Дева в голубом - Шевалье Трейси. Страница 24

На противоположной стороне дороги я заметила отблеск воды — там, скрываясь за низкой каменной стеной, пробегал Тарн. Я остановила машину у каменного моста, поднялась на него и заглянула вниз.

Это была совсем другая река, не похожая на ту, что мне знакома. Уже не широкая и неторопливая — от силы двадцать футов в поперечнике, — она шумела и неслась стремительным потоком. На дне хорошо была видна темно-красная и желтая галька. Я едва сдерживала слезы.

Эти самые воды текут в Лиль, подумалось мне. В мою сторону.

Была среда, десять утра. Жан Поль, наверное, сидит в кафе и тоже смотрит на реку.

Хватит, Элла, прикрикнула я на себя. Думай о Рике или вообще ни о ком не думай.

Снаружи мэрия — серое здание с коричневыми ставнями на окнах и французским флагом, лениво колышащимся над одним из них, — выглядела вполне пристойно. Но изнутри скорее походила на лавку, где торгуют всяким хламом: лучи солнца с трудом пробивались сквозь клубы пыли. В дальнем углу комнаты за столом сидел месье Журден и читал какую-то газету. Это был коротконогий пухленький человечек с глазами навыкате, оливковой кожей и жидкой бороденкой. Прокладывая себе путь посреди старых колченогих стульев и бумажных кип, я поймала на себе его подозрительный взгляд.

— Bonjour, monsieur Jourdain, — бодро начала я.

Он пробурчал что-то, не отрываясь от чтения.

— Меня зовут Элла Тернер, то есть Элла Турнье. — Я тщательно подбирала слова по-французски. — И мне хотелось бы заглянуть в ваши архивы. Прежде всего меня интересует опись налогов начиная с 1570 года. Это возможно?

Он взглянул на меня и опять уткнулся в газету.

— Месье? Вы ведь месье Журден, не так ли? В Менде меня адресовали к вам.

Месье Журден облизнулся. Я опустила взгляд. Он читал спортивную газету, открытую на полосе, посвященной конным скачкам.

Он произнес нечто нечленораздельное:

— Pardon?

Он опять что-то невнятно пробормотал. Пьян, что ли? Когда я в очередной раз, извинившись, переспросила, что он говорит, месье Журден вскинул руки и, брызгая слюной, разразился потоком слов.

— О Господи, ну и тип, — пробормотала я по-английски.

Он сузил глаза и прорычал что-то. Я круто повернулась, вышла на улицу и, придя немного в себя за чашкой кофе в ближайшем баре и отыскав телефон архива в Менде, позвонила Матильде из автомата.

— Ладно, я сама этим займусь, — выслушав со смехом мой рассказ, заявила Матильда. — Возвращайтесь в мэрию через полчаса.

Не знаю уж, о чем они там говорили, но вмешательство Матильды возымело эффект, ибо, хотя посмотрел на меня месье Журден довольно свирепо, все же провел в тесное помещение, посередине которого стоял стол с кипой бумаг.

— Attendez, [37] — буркнул он и вышел.

Помещение походило на склад. Повсюду валялись коробки с книгами, порой очень старыми. На полу были разбросаны бумаги, по виду официальные документы, а на столе — неразрезанные конверты с письмами, адресованными Аврааму Журдену.

Через десять минут он появился с большим ящиком в руках. Он поставил его на стол и, не говоря ни слова, даже не посмотрев на меня, удалился.

В ящике была книга, похожая на мендский compoix, только еще больше и потрепаннее. Кожаный переплет был настолько поврежден, что страницы вываливались наружу. Я старалась переворачивать их как можно аккуратнее, но все равно некоторые уголки загибались и отлетали. Я украдкой рассовывала их по карманам, опасаясь, что месье Журден заметит ущерб и тогда мне не поздоровится.

В полдень он выкинул меня наружу. Я проработала едва час, когда на пороге возник месье Журден, бросил на меня испепеляющий взгляд и что-то прорычал. Что именно он хочет сказать, можно было лишь догадаться по тому, что он пальцем постучал по часам. Он прошагал по коридору, открыл передо мной дверь, захлопнул ее и лязгнул задвижкой. Оказавшись после полутемной запыленной комнаты на ярком солнечном свете, я замигала.

С близлежащей игровой площадки набежали дети.

Я глубоко вздохнула. «Слава Богу», — подумала я.

Магазины закрывались на обеденный перерыв, и яедва успела запастись чем перекусить: сыр, груши и немного черного хлеба, местного, по словам хозяина лавки, производства — из каштанов. Затем я отправилась, лавируя между домами, к церкви, в верхнюю часть деревни.

Это было простое каменное здание почти квадратной формы. Дверь, которую я приняла за входную, оказалась заперта, но сбоку обнаружилась еще одна, открытая. Над ней значилась дата — 1828. Я вошла внутрь. Тут стояло множество деревянных скамей, а вдоль двух длинных стен тянулись ярусы. В церкви имелись также деревянный орган, аналой и стол с лежащей на нем открытой Библией. Вот и все. Никаких украшений, статуй, крестов, витражей. Никогда не видела такой аскетической церкви — даже алтаря, отделяющего священника от прихожан, не было. Я склонилась над Библией — единственным здесь предметом, исключающим чисто прагматические цели. Выглядела она старой, хотя и не такой старой, как compoix, который я только что держала в руках. Я принялась перелистывать страницы. Это заняло некоторое время — порядок книг в Библии я не знаю, — но в конце концов нашла тридцатый псалом: «J'ai mis en toi mon espйrance: Garde-moi donc, Seigneur». Едва дойдя до первой строки третьего стиха — «Tu es ma tour et forteresse», [38] я почувствовала, что на глаза у меня наворачиваются слезы. Я оторвалась от книги и выбежалa наружу.

«Дура!» — выругала я себя, усаживаясь на каменную ограду церкви и утирая слезы. Я заставила себя немного поесть. Каштановый хлеб оказался сладким и сухим и застревал в горле. Вкус его преследовал меня весь день.

Вернувшись в мэрию, я застала месье Журдена сидящим у себя за столом со стиснутыми ладонями. На сей раз он не читал газету, и вообще вид у него был такой, словно он ждет меня.

— Bonjour, monsieur, — вежливо сказала я. — Можно мне вернуться к налоговой документации?

Он открыл стоявший рядом со столом каталожный шкаф, вытащил коробку, протянул ее мне и внимательно на меня посмотрел.

— Как вас зовут? — удивленно спросил он.

— Турнье. Элла Турнье.

— Турнье… — задумчиво повторил он, не спуская с меня изучающего взгляда.

Он скривился и провел по щеке языком изнутри.

— La Rousse, — пробормотал он, поднимая взгляд на мои волосы.

— Что? — Я чуть не вскрикнула, чувствуя, как руках у меня стремительно появляется гусиная кожа.

Месье Журден выпучил глаза, наклонился ко мне и потрогал прядь волос.

— Медные. Значит, la Rousse.

— Но ведь я шатенка, месье, — запротестовала я.

— Медные, — упрямо повторил он.

— Да с чего вы взяли?

Я намотала на палец прядь волос и скосила глаза. У меня перехватило дыхание. Он прав: медные прожилки. Но ведь еще сегодня утром, когда я смотрелась в зеркало, ничего похожего не было. Раньше, случалось, под солнцем волосы у меня немного рыжели, но никогда так быстро и так ярко.

— А что такое la Rousse? — агрессивно спросила я.

— Это местное слово. Так называли девушек с волосами медного цвета. Ничего обидного в том нет, — поспешно добавил он. — Скажем, Святая Дева была la Rousse, потому что считалось, что у нее медные волосы.

— Ясно. — У меня кружилась голова, тошнило, хотелось пить — все одновременно.

— Послушайте, мадам, — месье Журден облизнулся, — если хотите поработать здесь… — Он указал на соседний стол.

— Нет-нет, спасибо, — забормотала я, — там мне вполне удобно.

Месье Журден кивнул, судя по виду, он был доволен, что ему не придется соседствовать со мной.

Я начала с места, на котором остановилась, но постоянно отвлекалась на изучение собственных волос. В конце концов я призвала себя к порядку: как есть, так есть, Элла, ты тут изменить ничего не можешь. Занимайся тем, зачем пришла сюда.