Завет воды - Вергезе Абрахам. Страница 43

— Не представляла, что доживу до такого, — признается Большая Аммачи Одат-коччамме.

— Аах. Почему нет? Сердце отца всегда открыто для дочери.

Здесь есть и моя заслуга, думает она. Я помогла ему стать мягче. Помогла избавиться от бремени тайны.

Чемачча́н [110], который однажды утром приходит собирать пожертвования, совсем мальчишка, растительность над его верхней губой такая жиденькая, что каждый волосок можно назвать в честь апостола. Голос у него еще ломается. В белой сутане не по размеру и черной камилавке, сползающей на лоб, он кажется актером школьного театра в костюме священника. Семья наверняка «посвятила» его церкви, чтобы мальчика воспитали (и прокормили) в семинарии, — большое подспорье, когда риса на всех не хватает. Таких мальчишек посвящают в сан без разбору, но Большая Аммачи не уверена в искренности их веры.

Бестолковый чемаччан сначала долго пялился на Дамо, пока Унни не отогнал его. А теперь неотрывно глазеет на Малютку Мол, позабыв, зачем он здесь, пока Большая Аммачи не окликает мальчишку, попросив гроссбух. Детские глаза недоуменно обращаются к ней.

— Эта штука у тебя под потной подмышкой, — показывает пальцем Большая Аммачи.

Протянув книгу, он заботливо интересуется:

— А чем больна малышка?

Она вздрагивает, последив за его взглядом. Малютка Мол сидит на своей скамеечке, качая ножками, как делает это часами каждый день.

— Что значит, чем больна? Ничем она не больна!

Прошло несколько секунд, прежде чем мальчишка сообразил, что сморозил ужасную глупость. Он испуганно пятится, потом вспоминает про свой гроссбух, осторожно тянется за ним, опасаясь, что получит книгой по башке, не успев сбежать.

Разъяренная Большая Аммачи внимательно изучает улыбающуюся дочь. Что такое углядел глупый мальчишка? Это из-за языка? В семье уже привыкли к манере Малютки Мол высовывать язык на нижнюю губу, как будто во рту ему места не хватало. Лицо у нее широкое, или так кажется из-за выступающего лба. Мягкий родничок, который пульсирует на голове у всех младенцев, до сих пор виден под кожей Малютки Мол, хотя ей уже шестой год. Черты лица у нее грубоваты, это верно. Нос, в отличие от родительских, широкий и плоский и на лице выглядит как картофелина на тарелке.

Большая Аммачи чувствует, как муттам уходит у нее из-под ног, и прислоняется к столбу веранды, чтобы не упасть. Ходить без опоры Малютка Мол начала в три года и только к четырем научилась складывать слова в фразы. Большая Аммачи была так довольна, что ребенок не стремится лазать по деревьям и качаться на лианах, что не обращала внимания на подобные вещи.

Она с пристрастием допрашивает Одат-коччамму:

— Скажите честно — что вы думаете?

Та внимательно разглядывает Малютку Мол.

— Что-то тут не то. Голос у нее чересчур хриплый. И кожа неправильная, бледная какая-то.

Старушке неприятно это говорить, но Большая Аммачи понимает, что она права.

— Но что это значит? — продолжает Одат-коччамма. — Что она ангел!

Большая Аммачи пригласила ваидьяна, который, мельком глянув на пациентку, вытащил пузырек с микстурой.

— Давайте ей это, — произносит он торжественно. — Трижды в день, с теплой водой.

— Погодите-ка! Но что с ней, по-вашему? — настаивает она, не обращая внимания на пузырек.

— Аах, аах, это должно помочь. — Он отводит глаза, настойчиво протягивая лекарство.

— Но это та же самая микстура, которую вы давали, когда у нее был коклюш.

— И что? Коклюш ведь прошел?

Большая Аммачи прогоняет лекаря и срочно беседует с мужем. Он абсолютно спокоен. И после долгой паузы молча кивает.

Тем же вечером патриарх Парамбиля вызвал Ранджана и попросил его сопроводить Большую Аммачи и Малютку Мол в Кочин — из двух братьев он более опытный путешественник и хорошо знает Кочин. Долли рассказала, что с Благочестивой Кочаммой случился припадок, потому что муж был откровенно счастлив исполнить поручение — он ведь ускользнет из-под ее контроля. Праведная супруга заставила мужа преклонить колени, помолилась над ним, намазала освященным маслом и пригрозила содрать с него кожу заживо, если будет дурно себя вести.

