Жажда справедливости. Избранный - Кунцевич Алексей. Страница 48

—До завтра,— скрылась за дверью.

—Звони,— вдогонку крикнул парень.

—Ладно,— услышал он ее голос.

Он сошел с крыльца и мимо футбольной площадки направился к улице Победы. Пройдя несколько шагов, почувствовал чье-то пристальное внимание. В мозгу мелькнула догадка, которая спустя несколько минут переросла в уверенность. Серебряков резко повернулся. Он заметил, как метнулась за покрытое снегом дерево чья-то тень.

—Ну, давай, выходи,— послышался его голос.— Хватит в прятки играть.

Тишина.

—Слушай, мое терпение может и лопнуть. Ты раскрыт.

Дерево шевельнулось, посыпался снег, и на тропинку перед Серебряковым вышел Ипполит.

—Каков подлец,— сказал Виталий.— Ты что, за нами от самого метро идешь?

—От дома,— виновато произнес Козлов.

—Я так понимаю, что это отец тебя поставил следить за мной. Так?

—Не следить. Сопровождать. Он не хочет, чтобы вы попали в какую-нибудь переделку.

—Да ладно! Я вполне могу за себя сам постоять.

—Осиел жив. Он скоро будет здесь. Может произойти всё, что угодно. И без Осиела хватает желающих разделаться с вами. А они помогущественнее вас.

—Ладно,— смирился Серебряков, — идем. Незачем сейчас красться за мной.

Козлов присоединился к Виталию, и вместе они направились к метро.

Но, несмотря на все плохие предчувствия, в этот день был Виталий счастливым и спокойным. Казалось, что предчувствия— это не иначе, как домыслы. Но так лишь казалось…

Глава XX

ОТЕЦ ЕВГЕНИЙ

В том, что известно, пользы нет,

Одно неведомое нужно.

Гёте «Фауст»

По мнению прихожан он был недалек от святости; мог часами выслушивать их на исповеди, был необычайно терпелив и любезен. Отвечал на все вопросы. Но, наверное, многие замечали, что он не очень любит свою работу. Будучи всегда любезным, он не проявлял нетерпения, но некая отчужденность всегда читалась в его черных глазах. Он благословлял, крестил и венчал, помогал нищим, но душа его не всегда находилась с ним. Некоторые думали, что именно таковым и должен быть священник. Для кого-то он был просто представителем некой телефонной компании по связи со всевышним, этаким проводником молитв на небеса. Но,— без сомнения,— все его уважали.

Его звали отец Евгений. И на самом деле он не являл собою тот святой идеал, который в нем видели. Скажу вам по секрету: большего грешника, пожалуй, днем с огнем не сыщешь. Хотя его грешки (об отпущении коих он беспрестанно молил Господа) наличествовали в жизни многих других, священный же сан только усугублял их. Отец Евгений прекрасно знал все святые писания, каноны, заветы и ни один из заветов не выполнял (об этом, естественно, никто не догадывался). Отец Евгений, как и многие, имел помимо работы еще и увлечения. Самым его любимым увлечением (кроме вина и обильной пищи) было «исповедовать» монашек и хорошеньких женщин. Но монашки, все же, стояли на первом месте. А у них, как известно, имелись некоторые потребности, о коих святой отец был прекрасно осведомлен (ведь кому, как не священнику, можно довериться). Он и приглашал после отпущения всех грехов некоторых из них посетить свою скромную келью для— так сказать— доверительной беседы. Отец Евгений обещал с ангельским видом (отцу было что-то около тридцати, а выглядел он лишь на двадцать с небольшим) помочь избавиться от неких греховных желаний и мыслей. И— о, чудо— он действительно помогал. Часа через два он вновь отпускал грехи принявшей от него помощь и отпускал ее с миром. После шел и молил Бога о прощении. Монашки молчали, но бывали у него не один раз, благо— их монастырь находился неподалеку. Так бы продолжалось еще долгое время, но мать-настоятельница монастыря стала что-то подозревать. И как-то сама отправилась на исповедь. Надо ли говорить, что и с нею святой отец провел доверительную беседу, но на сей раз оступился: запас «средств для общения», который для него пополнял один из знакомых в соседней аптеке, иссяк. Однако мать-настоятельница была столь приятна в общении, что отец Евгений плюнул на всё и побеседовал с нею без ненужных приспособлений. В результате сего они через месяц тайно посетили одного сердобольного хирурга, который избавил мать-настоятельницу от известных последствий. Известно, что отец Евгений пообещал за услугу что-то хирургу, но вот что— остается загадкой (ну, какое обещание может дать священник?— Разве что бесплатно отпускать грехи да замолвить словечко перед Богом). Но точно известно, что добрый хирург остался весьма довольным оплатой своих услуг. С тех пор мать-настоятельница самолично стала отпускать своим послушницам грехи, сама же исповедовалась только у отца Евгения. Хочется отметить, что святой отец пользовался всеобщей любовью и большой популярностью, так что недостатка в хорошеньких прихожанках не имелось.

