Юсупов (СИ) - "Гоблин - MeXXanik". Страница 4

— И бандитизм, — вздохнул Петр. — Что творится. Неделю назад взорвали инкассаторский броневик, вчера ювелирный дом ограбили, под гимн Империи, сегодня вот госбанк. А завтра что?

Я кивнул, соглашаясь с дядей. Количество преступлений в последние два месяца только росло. И если раньше такие события случались раз в неделю, то теперь крупные преступления происходили почти каждый день. Это дурно влияло на настроения подданных Империи и городских обывателях. Пока большинство боялось выходить по вечерам их дома, некоторые бастарды с окраин, видя беззаконие в новостях, сбивались в банды и пытались повторить «подвиги» неизвестных.

Все преступления были какими-то хаотичными, показными и жестокими. И мне почему-то казалось, совершены они были одной разбойной группой.

Я вздохнул и тронул боковину чайника, чтобы убедиться, что тот и впрямь уже остыл. Затем я прошел к дверям, которые вели на задний двор и распахнул их, чтобы впустить в комнату свежий воздух.

— А вот за Императора я переживаю, — покачал головой Петр, меняя тему разговора. — Он уже сколь лет хандрит и на людях не появляется.

— Да что с ним станется? — отмахнулся я.

Много лет назад, после восстания и гражданской войны, глава державы, император Константин, и правда впал в странную апатию. Он заперся в летнем дворце, передав большую часть власти Государственной думе и Сенату. Сам он только подписывал указы и законы и давал поручения новым органам власти. Но не лично, а через секретаря, который объявлял волю Императора. Он же выступал перед народом во время праздников и общался с прессой. И хотя носитель силы вполне мог прожить двести лет, а при помощи лекарей и больше, в стране давно ходили слухи, что император Константин мертв, что его отравили или даже подчинили чужой воле. А страной, мол, управляют то ли представители Китайского Союза, то ли британцы. Даже заключения специальной медицинской комиссии и заявления членов правящей семьи, что император жив, просто ему нездоровится, особо не могли изменить мнение неверующих людей.

— Все поговаривают, что в Сенате уже китайцы правят, — привычно проворчал дядька. — Они давно соседей поглотили и теперь нас хотят разделить. Как бы бунт не начался.

Я промолчал. Китай и правда уже давно перерос в крупную империю Азии. Технологическая империя, которая выросла на технологиях Мезоамерики, поглотила Японию, Корею и часть княжеств Юго-Востока, где росли огромные мануфактуры и активно разрабатывались полезные ископаемые. Теперь же китайцы рвались в Африку и Нашу Империю, чтобы установить там свои зоны влияния. Впрочем, на Африку было очень много желающих. В том числе наемные корпуса семей крупных промышленников Империи, вроде Демидовых или Меньшиковых. Или британцы, которые потерпев фиаско в Америке и Индии, хотели найти базы природных ресурсов. Поэтому сейчас на жарком континенте то и дело вспыхивали мелкие стычки между наемниками разных стран. Местные же с интересом наблюдали за этим цирком, наживаясь на конфликтах, нанимаясь в корпуса, торгуясь за аренду алмазных шахт, а зачастую просто грабя торговые суда или военные части корпусов.

— Мало ли, что люди мелят, — отмахнулся я. — А бунта не будет, не переживай. Сенат просто так власть не отдаст.

— А вот не скажи, — тут же живо возразил дядька, обрадовавшись моему вниманию. — Держава у нас богатая, устроят какие-нибудь аристократы, из новых выскочек, переворот и продадут Империю.

— Кто ж ее купит?

— Желающие найдутся, — упрямо настаивал старик.

Я прошел на кухню и открыл холодильник.

— Любавушка оставила тебе в духовке ужин, — дядя доковылял до проема и двери, чтобы наблюдать за мной.

— Понятно, — отозвался я.

— Балует она тебя, — заворчал Петр, нарочно не упоминая, что мы оба столуемся одинаково. — Ты молодой и вполне можешь обойтись бутербродами. Я в твое время ел солонину и сухой хлеб. И не жаловался на здоровье.

— В твоем полку, насколько я знаю, работал повар и готовил еду, от которой не бывает несварения желудка, — резонно возразил я, извлекая из теплой духовки противень. — Ты сам ужинал?