Большая Аммачи упросила мать поехать с ними, надеясь, что путешествие поможет той взбодриться и исцелиться от апатии. Они пускаются в путь до рассвета — женщины в своих лучших нарядах, с зонтиками и упакованным ланчем. Радость Малютки Мол поддерживает во всех хорошее настроение. Лодочник везет их по реке, потом по петляющим каналам и заводям, пока они не добираются до озера Вембанад, берег которого Большая Аммачи в прошлый раз видела двенадцатилетней невестой во второй-самый-печальный день своей жизни. Лодка побольше перевозит их через озеро.

До Кочина они добрались в темноте и сразу отправились через весь город в гостиницу. Мама тут же легла отдыхать, но Большая Аммачи и Малютка Мол по настоянию Ранджана идут взглянуть на океан — впервые. Он шумно плещется о берег, словно Цезарь, пьющий из своего ведра, только в тысячу раз громче; океан, конечно, громаднее озера Вембанад. Корабль, стоящий на якоре в море, такой большой, что непонятно, как он держится на плаву. На улицах полно людей, а в больших магазинах светло как днем из-за электрического освещения. В своих вечерних молитвах Большая Аммачи говорит: «Господи, прости меня, но иногда мне кажется, что Ты Бог только моего маленького Парамбиля. Я забываю, как огромен этот мир, созданный Тобою и Тобою хранимый». После смерти ДжоДжо она читала и перечитывала Книгу Иова, искала смысл в их бессмысленных потерях, но смысл ускользал. Сейчас она вспоминает, как Иов, несмотря на все свои страдания, восхвалял Бога, «делает великое, неисследимое и чудное без числа!» [111].

Наутро в компании мучающегося похмельем и сонного Ранджана они посетили громадный рынок пряностей, помолились в Португальской базилике, гуляли по магазинам, мимо дворцов и долго сидели на берегу океана, глядя, как рыбаки управляются со своими странными рычажными сетями [112] прямо с берега. Когда к вечеру они возвращаются в гостиницу, то повидали уже так много белых мужчин — сахи́ппу — и даже белых женщин, что Малютка Мол больше не рвется потереть их слюной, чтобы проверить, не сойдет ли краска. Они умываются и отправляются в клинику в Маттанчерри; Большая Аммачи говорит Ранджану, что они сами найдут дорогу обратно, и тот с радостью сбегает. Большая Аммачи, ее мать и Малютка Мол встают в очередь возле клиники человека, который, говорят, самый умный врач во всем Траванкоре и Кочине. Большая Аммачи пытается прочитать вслух имя доктора, написанное на табличке, но это же язык можно сломать.

Доктор Руни Орквист появился в форте Кочин в 1910 году от Рождества Христова, выброшенный на берег, как Аск и Эмбла [113]. Как и первые люди скандинавской мифологии, Руни быстро обрел ноги, и они принесли его к еде, жилищу, выпивке, женщинам и шумной компании. Новоприбывший светловолосый бородатый иностранец, с его гигантскими размерами и гулким баритоном, производил впечатление оракула — такой же человек в апостольских одеждах с посохом в руках мог бы сойти с дау вместе с апостолом Фомой. И прибытие его овеяно почти таким же мифом, как и явление святого Фомы. Известно лишь, что Южная Индия была последней остановкой в путешествии, начавшемся в Стокгольме. По словам доброго доктора, однажды ночью, надравшись аквавита и «напевая себе под нос на Стура-Нюгатан [114], я был похищен. А очнулся уже корабельным врачом на судне, направлявшемся в Кейптаун!». Врачебное ремесло привело Руни во все главные порты Азии и Африки. Но на пороге сорокалетия он сошел на берег в Кочине. Красота островов, образующих этот город в месте слияния бесчисленных водных путей, дружелюбие населяющих его людей, его храмы, его церкви, базилики и синагоги, мощеные голландские колониальные улицы и дома заставили могучего шведа навсегда бросить здесь якорь. Осев тут, он вскоре принялся за изучение малаялам с одним наставником и за изучение Вед, «Рамаяны» и «Бхагавад-гиты» — с другим. Его тяга к знаниям сравнима была с тягой к пуншу и женскому обществу — коктейль желаний, погубивший немало медиков.