Причина остаться - Бенкау Дженнифер. Страница 15

– Ясно. – Да, Джесси, я понимаю. – Можно попросить тебя сегодня взять на себя обслуживание? – Обычно я отдаю ей работу за прилавком, потому что она творит чудесные узоры на молочной пенке, в то время как мои попытки всегда выглядят так, будто в кофе в жутких мучениях утонула жирная муха. Но сегодня… – Иначе они сейчас развяжут войну из-за вопроса, переспать мне с Седриком Бенедиктом или нет.

– Ух, – хмыкает Джессика. – Конечно, по рукам. Мне срочно нужно выяснить, какая из сторон сражается за правое дело. К ним-то, – она делает суровое выражение лица и изображает, словно проводит под правым глазом две полоски военного камуфляжа, – я и примкну.

Качая головой, я спасаюсь бегством к формочкам и сковородочкам для сконов и вафель. Даже знать не хочу, какая сторона, по мнению Джессики, права.

Чуть позже мне удается перевести дыхание, поскольку Лиза и Сьюзан уходят. Едва они покидают зал, атмосфера за соседним столиком разряжается, а вместе с ней и поднимается мое настроение. По крайней мере, никто не вцепился никому в волосы, и если мне немножечко повезет, то Мюриэль не станет известно, что из-за меня поссорились посетители. Хотя на самом деле виновата в этом совсем не я, а Седрик. Который, впрочем, пришел сюда лишь ради того, чтобы сообщить мне, что он не козел. Это тоже не возбраняется. И он не обязан был извиняться, но, несомненно, это сделал…

Застигнутая врасплох, я вздрагиваю, и только что вымытый стакан выскальзывает обратно в раковину, когда за стойкой появляется Карлина.

– Все в порядке? – Мой голос звучит чуть пискляво. Почему, черт возьми, все это так выбивает меня из колеи? – Отправить к вам Джессику, или я могу?..

– Билли, я просто хотела тебе кое-что сказать. – Карлина быстро оглядывается, нет ли подслушивающих, но мы одни. – Те девушки не соврали. Седрик… – Она снова обводит взглядом помещение, на этот раз так, как будто где-то там прячется ответ на вопрос, кто или что такое Седрик. – Ну, просто Седрик. В слухах есть доля правды.

Я не совсем уверена, что на это ответить. «Спасибо за предупреждение»? А может, просто: «Жаль»?

– Но все совсем не так, как ты думаешь, – продолжает Карлина, чем окончательно меня ошарашивает. – То, что я изменила с ним своему мужу, неправда!

– Карлина, ты не должна передо мной оправдываться!

– Но для меня это важно. Мы со Стивеном были не вместе, когда завязалась история с Седриком. А Седрик… Могу сказать о нем только одно: он никого не обманывает, и с ним всегда знаешь, что между вами. Он честен от и до.

– Спасибо, – произношу я в конце концов просто потому, что надо хоть как-то отреагировать. – То есть ты советуешь мне встретиться с ним и послушать, что он хочет сказать?

Она беззвучно вздыхает и вскидывает обе руки:

– С ним все не настолько легко. Если он тебя зацепил – иди и проведи по-настоящему классный вечер. Но если в животе порхают бабочки и чувствуешь малейший риск в него влюбиться, то…

– То лучше пусть он простоит там один весь вечер?

– То пусть простоит там всю ночь.

Когда на следующий день ранним вечером я возвращаюсь домой, дверь из комнаты Оливии лежит на двух стульях посреди нашей соединенной с кухней гостиной, а свежая краска баклажанового цвета капает на застеленный газетами пол.

В бирюзовых волосах Оливии появились баклажановые пряди. Интересно, оно смоется, или можно считать, что она покрасилась?

– Ты уже волнуешься? – любопытствует она, прокрашивая кисточкой края. – Из-за предстоящего свидания?

– Никакого свидания, – откликаюсь я. – Сегодня приходила почта?

Оливия бросает на меня взгляд и закатывает глаза.

– Да, была. Счета, они приколоты к холодильнику.

– Но из музея все еще ничего?

