Колодец душ (ЛП) - Лоухед Стивен Рэй. Страница 26
Лодки, везущие жрецов Амона обратно в Нивет-Амон, почти не образовывали ряби на поверхности неторопливого Нила. В высоком египетском небе ярко светило солнце; жизнь по берегам великой реки оставалась все такой же безмятежной, а вот маленький мир Бенедикта ранение отца потрясло до самого основания. Он смотрел на бесшумно скользящие мимо пышные зеленые берега, и видел только безысходность. Он перебирал в уме, момент за моментом, бунт в Святом городе Эхнатона; слышал гневные крики и видел камни, летящие в жрецов, летящие в отца.
Он не отходил от постели, в которой лежал отец, страдал, смотрел, не видя, как входили и выходили жрецы.
— Не буду тебя обманывать, — сказал ему Анен. — Ранение твоего отца очень серьезное. — Бенедикт непонимающе взглянул на жреца. — Но знай, — продолжал Анен, — наши навыки велики, и для его лечения мы используем все возможное. Пусть это придаст тебе мужества. — Он успокаивающе положил руку на плечо молодого человека. — Клянусь Амоном, так и будет.
Бенедикт не понимал языка, поэтому разговор его не утешил. Но в голосе жреца он расслышал надежду и ухватился за нее. Он молился, причем молился так, как никогда раньше прежде, твердя единственную молитву, которую знал, повторял ее снова и снова, пока от нее остались только начальные слова: «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя… Аминь».
За те два дня, которые потребовались лодкам на путь до Священного города Амона, Артуру стало немного лучше. Он смог поесть и выпил воды. Жрецы ограничивали его в еде, разрешили только присоленную лепешку. Но даже это Бенедикт воспринял как хороший знак.
Прибыли в Нивет-Амон. Слуги перенесли тюфяк с Артуром с пристани в Дом Исцеления, большое квадратное сооружение, занимавшее восточную четверть храмового комплекса. Там раненого уложили на низкую кровать в прохладной темной комнате, и днем и ночью следили за его состоянием. Храмовые лекари тщательно обследовали рану и опухоль вдоль левой стороны головы Артура. Больной терпел нежные прикосновения, стонал, иногда скрипел зубами.
— С тобой все будет в порядке, — заверял его Бенедикт.
Консилиум завершился. Артур погрузился в глубокий сон и не просыпался до самого заката.
— Воды, — хрипло попросил он, очнувшись.
Говорил он по-английски, так что жрецы его не поняли. Бенедикт повторил просьбу и показал, будто пьет из чаши. Один из молодых лекарей налил в неглубокую миску воду, настоянную на меду и травах.
— Вот, выпей, — сказал Бенедикт, наклоняясь к отцу. — Как ты себя чувствуешь?
— Больно, — прошептал Артур. — Внутри… все болит. — Он попытался повернуть голову, но не смог. — Где мы?
— В храме. Здесь врачи. Они заботятся о тебе, — сказал ему Бенедикт. — Они тебя вылечат.
— Хорошо. — Артур едва заметно кивнул. — Молодец, сынок.
Молодой лекарь разрешил Артуру еще немного попить. Сделав несколько глотков, больной попытался сесть, но снова откинулся на подушки, морщась от боли.
— Просто отдыхай, — попросил Бенедикт. — Они позаботятся о тебе.
Артур заснул и проснулся ночью, жалуясь на шум в ушах. Бенедикт пытался донести смысл его слов до дежурившего жреца, тянул себя за уши и издавал звук, похожий на пчелиное жужжание. Жрец кивнул, выбежал прочь и вскоре вернулся с двумя лекарями. Показал на Бенедикта и жестом предложил ему повторить свою пантомиму. Лекари внимательно смотрели, кивнули, один из них приблизился к пациенту и щелкнул пальцами. Артур не отреагировал. Тогда лекарь хлопнул в ладоши — сначала перед лицом, а затем возле уха.
Веки Артура дрогнули, и он открыл глаза.
— Ты слышал звук? — спросил Бенедикт. Отец не ответил, и он переспросил уже громче.
— Да… слышал. — Артур открыл рот и трудно сглотнул. — ... Во рту все пересохло.
Бенедикт взял чашку с медовой водой и, осторожно приподняв отца, напоил его. Артур закрыл глаза и снова заснул. В следующий раз, проснувшись, он слабым голосом позвал Бенедикта, спавшего рядом на стуле.
— Я здесь, отец.
Артур поднял дрожащую руку и пощупал воздух.
— Я тебя не вижу, — выдохнул он. — Я вообще не вижу.
