Истинная поневоле. Авторская версия - Эльденберт Марина. Страница 14

– Как настроение? – интересуется он, когда я подхожу.

– Я сейчас готова съесть даже тебя, если не покормишь.

Доминик усмехается и кивает на стол.

– Перенесем мою дегустацию на конец ужина.

Его намек даже намеком назвать нельзя, поэтому я понимаю, что нужно сразу расставить точки над i.

– Я знаю, что доктор прописал мне секс, и это вроде как полезно для моих гормонов и для развития малышки, но это больше не повторится.

Глаза Доминика сверкают желтым, он плотно сжимает губы, но тут же расслабляется.

– Никакого секса? – уточняет он, когда я занимаю место на высоком стуле и наблюдаю за тем, как вервольф ловко раскладывает мясо и овощи по тарелкам. – Почему? Почему ты так серьезно относишься к сексу, Шарлин?

– Видимо, недостаточно серьезно. Иначе бы я не залетела как глупая малолетка, которая не знает, откуда дети берутся.

– Ты жалеешь?

– О том, что я была дурой? – фыркаю я. – Да.

– О том, что носишь моего сына.

– Что? – Я вскидываю голову. – Конечно, нет. Это моя дочь!

Доминик почему-то на этот раз не спорит, кивает и приступает к еде. Я тоже не отстаю, от нежного вкуса говядины и ее сочетания с ягодным соусом хочется мурлыкать от восторга.

Как же вкусно!

– Ты не ответила на мой вопрос.

Ну вот зачем портить такой прекрасный ужин ненужными разговорами?

– Насчет секса?

– Насчет секса.

Я делаю вид, что подбираю слова, но тут и подбирать нечего.

– Для меня секс – это нечто большее, чем животная страсть для здоровья и поднятия настроения. Поэтому наша сделка изначально была для меня неправильной.

– Теперь мы не связаны никакими сделками.

– Но ты снова хочешь заставить меня заниматься с тобой любовью!

Я готова откусить себе язык за такую оговорочку, поэтому быстро поправляюсь:

– Хотела сказать – сексом.

– Любовью, – задумчиво повторяет Доминик. – Я всегда думал, что ты боишься свободы. А ты боишься того, что я буду о тебе заботиться? Или же… Боишься, что я однажды перестану это делать? Оставлю тебя. Как это сделал Дэнвер.

– По-моему, разговоры за едой – очень плохая идея.

– А по-моему, в наших с тобой отношениях не хватает откровенности.

– У нас нет никаких отношений, нас связывает только ребенок.

– Есть, – отрезает Доминик. – И ты все время пытаешься их усложнить.

– Ха! Зато у тебя всегда все просто!

– Я не Дэнвер, – говорит он. –  Я сказал тебе об этом еще в тот вечер на веранде, когда мы впервые поцеловались.

– Поправочка – ты меня поцеловал, я была против.

– Ты всегда была против меня. Всегда остерегалась, потому что чувствовала то же самое, что и я.

Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза:

– Чувствовала что?

– Опасность.

– Опасность?

– Опасность, что стоит поддаться этому притяжению, оно тебя поглотит.

Значит Доминик чувствует то же самое, что и я? Это дикое желание, раздирающее изнутри. Эту одержимость. Эту опасность. Если да, то нам стоит держаться друг от друга как можно дальше, а не жить под одной крышей.

– Ты прав. Опасностей стоит избегать. На то они и опасности.

Я кладу вилку на стол, вроде бы спокойно, но она все равно противно звякает о камень.

– Я наелась и возвращаюсь к себе в комнату.

Поднимаюсь, и Доминик поднимается за мной следом. Я не успеваю и шага ступить, как он оказывается рядом и всем телом прижимает меня к столешнице.

– Ты даже не попробовала десерт, – шепчет он мне в губы, и меня ведет.

– Малышке не нравятся сладости.

– Эта сладость ей точно понравится.

Он хочет меня поцеловать, или это я хочу его поцеловать?

– Доминик, не нужно, – упираюсь ладонями ему в грудь, и тут же понимаю свою ошибку: прикосновение кожа к коже обжигает.

Наши взгляды встречаются, и я замечаю, как меняет цвет его радужка. От светлого медового до ярко-желтого, и обратно. Вижу, как яростно бьется жилка на лбу. Как гулко отзывается сердце волка под моей ладонью.

