Не дыши! - Найяд Диана. Страница 9

Люди, не жившие в атмосфере домашнего насилия, не могут понять, отчего жены не выставляют за дверь морально уродливых мужей, а дети любят растливших их родителей. Любовь и привязанность – чувства неоднозначные и сложные. Мир не делится на черное и белое.

Мне 65 лет, и я считаю, что сейчас у меня началась новая жизнь в том числе и потому, что я научилась находить хорошее практически во всем, что мне довелось испытать, включая Ариса. О, я всегда завидовала своим друзьям с теплыми, любящими родителями. Картина того, как Герберт, папа Бонни, настоящий «дровосек», по-медвежьи стискивает дочь в объятиях и говорит, что любит ее, завораживала меня. Я не представляла, что должна ощущать Бонни, зная, что ее папа так сильно любит ее. Каково это, чувствовать безоговорочное доверие к себе и доверять кому-то самой?

Я не догадывалась о том, что все эти переживания делали мою защитную стальную броню еще тверже, что они закалили мой характер. Теперь, «отделив зерна от плевел» и научившись даже в плохом находить что-то хорошее, я смело оглядываюсь назад. Я вижу перед собой этого бесчестного, обезоруживающе харизматичного ублюдка, каким и был Арис до конца своих дней.

Наши несчастья заставляют нас расти, духовно развиваться. У нас есть прекрасная возможность пересмотреть заново историю своей жизни и понять, что все, омрачавшее наши дни, наполнявшее их тупым страхом, постоянной тревогой и ощущением полной безнадежности, заставляло нас становиться лучше. И, переступая через весь ужас, идти вперед.

Уже не важно, через что мне пришлось пройти, что творилось у меня в душе. Я видела себя только чемпионкой, и никем больше. Именно в тот вечер, в мой пятый день рождения, когда отец зачитывал мне значение фамилии Найяд, этот белый лист с черными символами на нем и слова Ариса сделали меня той, кто я есть. За это и еще за то, что Арис доказал мне – важность восьмичасового сна преувеличена, я говорю ему: «Спасибо!»

Глава 4

Люси

Когда я была ребенком, мама всегда останавливалась в дверях моей комнаты, желая мне спокойной ночи. Мне так хотелось, чтобы она подошла ко мне, присела на мою кровать, обняла и почитала сказку на ночь. Но мама постоянно сохраняла эту дистанцию, созданную еще в моем далеком детстве. Я вспоминаю фотографию, на которой стоит маленькая девочка и застенчиво смотрит в объектив. Каждый вечер она ворковала мне мелодичным нежным голосом: Dors bien, chérie [10]. И каждый раз я отвечала ей: Dors bien, Maman.

Моя мама покинула этот мир в 2007 году. Сейчас у меня не осталось никаких чувств к ней, кроме безграничной нежности. Искусно выполненная маленькая урна с надписью Dors bien, Maman, в которой хранится прах Люси, стоит на моем рабочем столе. Сожаления о том, что мама никогда не входила ко мне в комнату, не падала со смехом ко мне на подушку, давно прошли. Я помню только ласковую, достучавшуюся до самой глубины моего сердца мелодию ее голоса. Нет больше ни холодного страха, ни печали. Только мамин голос и его французская поэтичность.

А еще те моменты теплоты и чувство безопасности рядом с ней. Мы садились с ней вместе в большое кресло в пляжном клубе, она закутывала меня в полотенце, прижимала к сердцу и читала на французском истории о маленьком слоненке Бабаре. По сей день, когда я вижу картинки, изображающие слоненка Бабара, мое сердце наполняется нежностью и любовью.

В юности мы желаем, чтобы наши отец и мать были другими, не такими, какие они есть на самом деле. Мудрость, понимание жизни, которые приходят с годами, помогают нам осознать, как сильно нас любили наши родители и как много они сделали для нас. Повзрослев, я утонула от нежности, которую почувствовала к Люси. Наконец по-человечески я смогла понять ее. Я приехала к ней, чтобы попросить прощения и простить ее. Я простила ее мелкие недостатки, ее бездействие и ее неспособность защитить меня от сексуального насилия.