– Билли. Если придет почта из музея…

– То ты мне позвонишь, знаю. Прости. – Протиснувшись к холодильнику мимо громадной двери, лежащей на пути, я внимательно изучаю счета. Мы с Оливией делим все, что касается квартиры, пополам, и тем не менее иногда нам обеим приходится туго. Мне – потому что, работая официанткой в студенческом кафе, больших денег не заработаешь; а Ливи – потому что родители оплачивают ее обучение и разумный образ жизни, но не регулярные налеты на магазины одежды. Ее аргумент «Но это же все секонд-хенд!» совершенно не соответствует действительности, так как дизайнерские шмотки, от которых ей сносит крышу, даже после двадцати семи хозяев стоят целое состояние.

– Сорок фунтов за краску? – говорю я. – Что ты собралась красить, Оливия?

– Как здорово, что ты спросила. – Подруга убирает волосы назад и тем самым красит себе еще одну прядку. – У меня есть еще розовый и бирюзовый. Можешь выбрать цвет для своей двери, а другой пойдет на дверь ванной.

– О’кей, – тяну я. Наше неписаное правило: за оформление квартиры отвечает Оливия, так как она изучает дизайн. Медиадизайн, правда, а не дизайн интерьера, но не хочу придираться. Она уже давно живет в квартире в районе Уолтон. Когда я перебралась в Ливерпуль, я спала на заднем сиденье Гомера и отправляла заявки на любую съемную комнату и любую работу, которую только могла найти, а она как раз выгнала своего предыдущего соседа из-за плесени и коробок из-под пиццы. Я до сих пор считаю, что такое может быть допустимо. Оливия была другого мнения, мы спорили до позднего вечера, и я сначала осталась на ночь, а потом и насовсем. Это по-настоящему классная квартира над арабским барбершопом и с пабом напротив, что в сочетании означает шум от рассвета до заката – однако этот шум поначалу меня заворожил, а теперь убаюкивает. Все здесь искреннее и живое, люди ссорятся, радуются, любят и поют либо со всей страстью, либо вообще никак. На меня это действовало так расслабляюще, как монастырь молчальников [17] на человека, не переносящего шум. Я не переносила тишину. Безупречный порядок и чистоту. Запрет на все запахи, кроме комнатных ароматизаторов или духов.

– Кстати, я не ослышалась? – спрашивает Оливия, пока я, вплотную прижавшись к стене, пробираюсь мимо ее двери к своей комнате, чтобы не испачкаться краской. Черт. Я надеялась, что она вспомнит про свои вопросы, только когда будет уже слишком поздно.

– Или что это значит – никакого свидания? Вы же идете ужинать. В доках, ты сама говорила. Уверена, он поведет тебя в Чайна-таун. Там отличные суши.

Что было бы весомым аргументом, потому что суши я люблю.

– Суши японские, а не китайские.

– Но в Чайна-тауне это никого не волнует. У них всегда есть суши.

Ох, какая же она простая! Как будто можно просто есть суши где угодно, если они есть на витрине.

– Не думаю, что Седрик ест суши. Забыла? Морская биология. Скорее всего, он прочитает мне лекцию о чрезмерных уловах рыбы и отравлении тунца тяжелыми металлами.

Оливия чешет нос. Если продолжит так и дальше, то через полчаса станет баклажановой с головы до пят.

– Обычно такую лекцию читаешь ты. В основном мне и себе самой.

Я провожу рукой по волосам. Она права.

– Как здорово, что мы бедные и редко можем позволить себе суши.

– Потому что ты сноб и ходишь только, – рукой с кисточкой соседка рисует в воздухе кавычки, – в настоящие суши-бары.

– Моря бы опустели, если бы я покупала дешевую фигню, Ливи.

Подруга делает вид, что бросает в меня кисточку, в результате чего капелька краски падает на уже покрашенную дверь. Она комментирует это ругательством и тут же пытается исправить.

– Но ты права, морские биологи всегда спасают мир. А существуют веганские суши?

– Очень даже широкий выбор.

– Супер. И все-таки, чем бы вы ни ужинали, веганскими блюдами, сырой рыбой или обезьяньими мозгами со льдом, это есть и будет свидание. Что ты наденешь?

– Ничего.

– Смело! – Она морщит лоб. – В каком смысле «ничего»?

– Спортивные штаны и шерстяные носки, – объявляю я, расстегиваю лифчик под футболкой, с трудом стягиваю его с себя и вытаскиваю через рукав. Потом отправляюсь в свою комнату, и бюстгальтер летит на кровать, в то время как я поворачиваюсь к Оливии, которая последовала за мной до дверного проема и теперь стоит там, критически глядя на меня.