Проклятое правое дело (СИ) - Моррисон Саша. Страница 20

Руки перестали дрожать, картинка перед глазами приобрела четкие очертания, ноги окрепли, а стук сердца, наконец, вошел в привычный ритм. Увидев, что Седрик воспрянул духом, к ним присоединились и другие. Чем больше людей подходило и протягивало к нему руки, тем мощнее становился поток энергии. Через несколько минут Седрик почувствовал, что набит ей под завязку.

— Магнус вис! — произнес он, подойдя к завалу и, хоть и с усилием, но все же на пару футов сдвинул мешающий проходу обломок. Вокруг посыпались мелкие валуны, поднялась пыль.

— Магнус вис! — Седрик, под одобрительные возгласы, расширил просвет.

— Магнус вис! — третий рывок позволил ему отодвинуть обломок настолько, чтобы в получившийся проход без проблем мог пройти взрослый мужчина.

Первым ринувшись в тоннель, Седрик снова побежал вперед.

…

— Он регенерирует!

— Никогда не видел ничего подобного! Еще несколько часов назад он едва ли мог пошевелиться!

— Я чувствую возмущение магического фона. То, что происходит с ним, явно связано с магией.

— Может, какой-нибудь артефакт?

— При нем был лишь медальон и ничего больше, что могло бы сойти за артефакт. Да и Бланш предупредил бы нас об этом.

Лекари вели свою беседу у окна, чуть в стороне от кровати Седрика, но ему все было слышно. Очнувшись, он понял, что больше не испытывает жуткой боли и вполне может двигать всеми конечностями. Не совсем безболезненно, но уже довольно свободно. Судя по разговору, его чудесное излечение не скрылось от посторонних глаз. Но объяснять ситуацию лекарям Службы представлялось ему довольно бесперспективным, так как Седрик и сам до конца еще не понимал, что произошло. Поэтому он продолжил притворяться спящим, ожидая, когда они покинут комнату. Сбежать из-под присмотра врачевателей казалось простой задачей. Седрик знал, куда отправился Бланш и хотел нагнать его как можно скорее.

Глава 10

О нем заговорили после окончания Освободительной войны. Имперец. Волкодав. Палач. Впрочем, палачом его окрестили не сразу.

Говорят, он был другом Императора. Ходят слухи, что именно он организовал семье и свите тогдашнего герцога Золотой реки «имперские галстуки». А некоторые даже утверждают, будто в тот веселый вечер он лично присутствовал в Кастелло-дель-Оро.

Джон де Лингва. Он прибыл в Немессион в момент, когда Компания стояла на коленях. В момент, когда Компании нужно было стать жесткой. В момент, когда отступать было уже некуда.

Войдя в руководство Компании, Джон начал решать проблемы. Сначала переловил в Немессионе шпионов, потом вытравил крыс. Негодяи и вредители, почуяв опасность, бросились с острова врассыпную, но никто не ушел обиженным. Джон настигал их везде: в роскошных столицах и в забытой Вечным перди, посреди северных лесов и на южных пляжах, во дворцах и в лачугах. Он не останавливался ни перед деньгами, ни перед титулами. Никто не мог скрыться от возмездия.

Но вопреки бредовым сказкам менестрелей, Джон вершил свои дела отнюдь не в одиночку. Вместе с ним из Первой Империи на остров прибыла специально обученная команда. Эти ребята загоняли дичь, вынуждая ее бежать прямо в цепкие руки де Лингвы. Первые гончие Компании. Гончие Палача.

Их работа не всегда заключалась в физическом устранении объекта. Многие из первых гончих были людьми тонкого ума и большой смекалки. Кого-то они довели до банкротства, кого-то – до самоубийства, а кого-то – до публичного покаяния. Они разрушали связи, карьеры и жизни. И пока это делалось в интересах Немессиона, Управляющий смотрел на действия Джона сквозь пальцы.

Когда Компания, по мнению Мельника, была отомщена и снова встала на ноги, он попытался осадить Джона, но тот уже вошел во вкус. Начав свою деятельность находясь в кольце врагов, он не смог перестроиться и сделать шаг в будущее. Не доверял новым партнерам, проявлял неуважение и в целом плевал на любые правила. Такое поведение стало вредить репутации.

В итоге Палач покинул Компанию после тяжелого разговора, на котором присутствовали лишь четверо – Мельник, Плут, Управляющий и сам Джон. Никто не знает, о чем шла речь на той встрече, но с тех пор Джон де Сильва был сам по себе и творил бесчинства уже от своего имени. Пока с застывшей на лице маской храбреца, не встретился с судьбой. А судьба у таких героев, как известно, одна.

Но дело его осталось жить – гончие стали особой службой Компании. Наличие этих людей официально признали и, хоть они и не были включены в стонерскую иерархию, их приравняли к старшим офицерам и наделили очень широкими полномочиями.

В новом мире, где границы между законом и беспределом становились всё более размытыми, гончие Компании превратились в символ беспощадной эффективности. Их слава и страх, которые они внушали, распространились далеко за пределы Немессиона, став для многих напоминанием о том, что Компания всегда получит своё, независимо от того, кто попытается встать на её пути.

Иногда казалось, что само существование гончих подрывает положительный образ Компании, но польза от них превышала любые потенциальные риски для репутации.

Дело Джона де Лингвы продолжило жить не только в виде особой службы гончих, но и как напоминание о том, что в мире власти и интриг, нет места для сентиментальности или сомнений. Любая слабость будет безжалостно использована, а любая угроза – устранена.

***

За двадцать дней до того,

как мир изменился

Таверна «Волк и вепрь» в Сторсе – малоприятное место. Маленькие, грязные окна, плохое освещение, тяжелые столы и, под стать им, грубо сколоченные скамьи, оставляющие посетителям неизменные подарки в виде заноз на заднице. Даже в утренние часы здесь царил полумрак.

За мощной дубовой стойкой угрюмый хозяин автоматическими движениями протирал посуду видавшей виды тряпкой. Скорее всего, пол в таверне вытирался ей же. Если это вообще когда-нибудь происходило.

За единственным занятым столом сидели две противоположности. Вырядившийся в парадную форму капитан королевской гвардии Лукас де Сильва и неприметный куратор Секретной службы здешних земель Годрик Воссалино. Лукасу, к его двадцати пяти годам, еще не доводилось встречаться с чиновниками такого ранга, как Бланш. Большие люди обычно не посещали здешние земли. К тому же Лукас был ненастоящим капитаном.

Уже много лет как в Герцогстве золотой реки, а потом и во всем Союзе было запрещено производить в офицеры тех дворян, «которые с фундамента солдатского дела не знают» и не служили солдатами в гвардии. Это решение в свое время позволило значительно повысить боеспособность армии, но сильно насолило знати. В ответ среди части дворянства распространилась практика записывать своих детей в полки солдатами в очень раннем возрасте, что позволяло им к моменту поступления на фактическую службу быть не рядовыми, а уже иметь офицерский чин. Лукаса записали в армию в десятилетнем возрасте, а сейчас, уже в капитанском звании его до поры засунули в это тихое захолустье, чтобы он мог, не отсвечивая дослужится до майора, и вернутся в столицу. Но в это захолустье неожиданно нагрянул Бланш.

Ровный, будто проглотил оглоблю, Лукас суетился, постоянно поправляя то прическу, то усы, то форму. Годрик же меланхолично смотрел в стакан. Заметив состояние тряпки в руках хозяина таверны, отпить из причудливой посудины он так и не решился. Но само наличие в таком месте стеклянной утвари и, особенно, ее внешний вид, вызывали вопросы. Стакан представлял собой сборку стекляшек различных цветов, то есть его явно не выдули целиком, а собрали из разных частей, как мозаику. Стекло само по себе недешевое удовольствие, а это поделие уж подавно. К чему такие изыски в столь мрачном месте? Здесь же наверняка постоянно происходят пьяные драки или, что еще хуже, веселые празднества, в которых вся доступная утварь крошится в мелкие щепки. Как в таких условиях уцелело два дорогих стеклянных стакана?