Большой куш - Лорченков Владимир Владимирович. Страница 12

Директор с раздражением, но эффектно отбрасывает мои «Правила», и никто не шелохнется. Хотя, уверен, всем бы им хотелось подскочить да прочитать их полностью. Ничего, потом слетятся, как вороны на помойку. Быдло, думаю я и чувствую, как на глазах закипают слезы. Бьешься ради них, бьешься. Откуда-то издалека издевательский голос Микки шепотом сообщает соседям: ну все, поплыл, нюня… Я поднимаю голову, напяливаю на нее башку Енота и гордо показываю вбок «фак». Получи, мышь уродливая. Хорошо хоть, что неделю после того, как Лена меня постригла, я ходил, не снимая костюма, и пока сидел без головы Крошки Енота, иероглиф покрывал ежик волос.

– Так, – говорит директор. – Вопросы есть? Остался один важный пункт. Но сначала разберемся с мелочами.

– Босс, – поднимает руку один из Богатырей, – какого хрена на моем костюме собачья шерсть?

– Не знаю, – отвечает директор, – возможно, ты вчера перебрал и решил, что современный мужчина всегда открыт новым возможностям?

– Да я серьезно, – обижается качок.

– Откуда мне знать? – спрашивает директор. – Стирайте свою костюмы дома, вот и все. Еще что-то?

– Отлично, – говорит он, разобравшись с перегоревшими лампочками и дырой в заборе, – переходим к последнему пункту. Ах, да. Перед этим. Устав, который разработали и приняли ребята что надо, считать принятым. Крошку Енота оштрафовать. Лишить двух выходных. А теперь к делу.

Директор слезает с лебедя и в волнении прогуливается вокруг него. В широких отглаженных брюках, в кожаной жилетке, лысый невысокий мужчина, кряжистый – ни дать ни взять располневший Ленин прячется в парке аттракционов от анархической матросни, – сейчас он и правда взволнован. Он шагает, раздувая ноздри, потом останавливается.

– Я хочу, чтобы наш парк порвал всех конкурентов в этом городе, – монотонно, как что-то давно заученное, произносит он.

– Но, босс, у нас всего один конкурент, – говорит кто-то.

– Молодец, Эйнштейн, я дам тебе Нобелевскую премию, – реагирует директор и чешет висок. – Так вот, надо порвать конкурента.

Наш конкурент – парк аттракционов «Авентура». Там чуть более новые автоматы, но цены выше. Скажем, три четверти посетителей парков ходят к нам, одна – к ним. Старый хапуга захотел все до конца, с неприязнью думаю я, и показываю ему язык, все равно же не видно.

– Мы должны организовать шоу, – говорит директор. – Настоящее, без всяких там… Театрализованное представление. После которого засранцы из «Авентуры» займут у меня денег, долларов двадцать, на веревки для всех своих сотрудников. И торжественно повесятся под моими окнами. Знаете, почему?

– Почему? – спрашивает подхалим Микки.

– Потому что после моего шоу, на которое станет ходить весь город, им в бизнесе развлечений делать будет нечего. Понятно?

– Понятно! – пищит подхалим.

– Прекрасно, мой мальчик, – улыбается директор и обращается ко всем нам: – А вам понятно?

– Да! – Интересно, он ожидал услышать что-то другое?

– А как вы думаете, почему я вам это говорю? – спрашивает директор и сам же отвечает. – Нет, не потому, что сотрудники компании должны быть в курсе планов ее перспективного развития. Дело в том, что я решил приобщить вас к успеху. Это шоу должны придумать вы. Кто-то из вас. Это будет и игра, и этот, как его, тренинг. Само собой, тот, кто напишет лучший сценарий, получит денежное вознаграждение. Большое! Даю месяц сроку. Мы должны поразить город постановкой к сентябрю. Считайте, что конкурс начался! Понятно?

– Понятно, – хор как всегда слажен.

– Ну, а теперь, ребята, я хочу услышать от вас Подводящую Собрание Речевку!

Я начинаю завывать, и ко мне присоединяются остальные:

Директор улыбается и хлопает в ладоши. Господи, с ненавистью думаю я, и с этим кретином моя мать если не спала, то уж точно дружила?.. Приобщить к успеху. Старый козел решил сэкономить, это же ясно как белый день. Ну, или ежу ясно. Даже нашему Ежу – который совсем тупой – ничего. Интересно, найдется дурак, ну, кроме Микки-Мауса, конечно, который сделает такую глупость и начнет писать какой-то там сценарий? Меня в это дело не втравить.

Мы расходимся. Дамы удаляются переодеваться и по домам, мужчины несмело плетутся за Железную Дорогу. Проходить проверку Пиратом. Справа меня стучат по плечу, и я надеюсь, что это Белоснежка хочет выразить мне свое восхищение. Увы, это Микки.

– Много выпил сегодня, парнишка? – гадко хихикает он и смывается раньше, чем я успеваю треснуть его под зад ногой.

Немало, дружок.

14

– Ыыыыы, – говорит он.

– Уфффееееее, – выдыхает Микки.

– Фрхфрхр, – трясет он головой.

К сожалению, я сейчас не вижу его лица. А жаль. Посмотрел бы с удовольствием! Впрочем, мне сейчас не до этого. Я сейчас Хороший Парень и вместе с Коллективом спасаю Микки, в мор… лицо которому вцепился Пират. Все решили, что Пират сбрендил. Ну, или что Микки пьян. На ваше усмотрение. Я гашу улыбку и пытаюсь оттащить пса.

– Держите Микки! – ору я. – Не давайте псине оскальпировать его!

Пират не издает ни звука, вот что страшно. Хотя мне не очень. Я списываю его молчание на глубочайшее похмелье. Вчера вечером мы со Снуппи влили в овчарку почти литр крепкого пойла. С утра я плеснул ему тайком в блюдце пива. Примерно литр. Достаточно, чтобы очухаться, но недостаточно для того, чтобы опьянеть бесповоротно снова. То есть к началу проверки Пират находился в крайне неустойчивом состоянии духа. Это раз. Вчера вечером тряпка, которой я обмотал руку, была из ящика Микки. Проще говоря, я подставил гнусного малолетнего мышонка. Пират запомнил запах. Он ждал, я видел. Когда он обнюхал мое лицо, то его морда как будто подобрела. Еще бы! От меня пахло спиртным. И от Снуппи тоже. Мы специально вызвались пройти проверку первыми. Третьим шел Микки. Едва он приблизил свою прилизанную харю – вынужден признать, что он правда смазливый, этот покоритель Белоснежки, – как псина молча, без лязганий, разбегов или ударов хвостом, вцепилась ему в рожу. И Микки сказал:

– Ыыыыы!

– Уфффееееее, – выдохнул потом Микки.

– Фрхфрхр, – потряс он головой.

И стал заваливаться набок, потому что кровь полилась очень быстро и ее было очень много, так, что все поняли, Микки пришел если не конец, то что-то очень похожее на него. А первым, кто бросился оттаскивать пса, был я. Картина маслом. Я пытаюсь оттащить Пирата, а Микки сучит ногами, правда, все реже, и мы уже пропитаны кровью, блин, меня чуть не вырвало. Кто-то кричит, что нужно сунуть в пасть собаке палку. Ага, говорю я, только делайте это побыстрее, потому что псина вот-вот бросит Микки и займется мной.

– Тащи, тащи! – командует Снуппи и тянет плечом палку, которую всунул в пасть собаке.

– Тащу! – кряхчу я.

– Вот так, – пыхтит Снуппи, а все вокруг толпятся, – сынок, внимание, береги лицо!

Подсказка приходит очень вовремя. Я едва уворачиваюсь от пасти Пирата, который вошел в раж и теперь ему наплевать, что я его товарищ по несчастью, то есть похмелью. Еле уворачиваюсь и бью ногой шавку в бок. Пока пес успевает группироваться у стены, куда он отлетел, я прыгаю на него сверху. Это не так безобидно, с учетом моих девяноста килограммов. Хэк! Пират выдыхает из себя пену и что-то пахнущее старым мясом и дрыгает лапами. Ну прямо как Микки-Маус пару минут назад. Я вскакиваю – если бы не заторможенная реакция пса, мне был бы конец – и снова падаю на него. Я такой приемчик видел в передаче про борьбу без правил. И так раз десять. Под конец ребра пса проступают сквозь шкуру, и я отползаю сам.