Люси Уинслоу Кертис родилась в Нью-Йорке в 1925 году, в семье богатого, образованного представителя высшего общества. Ее отец, 71-летний Джордж Варрингтон Кертис, был бизнесменом, художником и преподавателем. А ее матерью была 22-летняя Жанет, молодая танцовщица и содержанка. Семья Кертиса принадлежала к знатному нью-йоркскому клану. Его основательницей являлась Люси Уинслоу, в то время одна из немногих женщин-врачей на Манхэттене. (Мою мать назвали в ее честь, как и у нее, у меня, в свою очередь, второе имя Уинслоу.) Родоначальница клана Кертис изобрела успокоительный сироп для младенцев, задолго до того, как подобные препараты получили широкое распространение. Сироп содержал в себе успокаивающие компоненты. Для того времени это был настоящий прорыв на рынке. Пасынок доктора Уинслоу, Джереми Кертис, направил свои усилия на продвижение инновационного сиропа, который позже произвел эффект разорвавшейся бомбы.

Бродвейские афиши кричали о чудодейственном успокаивающем сиропе Миссис Уинслоу. Рекламные плакаты появились на каждой остановке для экипажей.

Повзрослев, я стала с интересом изучать увлекательную и необычную историю этой семьи. Воспоминаний моей матери было недостаточно, а мне требовалось знать о моих предках все. Кэндис обнаружила плакат с рекламой чудо-сиропа Dr. Winslow’s на Ebay и красиво выполненную голубоватую бутылку из тонкого стекла, найденную в 1862 году при раскопках в Новом Орлеане. Эта бутылка стоит на моем столе сразу за урной с прахом моей Люси.

Это типичная американская история успеха о том, как блестящая маркетинговая компания XIX века смогла сделать из сиропа мегахит, который принес семье Кертиса большое богатство. «Ваш ребенок не дает вам спать по ночам? Успокойте его сиропом Миссис Уинслоу и отправляйтесь с мужем на танцы!»

В начале XX века клан Кертис владел четырехэтажным домом на углу Пятой авеню и 52-й улицы Манхэттена, а также конюшнями на западной стороне Пятой авеню. Сегодня эта недвижимость стоит миллионы. Если я когда-нибудь решу изучить генеалогическое древо Кертис, то первая вещь, которую я хотела бы узнать: какой идиот их продал?!

Кроме того, у Кертисов имелся фешенебельный особняк в предместье Саутгемптона, по соседству с легендарным поместьем семьи Жаклин Бувье Кеннеди, «Серыми Садами». Я видела фото этого дома Кертисов. Он выглядел ослепительно.

Сведения о жизни родителей Люси довольно скудны. Известно, что в 1925 году одна молодая танцовщица по имени Джанет родила ребенка. У ее ног в тот момент были ее муж – стареющий богатый джентльмен и весь Манхэттен. Ходили слухи, что зимой, когда мой дед Джордж страдал от пневмонии, окна в его комнате зачем-то оставляли открытыми настежь. Как бы то ни было, отец Люси умер, когда она была еще младенцем.

Чернила на бумаге завещания еще не высохли, когда маленькую Люси отослали во Францию, на воспитание к младшему брату Джорджа – Атертону, которому на тот момент было 60 лет.

Атертон эмигрировал в Париж и счастливо жил с датчанкой по имени Ингеборг. Они поженились только для того, чтобы удочерить маленькую Люси.

У меня есть дневник Атертона тех дней. Он являлся коллекционером главным образом египетских экспонатов. Вся его коллекция была в итоге пожертвована Лувру. Я часто видела имя Атертона под стеклом в витринах музея. И всегда жалела, что лично не знала его. Атертон и Ингеборг вели богемный образ жизни и жили по соседству с Гертрудой Стайн и Элисом Токласом в доме на Rue Notre Dame des Champs. На веселые вечеринки, чтобы выпить шампанского и развлечься светской беседой, к ним заглядывали Ф. Скотт Фицджеральд с женой Зелдой, Гоген и Матисс.