Красный корсар - Купер Джеймс Фенимор. Страница 58

— Разумеется, нет.

— И тем не менее с той минуты, как мы, несчастные и беспомощные, ступили на это судно, вы выполняете, если я не ошибаюсь, обязанности первого помощника?

Молодой моряк отвел взгляд и, с видимым трудом подбирая слова, ответил:

— Офицерское звание всегда вызывает уважение — в этом и причина того, о чем вы говорите.

— Значит, вы офицер королевского флота?

— На военном судне подчиняются только офицерам королевского флота. Смерть первого помощника оставила вакантной эту должность, и, к счастью, для судна — и, вероятно, для меня, — я оказался здесь и смог занять ее.

— Но скажите мне тогда, — продолжала гувернантка, пользуясь случаем полностью рассеять все свои недоумения, — разве принято, чтобы офицеры военного судна появлялись среди своих подчиненных вооруженными, как я наблюдаю здесь?

— Такова воля нашего командира.

— Этот командир, очевидно, искусный моряк, но его желания и вкусы так же необычны, как и его лицо. Я уверена, что уже встречалась с ним прежде, и не так давно.

Миссис Уиллис умолкла. Пока она говорила, взгляд ее ни на миг не отрывался от неподвижной фигуры командира, казалось совсем забывшего в своей глубокой задумчивости об окружающей его толпе матросов, над которыми он имел такую полную и безраздельную власть.

Гувернантка внимательно разглядывала его, стараясь не упустить ни малейшей подробности в его внешности. Наконец, она глубоко вздохнула, вспомнив, что спутники ждут, когда она закончит свою мысль. Ничуть не смутившись и зная, что Джертред простит ей обычную рассеянность, она продолжала разговор, снова обернувшись к Уайлдеру:

— Давно вы знаете капитана Хейдегера?

— Мы встречались прежде.

— Судя по фамилии, предки его были немцы. Мне она ничего не говорит, а ведь в былые времена я знала, хотя бы по фамилиям, всех офицеров его ранга. А давно его семья поселилась в Англии?

— Этот вопрос вам бы лучше задать ему самому, — отвечал Уайлдер, видя, что к ним приближается предмет их разговора. — А пока, прошу извинить, меня призывают мои обязанности.

Уайлдер нехотя отошел, и, если бы у его спутниц мелькнуло хоть малейшее подозрение, они несомненно заметили бы, с каким недоверчивым и настороженным видом молодой моряк наблюдал, как командир судна здоровается с ними. Впрочем, в поведении Корсара не было решительно ничего такого, что могло бы вызвать эту ревнивую настороженность. Напротив, капитан казался рассеянным и ко всему безучастным и здоровался с пассажирками, видимо, по долгу вежливости и гостеприимства, а вовсе не для собственного удовольствия. Правда, тон его был мягок и голос ласков, как легкий ветерок, дувший с островов, видневшихся на горизонте.

— Вот зрелище, — сказал он, обращаясь к Джертред и указывая на темневшую низко над водой кромку земли, — что приводит в восторг жителя суши и наполняет ужасом сердце моряка.

— Разве морякам так ненавистны места, где живут и радуются жизни миллионы других людей? — с откровенным негодованием спросила Джертред, ясно показывая этим, что и не подозревает, кто перед ней стоит.

— Включая и мисс Грейсон, — ответил тот с легким поклоном и улыбнулся, за шутливым тоном скрывая иронию. — После тех опасностей, которым вы подвергались, даже такой убежденный и упрямый морской волк, как я, не удивится вашему отвращению к океану. И все же вы сами видите, что море не лишено прелести. Ни одно озеро в пределах вашего континента не бывает спокойнее на вид, чем воды вокруг нас. Если бы мы находились на несколько градусов южнее, я показал бы вам скалы и горы, заливы и холмы, поросшие зеленью, медлительных китов и неторопливых рыбаков, далекие хижины и паруса вдали, — поверьте, эти картины ласкали бы и ваш женский глаз.

— И тем не менее лучшее из того, что вы описываете, связано с землей. А я бы пригласила вас на север и показала бы вам грозные, черные тучи, яростное зеленое море, кораблекрушения и мели; дома, холмы и горы, встающие перед мысленным взором тонущего человека; паруса, выгоревшие на солнце, палящем в тех местах, где живут хищные акулы и отвратительные медузы.

