Я всё ещё люблю (СИ) - Никитина Анна. Страница 32
Перематываю в голове всё, что помню из разговоров накануне. Стоп. Кажется, Вика говорила про какую-то вечеринку в честь дня рождения какого-то их друга семьи за городом.
— Эмм… Точно не помню, но она должна была с отцом и мачехой уехать на вечеринку за городом. Скорее всего, они возвращались с неё. Вика сейчас быстро устает и не любит шумных компаний.
— Спасибо, проверим. Доброй ночи, — почти отключается капитан, но я всё же опережаю.
— Скажите, в какую больницу её увезли?
— В городскую клиническую больницу.
— Спасибо, — отключаюсь и натыкаюсь на Аню с одеждой в руках.
— Я с тобой поеду. — протягивает штаны и кофту с длинным рукавом. Ночи ещё холодные, хоть и апрель на дворе.
— Уверена? Может, останешься дома.
— Нет. Пусть Вика и причинила мне боль, но ребенок важнее. Сейчас непонятно, что с ними двумя.
— Спасибо, — целую в лоб и прижимаюсь к ней. — Люблю тебя.
— И в горе, и в радости. Помнишь?
— До самой смерти, малыш. — целую в губы. Накидываем на себя куртку и кроссы. Ключи от машины и наконец-то едем в больницу.
— Документы у тебя собой, чтобы подтвердить, что ты отец? — спрашивает Аня на полпути.
— Да. В бардачке лежат, — киваю на него внутри панели с её стороны. Достает папку и сжимает её в руках.
— Всё хорошо?
— Да. Просто предчувствие нехорошее… Что-то должно произойти.
— Запоздалое предчувствие. Уже произошло, — сарказмом выдаю, но оба понимаем, что это нервное. Там сейчас за две жизни врачи борются.
В больнице появляемся меньше чем через полчаса. На стойке показываю документы, и нас пропускают в операционный блок. Там уже замечаем Ларису и Абруса. По внешнему виду понимаю, что они были в машине вместе с Викой.
— Как она? — спрашиваю отца Вики. Они сидят отдельно друг от друга. На нём окровавленная рубашка с порванным рукавом и перевязана правая рука. Лариса же отделалась синяками и порезами на ноге.
— Операция ещё идет. — тихо отзывается Абрус.
— Что произошло? — спрашиваю уже у обоих.
— А ты у этой идиотки спроси, которая у нас навигатором, оказывается, работает. Короткую дорогу она, блять, знает. А то, что там ремонт, сука, дороги, она не знала. И то, что там полоса для большегрузов тоже. — взрывается Абрус, смотря на Ларису. Та только всхлипывает. — Не дай бог с моей девочкой что-то случится, я из тебя всю душу вытрясу, поняла меня, дрянь! — хватает за горло Ларису и припечатывает к стенке. — Жену мою убила, теперь за дочь взялась! — орет он на всё отделение. На нас уже косятся. Разнимаю эту жгучую парочку в разные стороны.
— Кто врач? — спрашиваю Абруса. Разговаривать сейчас об аварии смысла нет. Только ярость возродить. Сейчас это не поможет. Главное, чтобы ребенок и Вика были живы.
— Крестная твоя принимает роды. Я ей позвонила. Меня Вика попросила, когда… — всхлипывает. — Когда ещё была в сознании. А остальные местные врачи. — подает охрипший от удушья голос Лариса.
— Вот чёрт тебя дернул сказать про эту дорогу? Вика же ещё ехать не хотела, сомневалась. Нет же, тетушка настояла.
— Я хотела, чтобы мы быстрее доехали домой, чтобы Вика меньше напрягалась за рулём. Тяжело же ей. Всё-таки не первый месяц, а седьмой.
— Доехала быстрее? Дома сейчас? Всё хорошо у тебя? — сыплет вопросами, а у самого глаза стеклянные. Нервы сдают.
— Хватит на меня орать! Не один ты переживаешь за Вику. Она мне как дочь. Я столько лет её воспитывала.
— Воспитывала? — ухмыляется Абрус. — Ты её по модным бутикам таскала, да по неделям моды. Если бы ты её воспитывала, она бы не ходила беременной без мужа. И тем более таким способом. Ты свою жизнь хотела улучшить. Говори на чистоту. Меня уже от твоего вранья тошнит.
— Я просто хотела ей помочь завоевать любимого мужчину. Что в этом плохого?
— Хватит! — рявкаю на них. — Дома будете выяснять отношения. А сейчас нужно ждать. Надеяться, что с Викой и ребенком будет всё хорошо. А вы развели тут пинг-понг. Кто хороший, кто плохой. — это срабатывает. Остальное время сидим молча. Наконец-то двери операционной открываются и выходит моя крестная. Мы все подрываемся.
— У вас девочка. Два килограмма двести тридцать грамм сорок пять сантиметров. Пока она будет в стационаре лежать, ей нужно набрать вес и окрепнуть, — информирует нас Лена.
— Спасибо, — выдыхаю я. — А что с Викой?
— За неё пока борются врачи. — отделывается фразой. Но следом выходит мужчина в медицинской форме.
— Нам очень жаль, но девушку спасти не удалось. Слишком большая кровопотеря и травмы, которые не были совместимы с жизнью. Хотя то, что она была жива столько времени, и нам удалось спасти её дочь — это уже чудо. Но с вашей девушкой, к сожалению, чудо не произошло. Мы боролись до последнего. Даже если бы нам и удалось её реанимировать, то девушка навсегда осталась бы инвалидом, прикованной к коляске. Пострадал поясничный и позвоночный отдел. Также смещение плеча и вывих руки. Задеты органы брюшной полости и началось внутренне кровотечение, несмотря на то, что внешние тоже были. Приносим вам свои соболезнования… Нам искренне жаль…
— Моя девочка… Моя дочь… Нет! Этого не может быть… — в панике кричит Абрус. По щекам текут слезы. Сам не впервые вижу, как плачут сильные мужчины, но реально задевает за живое. Не знаю, что он чувствует. Но эту боль представить невозможно. Потерять ребенка. То, что не передать словами никому и никогда. Это такая сумасшедшая боль, которая как яд съедает тебя самого, разрушая на атомы весь твой организм. Выжигает всё внутри. Поначалу с этим невозможно жить, а потом ты просто существуешь на каких-то резервных возможностях. Но внутри тебя никогда не зажжется этот свет.
— Я… Я должен её увидеть… Нет. Я не верю. — прорывается в операционную. С врачом удается его усмирить. В руках хоть и затихает, и мы ослабеваем хватку. Он это чувствует и мгновенно отталкивает и врывается туда, где Вика. Ужасающая картина, где всё в крови и также сама Вика. Как её зашивают. Как начинают сворачивать аппараты. Отключают от них его дочь.
Даже мне внутри больно. Я не желал Вике смерти. Да, она натворила много глупостей, но кто из нас их не делает? Она любила, как могла… Она боролась за свое счастье, как умела… Разве за это можно судить?! Я думаю, нет. Каждый из нас способен на ошибки. Главное их признать и двигаться дальше. Только когда он убеждается, что она действительно мертва, выходит из операционной. Молча. Все молчат. Тут слова сейчас лишние. У него появилась внучка, но потерял дочку. Счастье и горе в одном флаконе. Только счастье ли для него? Когда он сам себя винит во всём, что случилось.
— Я заберу дочь и внучку. Вику похороню в Америке.
— Мне очень жаль, что Вика умерла. Правда. Но, Абрус, дочь я тебе не отдам. Прости. — говорю то, что чувствую и считаю правильным. — Ей будет лучше жить со мной в полной семье. Ты сможешь её навещать когда угодно. Препятствий для этого я устраивать не буду.
— А твоя девушка согласна воспитывать ребенка от чужой девушки? — кивает в сторону Ани. Вот тут я осекаюсь сам. Сейчас я подумал о себе и ребенке. Но он прав. Что скажет Аня? Я об этом не подумал. Готова ли она будет принять её?
— Согласна, — подает голос Аня и встает рядом со мной, сжимает мою руку. — Малышка будет знать, кто её родная мама и что вы родной дедушка. Но я согласна с Кириллом. Жить малышке лучше будет в полной семье и воспитываться родителями, бабушкой, дедушкой и тетей. У неё будет большая семья, полная любви и заботы.
— Хорошо. Я подпишу нужные документы. — сдается Абрус. — Сегодня я заберу дочь, и мы улетим. Не надо было изначально возвращаться в Россию, но Вика очень хотела…
— А я? — подает голос Лариса.
— С тобой я развожусь. Только из-за Вики я терпел все твои выходки и закидоны. Моя дочь мертва, а значит, и с тобой нам больше не стоит быть. Документы на развод я пришлю курьером, — глухо поясняет Абрус, несколько раз переводя дыхание. Сейчас ему тяжело. Может, время и сможет усмирить его боль…