— Много ты знаешь, — вяло отозвался дядя, очевидно не страдающий от голода.

Я наложил в тарелку кусочки томленого картофеля с помидорами и луком, зажаристую утиную грудку и полил ее соусом. На край блюда положил пару ломтей домашнего хлеба с семечками и фенхелем. Повесил на сгиб локтя льняную салфетку. Вместе с этой нехитрой снедью я и направился к себе.

— Разорвут страну на части и все. Поминай как звали, — продолжал бурчать дядька, возвращаясь в гостиную.

— Ага, как же, — недоверчиво хмыкнул я. — У нас своих промышленников полно. Так они и дадут раздербанить.

— Мал ты еще и глуп! — вспылил Петр. — А все потому, что не следишь за событиями, не знаешь, что в мире делается.

— Так работа мешает, — саркастически ответил я. — Вот брошу дежурства в лекарне, и сразу начну день и ночь интересоваться.

— Очень смешно, — фыркнул старший Юсупов. — Так и вырастешь неучем.

— Император думает за нас, — произнёс я и сложил пальцами защитный знак. — Император нас защитит.

Это стало последней каплей в споре, и дядька вскочил с кресла, позабыв про больную ногу:

— Да как ты смеешь потешаться над святым…

Остаток речи я не дослушал, быстро направившись на второй этаж и оставив родственника в гостиной. Я точно знал, что через несколько секунд он тяжело опустится в кресло и примется растирать колено. Это на какое-то время займет его прежде, чем Петр вновь уставится в телевизор, позабыв о бесполезном споре.

Комната у меня была просторной, с высоким потолком и большой люстрой, которую я никогда не зажигал. Мне хватало нескольких ламп на стенах, которые хорошо разгоняли сумрак даже при задернутых шторах.

Зимой тут было прохладно. Отапливать большой дом с щелями в каждой высокой оконной раме было непросто. Западное крыло дома мы благополучно закрыли, потому как жить там было некому. Мне достались княжеские покои, в которых располагались: закопченный камин, большая кровать с балдахином, здоровенный шкаф с тяжелыми дверцами и рабочий стол с парой кресел. Изящная дверь вела в просторную ванную комнату. Там, на массивных бронзовых ножках, стояла крупная ванна. В углу находилась вполне современная душевая кабина, против которой выступал дядя. Он считал, что в покоях князя не должно быть новодела. Я проигнорировал его возмущение, потому как понимал всю пользу от того, что утром можно экономить время на омовении.

Дядя занял комнату для гостей внизу, которая граничила с кухней. Он выбрал ее не случайно. После старой травмы подниматься по лестнице для него было нелегко. Он едва мог дойти до середины пролета. Еще старику нравилось дремать в кабинете, который расположился также на первом этаже. Там Петр делал вид, что разбирает бумаги. Ближе к вечеру он возвращался в гостиную, чтобы вновь смотреть Имперский новостной канал и бурчать в ответ на каждый показанный ролик. Часто Петр засыпал в кресле, и я спускался вниз, чтобы откинуть скрипучую спинку, подставить под ноги дяди пуфик и набросить поверх родича плед. Потому как стоило его растолкать, как он принимался возмущаться и жаловаться на события в мире, которые нас с ним, впрочем, вовсе не касались.

Остаток вечера пролетел в привычных заботах. Я принял горячий душ, закутался в теплый халат и, вернувшись в комнату, проверил список пациентов на завтра. Фамилии были записаны в столбик моим читаемым, несмотря на профессию, почерком. Напротив пары человек стояли галочки, дающие понять, что времени на этих людей придется потратить чуть больше, чем на остальных.

Я включил телевизор, пощелкал пультом, выбирая канал. Нашел старый сериал про сыщика. Около часа я рассеянно ел подстывший ужин, глядя на игру актеров. Потом взял тарелку с приборами вышел в коридор и спустился до середины лестницы, чтобы убедиться — дядя ушел к себе. Значит, сегодня был хороший день, и завтра он не станет жаловаться на ноющие колени и поясницу. Надо будет как-то исхитриться и заменить это ужасное продавленное кресло на что-то более удобное, раз Петр часто спит в гостиной. Полагаю, что пару недель недовольства дяди, я смогу выдержать.