– Я ничего не знаю про имани, – говорит он, – но в тебе явно живет волчица, которую ты все время подавляешь. Маленькая альфа, которая так мне нравится.

Он подается вперед и касается щекой моей щеки.

– Что ты делаешь со мной, Шарлин? Ты разрушаешь все мои барьеры. Заставляешь переступать через все принципы.

Делаю я?! Да я бы вообще ничего с ним не делала!

– Вроде тех, когда ты привез меня в дом альфы и представил стае?

– И это тоже, – соглашается он. – Ты имеешь надо мной власть. Ты – моя слабость. Я не могу отпустить тебя, сколько раз не пытался. Не могу забыть. Убеги ты от меня на край света, я нашел бы тебя по следам. Так может, хватит этому сопротивляться?

Последнее, что мне сейчас хочется – сопротивляться. Хочется податься вперед, целовать его, зализать все царапины и синяки. Вместе с этим принять все, что Доминик говорит. Без условий и условностей. Быть счастливой. Быть счастливыми втроем.

Я поддаюсь этому наваждению и тянусь к Доминику, но тихая мелодия разрушает момент.

Вервольф рычит и в мгновение оказывается возле панели коммуникатора, вмонтированную возле двери.

– Альфа, приехал прим Конелл. Говорит: что-то срочное.

Отец Одри?

– Пропустите.

– Хорошо.

Охрана отключается, Доминик поворачивается ко мне.

– Если хочешь десерт, он в холодильнике. Я присоединюсь к тебе позже.

Доминик уходит, а я выдыхаю и, прикрыв глаза, прислоняюсь к столу.

Не знаю, чего во мне больше: облегчения или разочарования. Этот разговор между нами – лишний. И его признание тоже. Они заставляют меня терять разум, самостоятельно разрушать границы, которые я так старательно выстраиваю между мной и ним.

Доминик прав лишь отчасти. Я боюсь не того, что он прекратит заботиться обо мне или о малышке, я сама способна о ней позаботиться. Я не хочу, чтобы он снова разбил мне сердце. Сердце, которое никак не восстановит свой нормальный ритм, несмотря на то, что вервольф давно ушел.

Я делаю вдох-выдох в попытке успокоиться.

Еще.

На третий раз бросаю это дело и решаю вернуться в спальню. Электронные часы на панели показывают половину девятого, поэтому ложиться спать еще рано, но я могу попробовать написать главу или осмотреться и выяснить, где в этом доме ванная.

Интересно, что понадобилось отцу Одри в такое позднее время? Заскочил в гости по пути домой? Ага, в закрытое поселение далеко за городом! Я бы сейчас половину магазина отдала за то, чтобы послушать, о чем они говорят! Но даже если предположить, что я узнаю, где они с Домиником разговаривают, то вряд ли мне удастся подойти незаметно и подслушать хотя бы слово. Я, конечно, благодаря беременности овервольфилась или правильнее будет – обиманилась, но не настолько, чтобы двигаться бесшумно.

Поэтому мне остается только смириться с этим фактом и думать о книге. А еще о более короткой дороге в спальню. Должна же тут быть более короткая дорога! Или о том, чтобы на моем месте сделала книжная героиня? Наверняка, не стала бы отказываться от идеи узнать хоть что-нибудь.

Я возвращаюсь уже знакомым путем, но в холле притормаживаю, потому что натыкаюсь взглядом на двух вервольфов, застывших столбами по обе стороны от парадного входа, и смутно знакомую рыжую девицу в длинной белой шубе.

Отступить назад я не успеваю: вервольфы синхронно поворачивают головы в мою сторону, рыжая тоже оглядывается.

– Шарлин? Привет!

Только теперь я узнаю в ней любовницу прима Конелла, с которой мы познакомились в клубе альф. Тогда она была без шубы и улыбалась искренней. Но вот то, что шуба до сих пор на ней – знак хороший. Значит, отец Одри не собирается задерживаться надолго.

– Добрый вечер, Элис.

Рыжая снова улыбается, но как-то натянуто, и продолжать разговор явно не спешит. Я по клубу помню, что Элис – любительница поговорить и пораздавать всем советы, так что изменилось сейчас?

Развлекать гостей в мои обязанности не входит, но может, Элис все-таки расскажет что-то интересное. Поэтому я вежливо интересуюсь: