Его искали, а он нашелся (СИ) - Kadavra Avada. Страница 359

Мелодия постепенно ускользает, вынуждено становится все проще и проще, становясь тем преснее, чем меньше остается проводников его воли. Его дети, его игрушки, его творения и рабы - каждый из них лелеет мечту повернуть их положения вспять, развернуть состояния наизнанку. Каждому приходится оставлять свои мечты мечтами, ведь пока владеет он Доменом, пока поет его Хор, пока закреплена за его сущностью каждая из ячеек общего Банка, именно его воля решает, кем им быть, чего желать и о чем думать. Даже те, кто может позволить, в силу скопленной мощи или собственного хора, себе иные мысли, пряча их за десятками слоев подобострастного обмана, лишь обманывают самих себя.

Он - Власть.

Он - Желание.

Он - Похоть.

Он - их Господин.

Но все меньше и меньше его подданных, все больше и больше приходится ставить на кон во имя мелодии, опасаясь оборвать ее, не достигнуть головокружительного крещендо. Гибнут отмеченные им, прозванные Легендами в устах смертных, постепенно уменьшается число достойных, сумевших возвыситься над общей массой, редеют ряды подневольных, уже обретших разум и амбиции, но не скопивших сколь-либо значимого хора, не развивших свое мастерство. Почти не осталось уже игрушек, ведь напитанные Похотью и заемной мощью смертные погибают, не в силах удержать отданную им силу, уступая и падая вниз, без шансов встать на ноги.

Смертные не щадят ни себя, ни других, отстаивая свое право видеть мир в прежних тонах, уродливых и пресных, отстаивают серую и унылую действительность, гибнут за право погибнуть, так и не осознав того, что они готовы подарить им все почти задаром, ведь любая цена рядом с бесценным теряет свою необъятность. Это приятно, смешно и до надрывного вопля восхитительно, смотреть за их метанием, за слепыми и сломанными от рождения существами, что совсем скоро станут чем-то иным, более достойным.

Но эти удары, эти уколы...

Его воля растянута на весь украденный град обреченных, он ощупывает его тысячами тысяч взглядов, смотря из глаз всех и каждого, кто только пришел сюда с его именем и властью в сердце. И все меньше остается этих глаз, все нестабильнее мелодия, все тише играют ноты, все эфемернее незримые узы, постепенно подтаскивающие заарканенную добычу к сердцу его Домена, его самого. Чем выше потери, тем чаще и яснее приходится вкладывать свои силы, прекрасно при этом понимая, что ставит на успешную ноту уже самую последнюю ставку - самого себя.

В ином месте, в лишенном звучания и чувственности материальном мире, все давно бы уже закончилось - воплощенные небожители всегда могут снизойти к своей слепой пастве, тогда как им всем нечего было бы противопоставить подобному аргументу. Нельзя перебить звучание мелодии грома и обрушающихся скал всего лишь трелью тоненькой флейты. Вся песня, вся композиция принадлежала только ему, его домену и его воле, ему и нести ответ, принимать ношу поражения, которое неизбежно наступило бы, играй он по привычным правилам.

Никто не играет по правилам, никогда.

Все до единого обитатели привычного мироздания, все воплощения чувств, какие смели прийти в явь не за хлебными крошками, не ради того, чтобы показать истинный путь сотне-другой ослепленных душ, но за чем-то стоящим любых жертв, обязательно меняли поле битвы на то, что было бы им удобнее. Отсечь чужую волю, смутить и отвратить Вестников и их создателей от уже схваченного куска, не дать отнять то, что было взято.

Он отсек.

Он взял.

Но еще не спит эта ноша, убаюканная его пением, еще треплет тончайшую паутину нежности и обещаний, отказывается открыть глаза и увидеть всю красоту близости, весь экстаз ожидания, что наконец-то завершится, чтобы больше не прекращаться никогда. И он продолжает вышивать неслышимыми нотами новые и новые узоры, продолжает смотреть мириадами глаз, слышать неисчислимыми ушами, собирать и связывать, брать то, что желает, а потому априори принадлежащее ему же, просто еще того не знающее. Продолжают его мелодию творенья его, настолько ему принадлежащие, насколько же и жаждущие когда-то занять его место.