Джертред отвечала ему в том же шутливом тоне, но дрожь в голосе показывала, что пережитые ужасы еще свежи в ее памяти. Это не укрылось от внимания Корсара. Стремясь стереть всякое воспоминание, причиняющее девушке боль, он осторожно и искусно направил разговор по другому руслу.

— Некоторые люди думают, что на море нет никаких развлечений, — продолжал он. — Однако у нас регулярно бывают балы, и на борту есть подлинные артисты, которые хоть и не умеют выделывать такие замысловатые па, как профессиональные танцоры, но зато способны плясать в шторм и в бурю; а ведь этого не сделает ни один акробат на суше.

— Нам, невежественным жителям земли, бал без женщин кажется не слишком веселым развлечением.

— Гм! Конечно, присутствие двух-трех дам украсило бы наши балы. Но, кроме того, у нас есть свой театр. Фарс, комедия и трагедия поочередно помогают нам коротать время. Вон тот парень, что разлегся там, точно ленивый змей, греющийся в лучах солнца на ветке дерева, может «реветь для вас так нежно, как воркует голубка» 96. А вон там — приверженец Момуса 97, способный вызвать улыбку на устах монаха, страдающего морской болезнью. Думаю, что лучшей рекомендации не требуется.

— Все это звучит очень хорошо, — возразила миссис Уиллис, — но кое-что зависит также от… поэта или художника — как вас лучше назвать?

— Я ни то, ни другое, а всего лишь мрачный, хоть и правдивый летописец. Но, как бы то ни было, коли вы сомневаетесь и так мало знаете море…

— Извините меня, — прервала его почтенная дама, — наоборот, я знаю его слишком хорошо.

Корсар, чей взгляд рассеянно скользил по юному лицу Джертред, не задерживаясь на лице ее спутницы, теперь обратил взор на миссис Уиллис и смотрел на нее так долго, что привел ее в некоторое смущение.

— Вы, по-видимому, удивлены, что женщина провела на море так много времени, — сказала миссис Уиллис, полагая, что этим замечанием обратит его внимание на неприличие его поведения.

— Если мне не изменяет память, мы говорили о море, — продолжал он, словно внезапно очнувшись от забытья. — Да, конечно, о море, — и я переусердствовал в своих восхвалениях. Я, конечно, сказал вам, что это судно быстрее всякого…

— Нет, вы этого не говорили, — смеясь, воскликнула Джертред. — Вы просто изображали церемониймейстера морского бала.

— Не хотите ли станцевать менуэт? Не окажете ли вы честь моему судну, украсив его вашей грацией?

— Я, сэр? Но с кем же? С одним из джентльменов, которые хорошо держатся на ногах в шторм?

— Вы собирались рассеять наши сомнения относительно развлечений моряков, — напомнила гувернантка, бросив укоризненный взгляд на свою питомицу за ее игривый тон.

— Да, мне этого захотелось, и я исполню свою прихоть. — Он обернулся к Уайлдеру, который стоял поодаль, но так, чтобы слышать весь разговор: — Дамы сомневаются в нашем умении веселиться, мистер Уайлдер. Прикажите боцману свистать всех наверх и разрешите людям развлекаться.

Наш герой поклонился и отправился выполнять приказ. Через несколько секунд в центре судна, подле главного трапа, появился моряк, с которым читатель уже познакомился в баре «Ржавого якоря». Украшенный, как всегда, дудкой на серебряной цепочке, он пришел в сопровождении двух помощников, казавшихся робкими его подражателями. Найтингейл пронзительно свистнул в свою дудку и проревел хриплым басом:

— Все гуляй!

Мы уже имели случай сравнить звук его голоса с ревом быка и теперь можем только повторить это сравнение. Когда дудка боцмана замолкла, его сигнал по очереди повторили оба помощника. Джертред призыв этот показался невразумительным и грубым, но он произвел весьма приятное впечатление на большинство тех, кто его услышал. Когда в воздухе разнесся первый свисток, все праздные молодые матросы подняли голову, чтобы не пропустить команду; так послушные спаниели настораживают уши, заслышав голос хозяина. Но, как только магическое слово было произнесено, глухой гул голосов сменился дружным криком.