Бенедикт взял его за руку.
— Глаза… Не вижу.
Молодой лекарь, услышав голоса, тут же вошел, и Бенедикт, как мог, объяснил слова отца. Лекарь привел двух старших, они осмотрели Артура, осторожно приподняв его голову, ощупывая крупную опухоль, и долго осматривали левый глаз раненого с помощью свечи и диска из полированной бронзы.
Обменявшись несколькими словами, они куда-то послали младшего. Через некоторое время он вернулся с Аненом, и все трое долго совещались. Наконец Анен кивнул и повернулся к Бенедикту.
— Что-то не так? — спросил молодой человек.
— Мне очень жаль, — сказал Анен, положив руку на плечо молодого человека. — В голове внутреннее кровотечение. Там отек. Кровь давит на мозг.
Бенедикт не понял ни слова из того, что ему говорили, но среагировал на серьезный тон жреца.
— Он поправится, ведь правда?
— Надо вскрыть череп, выпустить кровь и снизить давление.
— Что? — Бенедикт был в отчаянии от того, что не понимает ни слова.
Анен кивнул молодому лекарю. Тот подошел и подставил свою голову для демонстрации. Анен начал показывать, что они собираются делать. Он нарисовал на обритой голове лекаря небольшой круг, сделал жест, словно открывает череп, и начал какие-то манипуляции с мозгом.
— Вы собираетесь вскрыть череп отца? — ошеломленно спросил Бенедикт.
Анен понял его недоверие и попытался успокоить юношу.
— Это и в самом деле опасно. Все подобные операции рискованны. Однако мы не в первый раз это делаем, у наших лекарей есть опыт. — Он внимательно посмотрел на Бенедикта. — И медлить нельзя.
Бенедикт мог только беспомощно кивнуть. Он посмотрел на неподвижную фигуру отца.
— Делайте то, что считаете нужным.
Анен подвел юношу к постели и легким прикосновением разбудил больного.
— Друг мой, мы собираемся лечить тебя особым образом. Я уверен, что у нас все получится, но если ты хочешь что-то сказать своему сыну, лучше говори сейчас.
Артур понял. Он протянул руку к сыну и крепко сжал ее.
— Я не боюсь, — прошептал он. — И ты не бойся.
— Они же знают, что делают, — чуть не плача, проговорил Бенедикт, крепко сжимая руку отца. — Они сделают операцию, и ты опять будешь здоров.
— Я люблю тебя, сынок, — ответил Артур. — Позаботьтесь о матери. Скажи ей, что я… В общем, я жалею, что так получилось.
Анен взял Бенедикта за руку и вывел из комнаты.
— Мы должны начинать немедленно, если хотим спасти его.
Старший жрец хлопнул в ладоши, и вошли четверо целителей в белых одеждах и маленьких белых шапочках. Каждый нес поднос с инструментами и флаконами. За ними вошли храмовые слуги с треногами для подносов; другие слуги принесли факелы и расставили их вокруг кровати. Третьи принесли тазы с водой и кипу сложенных тканей.
Они сразу принялись за работу. Пока один из врачей-жрецов брил Артуру левую часть головы, другой дал ему настойку трав, смешанную с опиумом, а третий разрезал рубашку ножницами, обнажил торс, украшенный синими татуировками — непонятными символами, явно сделанными одной и той же рукой. Когда сняли последние лоскуты рубашки, жрец расстелил ткань под головой и плечами Артура, вымыл ему шею, плечи и грудь. Четвертый жрец приготовил инструменты, прополоскав их в смеси из дистиллированного уксуса.
Когда приготовления были закончены, Анен кивнул одному из слуг. Тот подошел к Бенедикту, с поклоном взял его за руку и отвел в дальний угол комнаты. Оттуда юноша мог наблюдать, но никому не мешал. Затем по знаку Анена началась операция.
Главный из лекарей-жрецов опустился на колени возле кровати и взял небольшой нож с обсидиановым лезвием; он щелкнул пальцами перед глазами Артура, затем слегка постучал его по щеке и убедился, что больной не реагирует. Затем быстрыми и решительными движениями он надрезал кожу вокруг обесцвеченной шишки. Кровь свободно потекла из глубокого пореза. Тотчас же были наложены влажные тряпки, смоченные каким-то вяжущим раствором, поток крови почти сразу иссяк. Целитель сделал еще один быстрый разрез, а затем откинул часть скальпа, обнажив черную загустевшую кровь и белую кость под ней. По комнате разнесся приторный, сладкий запах.