Его танец, его страсть, его вечность, его восторг, его Похоть.

Он смотрит.

И он видит.

- Сбоку! - Хриплым басом вопит неопрятно одетый варвар-наемник, прикрывая соратника по отряду от удара покрытого шипами щупальца, уже отсеченного, но продолжающего искать во что бы вцепиться и впрыснуть разъедающий плоть галлюциногенный яд. - Сбоку, слепошарая мегера, он сбоку бьет! Сбоку!

- На пику! - Надрывно кричит еще один наемник, помоложе и послабее, пытаясь удержать на расстоянии трещащего от напряжения древка его копья ту тварь, от которой указанное щупальце и отрезали. - На пику его садите, тормозите урода, он же сейчааааааа!!!

Перекресток двух крупнейших улиц центрального квартала стал ареной еще одной бойни, которых по городу происходило без счета. Контратака людей, посланная сумевшими отбить первые волны атаки на центральное градоуправление корпусами, попросту захлебнулась на этом перекрестке, столкнувшись сначала с толпой обезумевших от Похоти культистов и просто затронутых флером горожан, а после нарвавшись на несколько десятков элитных тварей и полный корпус того, что в Пекле заменяло линейную пехоту. Не сумев скрыть свои перемещения от дьяволов, люди и некоторое количество представителей нечеловеческих рас попали в окружение, но уже не имели на своей стороне преимущества укрепленных и зачарованных стен градоправительства.

Пожалуй, сейчас каждый из них поминал про себя того титулованного по самое немогу выродка, который своим авторитетом и мундиром продавил решение о контратаке, склоняя при этом все его родовое древо. Их и отправили-то на убой, пусть они не сразу об этом догадались, ведь почти не было среди них элитных бойцов, а сам отряд состоял практически полностью из наемных отрядов разной степени известности и некоторого количества кадровых армейских офицеров. Просто кому-то нужно было отвлечь на себя силы извергов, пока более компактный и превосходно оснащенный отряд попытается взломать оборону ближайшей ритуальной точки, донесение о важности которой пришло прямо из Дворца.

- Держать строй, скоты неверные, держать падаль! - Раз за разом применяет способности Командира глава отряда, работая на выжигание собственного резерва, но все-таки снимая самые массовые эффекты флера, пересиливая их, не давая окружающим его соратникам окончательно пасть в разврат и погибнуть вообще без боя. - Стоим до победы!

Лозунги примитивные и тупые, ведь даже без образования тактика ясно, что до победы тут очень далеко, а до поражения близко, но классовое умение все равно работает. Опытные Командиры или Капитаны способны давать не одиночные подбадривания, а целые зажигательные речи, укреплять приказом и волю, и тело, и даже работать вместо бенефика, но он лишь недавно раскрыл второй класс, не успел толком развить его, чтобы подобное исполнять.

Трое братьев носили родовое имя Казаны, пусть даже батьке их, который и был командиром отряда до них, это имя дали всего-то погонялом, отметив тем самым поразительную способность старого рубаки готовить божественно вкусный алишанский плов буквально на коленке в чистом поле. Теперь Казаны, уже давно получившие гражданство Империи, имеющие подвязки с десятком малых и даже парочкой крупных благородных семейств или купеческих гильдий, очень хотели вернуться обратно в детство. Чтобы жрать тот самый плов с мясом, слушать басни отца, впитывать науку отрядных инструкторов и горя не знать.

А вместо этого приходится выживать, стараясь даже не спастись, а просто продать свою жизнь не с таким позорным счетом, какой им выставляют сейчас. Грустно, но их просто вырезают аки хорек население курятника, теряя только рядовое мясо. Все сильные твари вообще не высовываются, работая с дистанции, либо приближаясь к строю людей только на пару мгновений, уходя обратно блинком. И ничего им не сделать, ведь силенок нет, дабы продавить защиту вражеских командиров, как нет и нормальных амулетов - только они сами и их общая могила.