми каменной резьбой колоннами и узкими окнами, рассматривали фрески и картины, слушали шаги, которые раздавались особенно громко в огромных пустых залах.
Дворец-на-Утёсе располагался на самой верхней точке крошечного скалистого острова и обдувался всеми ветрами, и поэтому шум волн слышался так, словно и нет никаких стен. Песнь моря никогда не умолкала в этом месте, как и не истончался защищённый магией камень.
Говорят, прапрадед нынешнего короля построил этот дворец для своей горячо любимой супруги, которая была склонна к меланхолии и плохо переносила толпы придворных. Она сама выбрала это место и настояла на нём, несмотря на протесты своего мужа. Потом же… потом она выбросилась из окна покоев прямо на поцелованные волнами скалы. Никто точно не знал, из-за чего это случилось. Кто-то склонен считать, что здесь не обошлось без интриг. А кто-то полагал, что она на самом деле ненавидела мужа и так и не смогла смириться со своим браком.
Это место отмечено печалью.
Внутренний дворик спал. Вокруг неработающего фонтана расположились оцепеневшие безжизненные клумбы. Мощёные тропинки были припорошены снегом. Нам не запрещалось покидать дворец, и я вышла наружу.
К морю вела широкая каменная лестница, которая не терпела спешки. Я и не торопилась никуда. Путь к берегу, усеянному обледенелыми валунами, был отрезан оградой. И не одна я желала видеть море.
Эби-Ши, казалось, холод был нипочём. Я медленно приближалась к ней, не отводя взгляда от сложной серо-голубой косы на её спине. Шидро была в лёгком плаще, без шапки и шарфа. Один лишь вид её заморозил мои кости.
Я поёжилась.
Я слышала, что шидро не отращивают длинные волосы, чтобы не мешали при погружениях. Эби-Ши, видимо, серьёзно решила порвать с ремеслом, которым промышляли многие поколения её предков, однако до сих пор её влечёт к морю…
— Высматриваешь, нет ли поблизости женщины, стирающей бельё среди волн? — спросила я.
Эби-Ши обернулась.
— Не накликай, — мрачно ответила она.
Я усмехнулась, поняв, насколько близка к правде. Смерть несчастной женщины произошла когда-то в этих местах. Вряд ли королевы защищены от превращения в морскую нечисть после смерти, так что…
— Магия Слезы Бездны защищает этот островок, — сказала я. — Не думаю, что потусторонние сущности расставят здесь свои сети, чтобы изловить наши души.
— Им плевать на силы живых, — отрезала Эби-Ши. — Их улов всегда богат.
Волны с натужным рёвом разбивались о скалистые берега, рассыпались брызгами, с жадностью накрывали собою валуны и отступали, чтобы захлестнуть их вновь. Море поглотило многих за многие тысячи лет, и их силы пошли ему в пищу.
— Особенно жадны до смертных жизней те, кто погиб в расцвете сил и молодости, — продолжила Эби-Ши. — И неважно, где их настигла смерть, на суше или в море. Если захотят — придут в любом обличье.
Я напряглась. Внутри шевельнул липкими щупальцами затаённый страх.
— Не накликай, — вернула я ей её же реплику.
— Есть, кого бояться, да?
— Живые страшнее мёртвых. И сейчас я боюсь других вещей.
— Хм…
Шидро отвлеклась от созерцания моря и переключилась на меня. Её интерес стал каким-то особенно пристальным, хищным. Словно бы я — замеченное на дне морское ушко, которое надо отколоть и отправить в свою сеть, к остальному улову.
— Расскажи о своём муже. Он ведь был молод, когда умер, да?
Я рассердилась.
— Почему вас всех так интересует эта гнилая рыбья печень?!
— Ну, ты единственная среди нас, кто побывал в браке. Конечно, нам интересно, — лениво улыбнулась Эби-Ши, сложив руки на ограде.
— Он умер, и пусть покоится с миром. Я начинаю новую жизнь без него. Это все слова, которых он достоин.
— Вот как? Значит, ты пришла на этот отбор только с целью начать новую жизнь?
— А ты разве нет? Сама же говорила, что решила больше не убиваться по жениху. Судя по твоей косе, ты очень даже на это рассчитываешь.
Шидро подобралась.
— Рассчитываю, конечно, — неожиданно легко согласилась она. — Когда есть выбор, тяжело трудиться или не трудиться и получать при этом гораздо больше, то любой человек выберет второе. Моя мать пережила три выкидыша, а я — один. Свою бабушку я всю жизнь знаю глухой. Она потеряла слух к тридцати годам, задолго до моего рождения. Если я стану принцессой, у меня будут деньги и влияние, чтобы сделать жизнь моих соплеменников лучше. Меня злит, что такие неженки, как ты или эта поганка Лалли, пришли сюда начинать новую жизнь, хотя уж явно вы обе не знали настоящих лишений!