Дахут, дочь короля - Андерсон Пол Уильям. Страница 18

Лица воинов стали жестче, многие ужаснулись. Сам Ниалл напрягся. Он оскалился. Затем расслабился, раздался смех, вождь поднял свой кубок.

— Смело сказано! Кажется, я смогу доверить тебе обучение. Поди, выпей за свое путешествие; вижу, владелец гостиницы выносит еду.

Но потом, когда оплыл воск на свечах, настроение у вождя снова упало.

— Никогда не пытайся отговорить меня от мести, — пробормотал он. — Мы только потратим время. Это может стоить тебе головы. Помни это.

К нему наклонилась жена Кернаха, Сэдб.

— У вас горе внутри, король Ниалл, — мягко сказала она. — Могу я немного облегчить вам эту ночь?

Ниалл обратил на нее взор. Наконец, улыбнулся.

— Можешь, — ответил он. — Уйдем отсюда. Они пожелали всем доброго вечера и ушли в предоставленное ему уединенное место, свою руку он положил на ее талию. Кернах смотрел им вслед, выражение его лица стало довольным. Бран прополоскал горло и сказал:

— Думаю, мы можем найти еще не спящую девушку для такого почетного гостя, как вы.

На лице жены Брана было выражение разочарования и злости. Ниалл был не только властным и привлекательным. Среди женщин Эриу ходил слух, что он был несравненным любовником.

Когда суффеты встретили весеннее равноденствие, случилось невиданное Исом доселе событие. Одному из них король предъявил обвинение.

— Нагон Демари, советник по труду. Хорошо известно, что его задиры терроризируют город и бьют потерявших сознание людей, которые противятся тем требованиям, что он предъявляет им в своем союзе. Это не было столь очевидно… Теперь сын Арсла, Доннерх, независимый возчик, под предводительством которого образовывался новый, честный союз, убит, на него напали и закололи, когда он после наступления темноты проходил через Рыбий Хвост. Это всенародное известие, и вызвало оно всеобщую скорбь. И до сих пор не было известно, что Доннерх оказался очень живуч и умер не сразу. Он пришел в сознание и патрульному, нашедшему его лежащим на аллее, назвал имена двоих напавших на него убийц. Судьба распорядилась так, что они оказались легионерами и поэтому были доставлены прямо ко мне. Капитан патрульных честен и смел, но в своих правах ограничен. В отсутствие беспристрастных свидетелей убийцы утверждали лишь то, что Доннерх ошибся, и их отпустили бы. Для меня они были тихо схвачены и допрошены с глазу на глаз. Пытать не было необходимости. Мне, как воплощению Тараниса, они признались, едва я пообещал пощадить их от смерти — обещание, которое не в силах дать никто другой. Они рассказали мне, как расскажут и вам, что действовали по приказу Нагона Демари.

Волнение. Ужас. Споры. Точильный камень в работе.

— Грязная сделка, позволившая наемным убийцам спасти свои головы, — протестовал Боматин Кузури, капитан военно-морского флота.

— Они будут доставлены в цепях в Гезокрибат и выставлены на римском рынке рабов, — ответил Грациллоний. — Вырученные деньги будут переданы вдове и детям Доннерха.

Все свои силы и власть убеждения и, да, устрашения он бросил на то, чтобы попытаться уничтожить Нагона. Этот человек был шипом в боку Иса, и рана гноилась слишком долго.

— Показания недостаточны, — заявил Осрах Танити, капитан рыболовного флота, сам сильно побитый морской волк. — Мы не можем приговорить его со слов двух миног, наподобие этих. Не думайте, я Нагону не друг. Моему братству приходилось работать с союзом, но мы их никогда не любили. Однако его ребятки могли насвистеть ради доли того процветания, которого мы собирались достичь. Это говорит и о его характере.

— Это говорит лишь о том, что каждый тиран или демагог должен оказать кому-то услугу, — отпарировала королева Виндилис. — Король доверился Девяти. Мы согласны, что Нагон — это зло.

— Мы никогда не пожелаем разрушить сам союз, — сказала Форсквилис. — Пусть его возобновит честное руководство.

— Ах и кто назовет это руководство? — потребовал Сорен Картаги. — Король? Берегитесь! — он поднял руку. — Нет, выслушайте меня. Никто не отрицает, что король много сделал для пользы Иса. И все же он снова и снова просчитывается, он нарушил те границы, что были древними уже во времена Бреннилис. Его не удовлетворило положение верховного жреца, короля, префекта и военачальника. Он станет диктатором. Я говорю это ему в лицо, больше из уважения, чем в гневе. Он — человек с благими намерениями, временами ошибающийся, но, возможно, чаще он прав. И все-таки, как насчет его преемника? Что, скажите, сделал бы другой Колконор с той властью, которую Грациллоний вложит в руки короля?

Были там те, кто решительно отвергал обвинения, и среди них обвиняемые. Весь день менялись аргументы.

Наконец, утомленное, большинство проголосовало за компромисс. Факты сочли недостаточными, чтобы осудить Нагона Демари в тяжком преступлении. Убийцы могли неправильно понять его приказания или перегнули палку. Как бы там ни было, они имели к нему отношение и были плохими людьми. То, что он с ними связался, само по себе было тяжким нарушением и давало повод еще для многих голословных утверждений. Вследствие этого Нагон Демари был снят с должности, и ему запретили занимать хоть какое-то место в течение оставшейся жизни.

— Выйди вперед, — предложил ему Грациллоний, — прежде чем я подтвержу или отвергну суждение Совета.

Остался незатронутым поднятый Сореном вопрос, не превысил ли свои полномочия сам король, не создал ли опасный прецедент.

Выступил коренастый человек с волосами песчаного цвета. Он презрительно повернулся к собранию спиной. Один лишь человек на помосте не поддался его холодному взгляду, да еще солдаты, стоявшие сзади, и, наверное, идолы Троицы, маячившие над ними.

— Что тут можно сказать? — проговорил он скрипучим голосом. — Ты годами травил меня, и наконец, я между твоих челюстей. Злой рок принес тебя в Лес. Пусть скорее придет претендент и убьет тебя. Тебе не раздавить рабочих, которые будут проклинать твое имя, не сломить и мой дух. Но я не задержусь здесь, где благодаря тебе моя невинная семья больше не может держать голову высоко. Ты избавишься от меня, Граллон. Ты не избавишься от божественного правосудия.

В палате стало трудно дышать. Грациллоний же ответил просто:

— Тогда иди и живи с римлянами. С собой ты увезешь достаточно награбленного.

Эта борьба утомила его. Это было хуже битвы. На поле брани, по крайней мере, ясно, выигрываешь ты или проигрываешь.

Он отложил сессию и удалился в сопровождении охраны, отклонявшей попытку любого заговорить с ним. За ними последовала Бодилис. Видимо, ему давно нужно было нанести королеве визит.

Пока они дошли до ее дома, сумерки наполнили своей синевой город до краев. Солдаты оставили их, когда они вошли внутрь. В ожидании ужина Бодилис провела его в свой скрипторий. Эта просторная комната, забитая ее книгами, писчими материалами, незаконченными художественными работами, образцами, предметами красоты, — была их убежищем, раз спальня стала недоступна. Мерцание свеч падало на маленькие закуски, вино, воду, питьевые отвары, теплые от лампы.

— Хочешь сбросить мантию? — предложила она на латыни, на которой они обычно разговаривали, когда оставались наедине. — Должно быть, сегодня вечером тебе тяжело было ее носить.

— Так и есть, — вздохнул он, снял плащ и положил на стул. Ее кошка мягко подпрыгнула и уселась на одежду. Бодилис проследила взглядом за Грациллонием, когда он направился налить себе стакан неразбавленного вина и сделал большой глоток. Легкая нижняя туника лежала на его все еще широких плечах и прямой спине, открывая мощные ноги и руки. В золотисто-каштановых волосах и коротко подстриженной бороде блестели нити серебра. Ее локоны уже были седыми полностью.

— Я рад, что это твой вечер, — сказал он. — Твоя сила нужна мне.

— Среди нас многие обладают не меньшей, — мягко ответила она. — И кроме того, могут тебе помочь.

— Но не твое… спокойствие, твое понимание людей. И твоя мудрость. Ты зришь дальше тех политических действий, что мы совершили сегодня, и помогаешь мне осознать, что они на самом деле значат. — Он сел и уставился в иол.