В это морозное февральское утро отец Евгений проснулся в приподнятом настроении, но с головной болью и неприятными ощущениями в желудке. Он хорошо помнил вчерашний вечер. Вчера, как обычно бывало по воскресениям, к нему на исповедь приходила ухе упомянутая выше мать-настоятельница. После ее исповеди святой отец и она отправились к нему в келью для продолжения доверительной беседы. Мать-настоятельница, имя которой было Ольга, принесла с собою две бутылочки «Кагора» с неизвестной целью (видимо для более глубокого понимания друг друга). После беседы отец Евгений начал подозревать, что матушка чем-то разбавила вино, вследствие чего крепость вышеозначенного возросла градусов на пятнадцать. Всё же они опустошили обе бутылочки, причем частота опустошения у святого отца была в два раза выше, нежели у матушки. И вот в это утро отец Евгений нуждался еще в некотором количестве столь приятного напитка. Он позвал служку, который тоже был иногда не прочь отведать со стола святого отца. И через каких-то полчаса отец Евгений не только утолил утренний голод, но и избавился от головной боли. Не подумайте, что священник позволил себе пить спиртное до тех пор, пока не пройдет голова, и желудок не придет в норму. Он, как и любой нормальный человек, знал, что, если не лечить похмелье до полного «выздоровления», то болеть будешь не более дня, а если лечить— неделю. Им было поглощено достаточное количество великолепно приготовленного мяса и выпит всего один стакан вина.

Святой отец встал и выпроводил помощника за дверь, после чего запер ту на засов. Потом сел за свой рабочий стол и достал из специально закрываемого ящика тетрадь в черной обложке. То была вторая его страсть. Отец Евгений вел дневник своего грехопадения, в коем точно описывал все события, наверное, чтобы впоследствии не забыть, об отпущении каких грехов молить Господа. Последняя запись приходилась на прошлую среду. С улыбкой на устах отец Евгений прочел самые захватывающие строки и услышал, как колотится собственное сердце. Он стал описывать вчерашние происшествия. Почерк его был изящным и очень красивым, как и внешность. Исписав два листа, святой отец громко зевнул и потянулся. На сегодня он был совершенно свободен и раздумывал, чем себя занять. На этот понедельник не осталось никаких дел, а всё, что еще предстояло сделать, по некоторым причинам сегодня было невозможно. Отец Евгений со скучающим видом выдвинул тот же запираемый ящик, спрятал туда дневник. После он достал оттуда толстую книгу, на обложке которой было написано «Жребий». Автором романа был небезызвестный Стивен Кинг. Отец Евгений очень любил его произведения. Он завалился на диван и углубился в интересное чтение. И только он добрался до места, когда могущественному вампиру предстояло умереть, как в дверь постучали.

Книга тотчас же оказалась под подушкой, а стол был немедленно заперт, ключ спрятан под сутаной.

Отец Евгений быстро посмотрел на часы. «Кто может быть в полдень?»— так он подумал, направляясь к двери.

Он отворил дверь, за которой никого не оказалось. «Странно, здесь такие шутки не уместны»,— промелькнуло у него в голове. Святой отец прошелся по коридору; никого не было. Он вернулся в келью, запер дверь и только прилег на диван и протянул руку за книгой, как стук повторился. Совершенно не веривший в какие-либо чудеса священник тихо подкрался к двери и, быстро отодвинув задвижку, распахнул дверь настежь. Там было пусто. Тогда святой отец решил пойти на еще одну меру; он просто оставил дверь открытой, то есть распахнутой настежь. Довольно долго Евгений пролежал на диване, не сводя глаз с проема, но так ничего не услышал и не увидел. «Конечно,— опять подумал он,— они видят дверь открытой и не решаются подойти. Значит— то были живые люди». Надобно сказать, что все выводы отца Евгения отличались той логичностью, которую встретишь только у достаточно просвещенных и здоровых умов. Отец Евгений прикрыл дверь, для конспирации щелкнул задвижкой, не собираясь запираться, и несколько раз потопал, имитируя свой отход от двери. Сам же затаился за дверью. «Кто бы ты ни был, а от меня не уйдешь, клянусь Богом»,— эта мысль даже принесла некое удовлетворение. Надобно отметить еще один недостаток святого отца,— он имел слабость довольно часто давать клятвы. Рука отца уже легла на посеребренную ручку двери. Отец Евгений напрягся в ожидании. Он уже в мыслях видел, как после стука распахивает дверь и хватает паршивца за грудки. Даже пришло волнительное ожидание, как перед доверительной беседою с одной из молоденький прихожанок. В памяти всплыла очень трогательная картина успокоения одной монашки, которая совершила по ее словам непоправимый грех,— вкусила в день поста жареной говядины. Отец Евгений тогда едва сдержался от смеха. «Вот дура!— думал он тогда,— она действительно верит, что большего греха, чем нарушение поста, не бывает». От нахлынувших чувств святой отец прижал (совсем не по-отцовски) «грешницу» ко своей часто дышащей гуди. Он гладил ее по спине, допуская руки до совершенно непозволительных мест и говоря, что Господь в милости своей не откажет такой невинной душе в ее просьбе, и что он прощает ей ее грех. А после святой отец благословил кающуюся поцелуем в губы. И только тогда, когда они подходили к самому пику их доверительной беседы, он понял, что не только ее душа была до сего момента невинна. Надобно сказать, что монашке эта исповедь очень понравилась, и она пообещала исповедоваться только у отца Евгения. Правда, почему-то ее он так больше и не видел.