Юсупов (СИ) - "Гоблин - MeXXanik". Страница 17

Я вернулся к столу, сел в кресло и поставил слугу Высшего перед собой, задумчиво рассматривая ее. Коснулся пальцем кончика занесенного меча, и тут же отдернул руку. Клинок оказался острым и проткнул кожу на пальце.

И тут произошло неожиданное. Капелька крови быстро впиталась в опал, и слуга Высшего вдруг с треском повернул ко мне голову. И даже сквозь закрывающую глаза повязку фигурки, я ощутил цепкий, изучающий взгляд. А затем, в струящихся одеждах статуэтки блеснул кусочек металла. Я осторожно подцепил его ногтем, и на столешницу со звоном выпал небольшой ключ. Каменная одежда тотчас расправилась на ангеле.

— Ну спасибо, — произнёс я, обращаясь к статуэтке. Но та молча повернула голову в исходное положение и замерла. Я же усмехнулся. Хитро.

В вещицу был встроен мудреный механизм, который приводился в работу кристаллом, с заключенным в нем духом моего цвета силы. Такие кристаллы обычно вставляли в оружие, чтобы никто чужой не мог его активировать. При касании владельцем рукояти клинка или пистолета, заключенный в кристалле дух пробуждается. И подчиняется воле бойца, выполняя мысленные команды и работая с силовыми техниками. Работать с такими кристаллами могли только заклинатели духов, которые были достаточно редки, и часто привлекались для работы в оружейной отрасли. Хотя подобные заклинатели охотно работали и мастеровыми, и даже в крупных мануфактурах.

Когда-то похожие кристаллы были в каждой машине любой аристократической семьи. Через кристалл водитель мог управлять автомобилем, не используя ручное управление. При нападении на кортеж, дух камня мог ненадолго создать силовой щит, сделав машину бронированной. Правда, обходилось это удовольствие недешево.

Раньше такие кристаллы использовались в быту повсеместно. Например, в кухонной технике, телевизорах и даже светильниках. Но промышленники инженерной гильдии смогли создавать приборы без использования кристаллов, что значительно удешевило процесс, и привело к массовости электроники в домах не только аристократов, но и простолюдинов. Но в особняках уважаемых семей особым шиком считалось использование техники старой модели.

Я взял со стола ключ и открыл замок верхнего ящика. Потянул на себя ручку и выдвинул его.

Внутри оказались картонные папки, на которых лежал блокнот в черной обложке. Вынул его и провел пальцем по выдавленной на коже букве «Ю».

На первой странице виднелась надпись: «Моему сыну Михаилу. Живи как можешь и будь достоин.» А ниже отцовской рукой было выведено:

«Моему сыну Василию, да не познает твоя душа хаоса в этой жизни».

В сердце качнулась тоска. Отец погиб очень давно, и как лекарь-душеправ, я понимал, что эту ситуацию нужно просто отпустить. Все мы смертны, и рано или поздно, всех нас ждет та сторона. Понимал. И не мог до конца смириться. Именно муть этой потери плескалось на дне моей души.

В глазах предательски защипало, и я проморгался. А потом перевернул страницу, углубившись в чтение.

Блокнот оказался дневником деда, который писал заметки для отца. Когда Феликса не стало, Михаил и дядька продолжили его дело. И в отличии от меня они вступили в братство без сомнений или колебаний. Словно свято верили в то, что братство исполняет нужное для Империи дело. Впрочем, это было понятно. Отец и дядька с пятнадцати лет были приписаны к двадцатому разведывательно-диверсионному полку. И после училища отслужили пять лет младшими офицерскими чинами, только потом получив право на поступление в Военную Академию имени императора Михаила.

Я зябко поежился и невольно оглянулся. Мне вдруг показалось, что в комнате я не один. В узком зеркале, которое украшало дверцу шкафа, мне померещилась какая-то тень. Прихватив блокнот, я встал с кресла. Дочитаю в своей комнате. Я вернул статуэтку на место. Осторожно подошел к порогу, выключил свет и вышел из кабинета, заперев за собой дверь.

Заснуть у меня так и не получилось. И до момента, пока не прозвенел будильник, я с интересом читал заметки родичей.

Содержимое блокнота оказалось занимательным. И за ночь я почерпнул по новейшей истории Империи больше, чем за все время учебы в лицее.

Феликс и Михаил подозревали, что после Гражданской войны и неудавшегося штурма столицы, остатки девяти мятежных полков бежали в Европу, где существуют до сих пор. А их главари пытаются создать в Империи спящие ячейки сопротивления.

Продавшие душу отступники были среди крупных купцов, промышленников, и представителей компаний. Их люди были везде: в правлении имперских банков, мануфактур, предприятий, университетов, в Сенате и Синоде. Они были даже в Имперской Академии Наук. В общем, как тараканы эти предатели проникали всюду. Они искали и переманивали подающих надежды студентов, учёных, инженеров, используя для этого самые разные способы. Ловко манипулируя на чувствах, вводя людей в заблуждение через средства массовой информации, или используя к людские пороки.

Но самым лакомым куском для вербовки, были Императорские приюты. Многие бастарды, которые с детства не получали от настоятелей и наставников ничего, кроме тумаков, часто таили злобу на Империю за творящуюся несправедливость. И несмотря на то, что Сенат создавал комиссии по наблюдению за приютами, а настоятелей массово отправляли на каторгу за взяточничество, махинации, и нарушения условий, жизнь приютских бастардов все равно была не сахар.

Отступники пытались постепенно перекроить Империю под себя. А ещё, еретики всеми силами стремились получить места в государственной Думе, для лоббирования нужных им законов. И некоторым в Империи не нравился подобный расклад. Мои родичи были как раз из таких людей, и свято верили, что должны выжечь эту ересь.

Зазвонивший на столе телефон оторвал меня от чтения. Я взял аппарат, взглянул на экран, на котором высвечивался номер Дельвига. Вздохнул. Скорее всего, лекарь просто решил вызвать меня на работу. И первой мыслью было не отвечать на звонок. Но я переборол себя и нажал на кнопку, принимая вызов.

— У аппарата.

— Доброе утро, Василий Михайлович, — послышался из динамика голос Дельвига. — Надеюсь, я вас не разбудил?

Я подавил в себе желание ответить «да какое оно доброе». Вместо этого произнес:

— Нет, я только проснулся.

— Это хорошо. Я хотел бы попросить вас об услуге, Василий Михайлович. Не могли бы вы принять сегодня нескольких пациентов? Разумеется, за двойную оплату за службу в выходной день.

Судя по звукам и динамика, которые слышались на заднем плане, Дельвиг был за городом. Видимо, лекарь хотел вернуться в столицу утром, но не рассчитал свои силы и приболел. Не в первый раз, к слову.

Отказывать Дельвигу я не хотел. Хотя бы потому что по правилам этикета, лекарь должен будет мне ответную услугу за то, что я пошел ему навстречу. Поэтому я произнёс:

— Хорошо, мастер. Во сколько нужно быть в клинике?

— Через час, — ответил мигом повеселевший наставник. — Благодарю, Василий Михайлович. Наша семья помнит добро.

Лекарь прервал вызов, и я вздохнул. Жаль, что суббота на этой неделе выдалась рабочей. С неохотой встал с кровати, убрал дневник в верхний ящик стола и впервые за много лет запер его на ключ, который всегда хранился в этом же самом ящике. Подумав, я положил ключ под матрас, решив, что надо обязательно найти для его хранения другое место.

Отчего-то сразу после того, как я переоделся, захотелось спать. До работы дотяну, а смену протяну на батончиках и крепких отварах, которые Ниночка наверняка приготовила для начальника. Надеюсь, что в выходные пациентов будет не очень много, и я справлюсь до вечера. А дома уже можно будет подремать. Ну, а если пациентов будет немного, то отдохнуть получится и на работе.

Я вышел из комнаты, притворив за собой дверь. Дядька уже сидел в гостиной, с интересом глядя телевизор. На экране как раз шел выпуск новостей.

— Проснулся, — не оборачиваясь, пробурчал он. — Чего так рано вскочил-то?

— Суббота выдалась рабочей, — вздохнул я, и Петр покачал головой: