Девушка с характером (СИ) - Якобс Анне. Страница 40

– Гардеробная фрейлейн Катарины – моя епархия! – горячилась Йордан. – Так было всегда, с тех пор, как я работаю в доме.

– А теперь будет иначе, и вам придется подчиниться, Йордан! – твердо возразила Шмальцлер. – Впредь вы будете обслуживать госпожу и фрейлейн Элизабет, Мари – фрейлейн Катарину.

– Она все вещи испортит! – запальчиво выкрикнула Йордан. – Она понятия не имеет, как нужно обращаться с шелковым платьем. С бальным платьем. С дневными туалетами. А прежде всего – с бельем. Гладить-то она хоть умеет?

– Я вам несколько раз повторила, что барышня сама выбрала Мари! – В голосе экономки теперь были слышны нотки раздражения. – Вам не нужно беспокоиться на этот счет.

Китти села в голубое кресло. Весьма содержательная беседа. Она не любила Марию Йордан, эту змею, распространявшую сплетни.

– Я не одинока в своем мнении. – Йордан не собиралась уступать. – Вся прислуга восприняла ее повышение как пощечину. Добросовестно трудишься, усердно делаешь свою работу долгие годы, учишься с нуля и только потом поднимаешься на более высокую ступеньку. Но такие, как Мари – счастливчики, получают все за несколько недель. Я-то молчу. Я не завистливая. Только не я. Мне это ни к чему.

– Я тоже так думаю, фрейлейн Йордан. А теперь, пожалуйста, не могли бы вы оставить нас одних, нам нужно работать.

– Разумеется, я ухожу! Но скажу вам еще раз, фрейлейн Шмальцлер. Я не из тех дурочек, кто придет на помощь, когда новая камеристка однажды не справится со своими обязанностями!

– Я неплохо шью, фрейлейн Йордан.

Это Мари подала голос. Господи, сколько бедняге пришлось выслушать! Китти была вне себя. Если бы мама не была так привязана к Йордан, она лично выставила бы эту склочницу на улицу. По крайней мере Йордан не на шутку испугалась, когда вышла из гардеробной и увидела Китти.

– К… к вашим услугам, фрейлейн, – заикаясь, произнесла камеристка, красная от замешательства. – Я хотела… хотела только посмотреть, все ли в порядке с вашими платьями, и дать Мари пару полезных советов.

– Конечно, – холодно отреагировала Китти. – Мне было хорошо слышно. Хочу, чтобы впредь вы были вежливы с Мари.

Йордан сообразила, что Китти слышала их разговор, и скривила рот.

– Разумеется, фрейлейн Катарина, – прошелестела она. – Простите, я не совладала с нервами.

Китти снисходительно кивнула. Роль повелительницы вполне ей нравилась. Она махнула рукой в направлении двери:

– Мне вы больше не понадобитесь. А вот маме, думаю, да. Она прилегла из-за простуды.

– Тогда… тогда извините меня, пожалуйста…

Было видно, с какой радостью Йордан ретировалась с места своего позора.

Экономка куда более умело разобралась с этим неприятным инцидентом, извинилась за неудобства и даже замолвила словечко за Йордан:

– Не принимайте близко к сердцу, ей нелегко вот так вдруг отказаться от части обязанностей. Но она, конечно, привыкнет.

– Очень надеюсь!

Китти дождалась, когда Шмальцлер уйдет, и тотчас обрушилась на Мари со своими планами. Сообщила, что они обойдут все музеи Аугсбурга, ратушу и некоторые церкви. Китти решила передать весь объем своих искусствоведческих знаний. Для такого таланта, как у Мари, это важно. Она поручила Мари приготовить альбомы и карандаши, чтобы делать в музее наброски.

Таким образом Мари будет учиться, ведь и она сама так делала, будучи студенткой художественной школы. Китти решила было предложить подруге один из своих твидовых костюмов, однако передумала. С момента своего повышения Мари одевалась, как камеристка, носила простую юбку в пол и черную блузу, она могла бы позволить себе скромное украшение, но украшений у нее не было. Волосы Мари закалывала, так она выглядела более взрослой и очень хорошенькой. Но именно сегодня Мари не следовало выглядеть красивее и уж тем более походить на юную аристократку. У Катарины для этого были причины, не связанные с мамиными наставлениями.

– Отправляемся в половину одиннадцатого, – объявила она и опять взглянула на часы – неужели минутная стрелка продвинулась лишь на четверть часа? – Я перед этим приму ванну и завью волосы. Розовое масло, Мари. И мыло из навесного шкафчика. С розой на упаковке.

Мари поспешно приступила к своим обязанностям.

Господи, и почему время остановилось? В коридоре послышался мамин хриплый голос, кажется, она тоже решила принять ванну. Китти вздохнула, видимо, ей придется подождать.

Минуты капали, как густой мед. Она начала рисовать, но не могла сосредоточиться. Спустилась в красную гостиную, включила на граммофоне арию из «Турандот» и решила, что Энрико Карузо сильно переоценен. Гортань неимоверно зажата, хотя, возможно, Китти так показалось из-за граммофона или от нетерпения. Она снова поспешила наверх, попросила Мари достать несколько костюмов, перебрала свои сапожки, долго выбирала, что же надеть. Цвета кукурузы с бархатной оторочкой? Не слишком ли вычурно? Может, лучше бежевую юбку с блузкой и к ним длинный голубой жакет? Нет, в этом она будет выглядеть, как конторская служащая. Пожалуй, красную юбку, она ей шла больше всего. К ней шляпку с тюлевой вуалью, волосы заколоть повыше, чтобы мягко спадали на затылок.

Им пришлось ждать, пока повариха снабдит Роберта списком покупок, а еще ему нужно было заехать в аптеку за аспирином для госпожи Алисии.

– Мне очень жаль, барышня, – произнес он едва дыша, когда наконец появился. – Но не беспокойтесь, мы приедем вовремя.

– Ах, – подала голос Мари, – да ведь несколько минут ничего не решают. Нас же никто не ждет, правда?

Роберт старался изо всех сил. Промчался по аллее до ворот, с должной осторожностью выехал на шоссе, но был вынужден ехать медленно. Снег начал таять, брусчатка сверкала там, где не было солнца, образовалась наледь, и машину то и дело заносило.

– Не волнуйтесь, барышня. Вот въедем в город, и станет получше. Держитесь за ручки дверей, чтобы не ушибиться.

Им навстречу ехали груженые повозки, было слышно, как ругаются извозчики, когда машина опасно приближалась к лошадям.

– Если кляча понесет, твоей вонючей жестянке конец!

Сердце Китти бешено колотилось, она схватила руку Мари и с радостью ощутила, что та была совершенно спокойна.

За воротами Святого Якова езда стала более размеренной, здесь снег был утрамбован бесчисленными колесами и шинами. Роберт поехал по Якоберштрассе, поднялся до Перлахберга, и там она застряли среди других автомобилей, повозок, пешеходов и экипажей. Трамвай тоже встал, пассажиры напрасно ругались и дергали сигнальный шнур.

– Господи боже, что случилось и почему все здесь?

– Должно быть, авария, барышня. Я пойду узнаю.

– Нет! Вы не можете просто так уйти! – в ужасе воскликнула Китти, увидев, как Роберт открыл дверь и вышел.

– Он сейчас вернется, – с улыбкой успокоила ее Мари. – Посмотрите. Он говорит с другим водителем.

Китти была полна решимости идти в случае чего пешком, но Роберт вернулся и сообщил, что прямо перед ратушей опрокинулась повозка с пивом. Бочки раскатились, повредив автомобили, пешеходам тоже досталось.

– И что же нам делать? – В голосе Катарины звучал страх. – Поворачивать обратно?

Роберт сдвинул кепку на затылок и заговорщически улыбнулся. Затем сказал дамам держаться покрепче, он попробует прорваться в объезд. Он тут же проехал между такси и стоящим трамваем и нырнул в переулок. Трясясь и подпрыгивая, автомобиль пробирался по каким-то закоулкам, и – о, чудо – спустя несколько минут снова выехал на Максимилианштрассе. Их машина хитро обогнула площадь с ратушей. Вслед за ними ехали еще несколько такси и машин, водители махали друг другу, бодро гудели – Роберт весь сиял от радости.

– Здорово вы это сделали, – похвалила его Китти. – Смотри, Мари, отсюда уже видны Перлахтурм и ратуша, какие симпатичные у нее башни-луковки, правда? Здание считается величественным, но мне оно кажется неуклюжим и неинтересным. Классицизм – видишь характерные узкие треугольники над окнами? Строгие и симметричные, два крыла посередине, скукота. Но благородно…