Неожиданный наследник (СИ) - Яманов Александр. Страница 53

* * *

После скромного и явно потерявшего своё влияние Любека, Гамбург казался огромным. По словам графа, город стал одним из крупнейших портов Северной Европы после открытия Америки и пути в Индию. Количество кораблей в порту и снующих туда-сюда разнообразных судёнышек впечатляло. Только я сравнивал город, его жителей и происходящее вокруг с Санкт-Петербургом. Понятно, что наша столица гораздо моложе, но через неё идёт почти вся торговля огромной империи. Только нет смысла врать самому себе, немецкий порт явно выигрывал.

Немного позже я понял, в чём дело. Санкт-Петербург просто более вялый. В Гамбурге почти все люди заняты делом, а у нас жизнь кипит только в порту и на нескольких улицах. В столице народ просыпается после обеда, тогда и начинается движение. Понятно, что есть многочисленные слуги и работники, спешащие по своим делам. Только это совершенно другое. Мне было трудно объяснить свои ощущения, и я поделился с Крузе. На что доктор ответил весьма просто.

— Здесь люди зарабатывают деньги, а в Санкт-Петербурге их тратят. В Гамбурге почти нет аристократии, зато достаточно богатых людей. Но они не позволяют себе проводить время в праздности. Но это свойственно многим столицам. В том же Париже или Вене дела обстоят похожим образом, — произнёс доктор, глядя на целую череду возов, проезжающих по улице, — А ещё в германских городах весьма бурно развиваются мануфактуры. Русская же аристократия предпочитает продавать зерно и пеньку, а всё остальное покупает в Европе. Потому в Санкт-Петербурге мануфактур в десятки раз меньше, чем даже в Любеке, хотя людей гораздо больше. Да, в России есть Сестрорецк, но то казённые заводы.

Мне не совсем понятны слова доктора. Ведь если есть возможность заработать деньги, то глупо ею не воспользоваться. Тот же Степан, который управляет делами Панина, оказался сведущим в различных делах человеком. А ещё это показывает, что русская аристократия не чурается торговать и открывать мануфактуры. Или просто Никита Иванович такой особенный.

Сама поездка оставила противоречивые чувства. С одной стороны, остававшиеся за нами города и селения, вроде богаче русских. А с другой местный народ живёт по-разному. И если с виду они одеты получше и дома у них добротнее, то весной людям явно нелегко. И немного понятно, почему столь много народу устремляется в города. Земли здесь мало и крестьянские наделы неприкосновенны. Может, немцы потому и развивают мануфактуры, что у хозяев всегда под рукой многочисленные работники. У нас же большая часть людей прикреплена к земле, и мужик занимается различными промыслами только в холода. Это и подтвердил Панин.

— Хочешь открыть мануфактуру или завод, то надо купить работников. Поэтому всё так сложно. Мой Степан как-то хотел в одной из деревень начать шерстяное дело. Но ничего не вышло, ибо мужики отказались. Мол, мы барщину отработаем, а далее у нас промыслы, а бабам ягоды с грибами надобно собирать, — улыбнулся граф, — А свободных рабочих и нет. Если же я куплю крестьян, посажу всех чесать шерсть, то их надо кормить. Землю пахать-то они не будут. Это какой расход получится! Да в разы легче продать лес или дёготь тем же англичанам с голландцами. Я уж про зерно и пеньку молчу. Будь во круге свободные работники или батраки какие, то дело бы пошло. Но вам лучше обсуждать подобные вопросы с графом Воронцовым и Адамом Олсуфьевым. Ведь это они Вольное экономическое общество задумали, вот пусть и объясняют. Я здесь не силён.

Далее шла обычная дорога. Мы путешествовали на пяти возках, заранее купленных ещё в Любеке. Было тесновато, но куда деваться. За нами также следовала большая телега с подарками. Дороги мне понравились. Касаемо трактиров, то здесь сложнее. Это в России с давних времён построены ямские подворья, и все путешественники прекрасно знают, сколько вёрст до следующего пристанища. Здесь же немного иначе или нам просто попался глуповатый проводник. В общем, два раза нам пришлось заночевать в немецких деревушках и однажды прямо в лесу. И вот здесь я почувствовал разницу между людьми. Местные крестьяне сразу попытались нас обобрать, запросив за дрова и ночлег несусветные деньги. Панин, посмеиваясь, вызывал Степана и приказал тому поторговаться ради приличия. В России с нас денег почти не просили.

Что касается домов изнутри, то они лучше, чем у наших крепостных. Но тесные и уж больно в них холодно. Крестьяне почти не топят, разжигая огонь только для приготовления пищи. Сама еда весьма скудная и невкусная. Если в окрестностях Любека и Гамбурга была рыба, то здесь больше чёрствый хлеб и каша. Это хорошо, что мы взяли с собой припасы и разместились в доме местного старосты. Я позже обошёл деревеньку, осмотрел дома и хозяйство, решив, что поморы живут лучше.

И почему-то мне стало радостно на душе от этого осознания. А то уж больно отличаются лачуги русских крестьян от жилищ их помещиков, про дворцы столицы лучше не говорить.

* * *

Брауншвейг встретил нас моросящим дождём и хмурым постом на въезде в город. До этого у нас был разговор с таможенным чиновником, попытавшимся осмотреть наш багаж, принятый за товар, и взять с него пошлину. Это разгневало даже обычно спокойного Панина. Я даже и не мог предположить, что граф умеет так ругаться! Даже Алонсо заслушался, явно запоминая некоторые слова.

Всё очарование от поездки сразу куда-то пропало. Нас здесь особо не ждали, либо не воспринимали как желанных гостей. Я уж подумал, что и на въезде в город к нам отнесутся, будто к купцам из соседнего курфюршества. Судя по расстроенному лицу Панина, плохо различимого из-за недостатка света, он считал так же.

Вдруг общее уныние нарушил звук трубы. Поэтому я решил выйти из возка, и посмотреть, что произошло. А зрелище получилось внушительное! Несколько десятков всадников на крупных лошадях неслись в нашу сторону, издавая изрядный шум. Особо старались два горниста, пугая попрятавших птичек. Офицер поста тут же разразился громкими командами, а его солдаты построились в линию. На самом деле выглядели они забавно, но хоть какое-то развлечение. Тут уже и Панин с Алонсо покинули карету, ожидая продолжения.

Громко стуча по каменой дороге и выбивая сотни брызг из грязных луж, кавалькада приблизилась и остановилась в десяти саженях от нас. Один из всадников с наиболее красивым плюмажем на треуголке спрыгнул с коня и передал повод подскочившему человеку. Я и не заметил, откуда появился проворный слуга. Гремя внушительными шпорами на высоких сапогах, офицер шёл к нам, дав возможность себя разглядеть. А поглядеть было на что. Невысокий крепыш, с грубыми чертами лица и внушительным носом явно похож на моего отца. Только у подошедшего был волевой подбородок и пронзительный взгляд, пробирающий на сквозь. Смотришь на него, и сразу хочется выполнить любой приказ.

Мы быстро сняли шляпы и поклонились офицеру. Тот проделал ответную любезность и произнёс неожиданно приятным голосом.

— Иоганн, я твой кузен Карл Вильгельм^[30]. Рад нашей встрече и, надеюсь, ты не обиделся за случившийся конфуз. Виновные в столь позорном поведении будут наказаны, — я почему-то сразу поверил наследнику герцога, — Просто мы ждали тебя немного позже. Наверное, ты столь быстр, потому что летишь на крыльях любви к своей невесте?

Смех у кузена тоже весьма приятный, а вот шутить он точно не умеет. Уж слишком от его слов отдаёт казармой. Но куда деваться? Родственников не выбирают. Пришлось смеяться, в чём меня поддержал Панин.

Глава 20

Май 1765 года, Брауншвейг, Гессен- Дармштадт, Священная Римская империя .

— Нам всё равно пришлось бы обсудить историю, произошедшую с тобой и твоей семьёй. Я чувствую свою вину за произошедшее, Иоганн. Но в то время мы не могли вам помочь. Просто обстоятельства сложились подобным образом. Поверь, мне очень жаль. А теперь я очень рад, что у вас всё хорошо.