Клуб бессмертных - Лорченков Владимир Владимирович. Страница 39

Полторы тысячи тольтеков, которые пытались укрыться от солдат Кортеса, кричали очень громко. Они едва не ускользнули от испанцев. К тому времени всех остальных тольтеков испанцы методично уничтожили. Эти, полторы тысячи, бежали ночью, но были застигнуты под утро конницей Эрнандо. Солдаты окружили беглецов и принялись избивать их холодным оружием. Конечно, в ножнах: убить их сразу было бы излишне щедрым подарком.

Тольтеки кричали, требуя от солдат немедленной смерти. Они знали, что их ждет по возвращении в Таллан – некогда столицу царства, где был штаб Кортеса, – и поэтому молили о смерти. Так же громко, как когда-то каждый из них молил о жизни, издавая младенческие вопли. Конечно, в живых не оставили ни одного. Последнего тольтека затравили собаками. Не так уж плохо, если знать, как закончилась жизнь последнего Инка.

Примерно в это же время в стране Прометеуса Балана великий господарь Штефан собирал ополчение для войны с турками. Получалось неплохо, но сил было явно недостаточно. Хуже всего было то, что в тыл Молдове собирались ударить валахи. Для народа страны Прометеуса Балана они являлись примерно тем же, чем тольтеки для ацтеков. Две части одного и того же народа, с разными названиями. Штефан собрал войско и отразил нападение. Валахи нападали одновременно с турками.

Грех предательства повис и на Молдавии.

Чуть раньше, но примерно в это же время Яков Шпренгер писал «Молот ведьм» в компании с ведьмой, принявшей обличье монаха. Яков Шпренгер искренне влюбился в соавтора. Неосознанно, разумеется. Скажи вы ему об этом, монах, не задумываясь, взошел бы на костер. Он считал свою любовь чистым и непорочным влечением к собрату по вере. А когда суккуб, вдоволь натешившись, испарился, Яков Шпренгер повесился. Грех предательства повис и на суккубе.

Внушив человеку любовь к себе и затем покинув его, ты становишься предателем.

Наказание последовало, конечно, хоть каждый и рассчитывал его избежать. Тольтеков уничтожили. В 1821 году Мексика была провозглашена независимым государством и через три года объявлена республикой. Вскоре после этого она начала терять свои территории. Для того чтобы смыть грех предательства, потребовалось почти двести лет.

В 1836 году от Мексики отделились Калифорния и Техас. Они провозгласили себя республиками, а позже вошли в состав США. Началась война, и Мексика потерпела поражение, после чего лишилась земель к северу от реки Рио-Грандо. С тех пор Мексика находится под огромным влиянием США.

В 1812 году Молдавия вошла в состав Российской империи и так и не обрела независимость, которую потеряла еще в XVI веке, когда стала вассалом Турции. Валахия еще была частью Турции. Со временем Валахия стала Румынией и теперь находится под огромным влиянием Западной Европы. Молдавия разрывается между Западной Европой и Россией. Суккуб Елена, внушившая необычайную любовь к себе Якову Шпренгеру, находится в Молдавии. Она – да суккуб, не Молдавия! – влюбилась в Прометеуса Балана, что уже само по себе случай небывалый. Якова Шпренгера, который повесился, потеряв объект своего вожделения – не понимая, что он его вожделеет, – суккуб Елена вспоминает лишь изредка. Прометеуса Балана она потеряет так же, как Яков Шпенгер потерял ее.

Предательство – грех, за который карают вечно.

Я? О, нет. Это трудно назвать карой. Но и никаких поблажек тебе – даже если ты жертва предательства – никто не сделает. Поначалу я было рассчитывал вернуться в человеческий облик, чтобы начать все сначала. И подумывал даже над бесперспективными туземцами бассейна Амазонки. А потом привык и не имею ни малейшего желания прекратить быть кактусом.

Да, когда-то я был героем, но с меня довольно. Сейчас я кактус, обыкновенный кактус. Зовите меня энцефалокарпус. По крайней мере так было написано на этикетке, которую прикрепили ко мне в магазине цветов, расположенном в Кишиневе на улице Штефана Великого. Суккуб Елена, принявшая человеческое обличье, купила меня за сто двадцать леев (что-то около десяти долларов США, страны, покаравшей Мексику) и сорвала этикетку. И подарила меня Прометеусу Балану на двадцать пятый день его рождения. Ирония судьбы: два героя очутились в одном доме. Хотя, я уже говорил, оставьте мое героическое прошлое. Или назовите моим именем улицу города, как вы назвали уже одну именем Штефана, ставшего жертвой предательства. И перестаньте называть меня героем. Так и зовите меня – кактус.

А еще лучше – Encephalocarpus Berger.

Картофель:

Кетцалькоатль несет чушь. Я знал о том, что мне предопределено стать богом. Но, как и всякое существо, не понимающее, на кой черт его так предопределили, пытался избежать своего будущего. В мои планы вовсе не входило стать божеством. И даже не потому, что меня бы ели. Этого не избежать было в любом случае. На то я и клубень. Не знаю, почему я не хотел стать богом, но не хотел, и все тут. Именно поэтому я старался как можно дольше не попадаться на глаза людям.

Прятался в земле, как Иона – в чреве кита.

В то время я официально считался «диким картофелем». Что не спасло меня от людей. В один прекрасный день я увидел, как земля надо мной разверзлась. К счастью, это была всего лишь лама.

Увы, животное кто-то спугнул, и у меня не было сомнений относительно того, кто этот «кто-то». Люди. Так меня и нашли и произвели в ранг бога. Единственный положительный момент: Зевс был в бешенстве. Какая издевка! Бог – великолепно сложенный красавец, обмазанный оливковым маслом с головы до ног, с кучерявой бородой, пахнущей духами и амброзией. И бог – уродливый клубень, в земле и с глазками. Все мои попытки объяснить этому заносчивому, раздражительному греку, что главное – это содержание, а не форма, оказались напрасными. Получается, Одиссей не прав.

Греки в самом деле обожали все внешнее.

В тот момент, когда я стал богом, единственная надежда была на то, что индейцы еще не достигли уровня цивилизации, который бы позволял им выращивать меня недалеко от жилищ. Нет, я не имел ничего против, если бы они откапывали меня время от времени и ели. Но жить в постоянном соседстве с людьми и глядеть, как они молятся на грядки, где я произрастаю… Увольте.

Но индейцы умудрялись использовать даже дикий картофель. Бог мой, во всей Южной и Центральной Америке подверглись истязанию более 150 видов меня. Я уж не говорю о тысяче способов моего приготовления.

Чаще всего из меня готовили чуньо. Сейчас вы называете это чипсами. В этом, сушеном, виде я был настолько популярен, что про меня даже сочинили поговорку, которая в Андах и по сей день в ходу: «Сушеное мясо без чуньо – все равно что жизнь без любви». Признаюсь, эти знаки внимания я принимал снисходительно, но не всерьез. На самом деле они любили меня не за вкус. Этим бы я действительно гордился. Нет. Они просто не могли без меня: я был продуктом, без которого они просто не выжили бы. А там, где нет выбора, нет и любви. Зевс этого не понимал и вполне искренне ревновал к моей популярности. Этот олимпийский фашист просто не понимал, как можно заслужить признательность и уважение, не применяя насилия. И постоянно думал, как бы мне, простите за каламбур, насолить. Да ладно уж, признаюсь. Именно поэтому я и не хотел становиться богом. Завистники. Лучше уж просто лежать в земле, подремывая и ощущая, как она пропитывается влагой после дождя.

Что? Какой Прометеус? Герой? Откуда? Говорите, Молдавия? Так это к Маису!

Так о чем я? Ах, да. Поговорка – как, впрочем, и многие другие поговорки – была нелепой. Если бы вы знали, сколько раз меня ели люди, прекрасно прожившие до старости без любви! И жили они с не меньшим аппетитом, чем ели меня или сушеное мясо, но без меня же. Вообще я много размышлял относительно поговорок и наконец-то, понял, почему они мне не по нраву. Любая поговорка – обобщение. А обобщение – не что иное, как правило, в котором множество исключений. Вот вам и приходится придумывать поговорки, которые противоречат друг другу: одну для правила, другую для исключения из него.