Красный корсар - Купер Джеймс Фенимор. Страница 59

В один миг на судне все переменилось, и от былой лености не осталось и следа. Молодые и проворные матросы кинулись вверх по раскачивающимся веревочным лестницам, словно белки, что по сигналу тревоги спешат укрыться в дуплах. Матросы полубака, стрелки, менее опытные, слегка встревоженные палубные и совсем еще зеленые и no-настоящему перепуганные солдаты — все, как один, поспешили на свои места; а наиболее искушенные в шутках и проделках побежали искать средства защиты. В один миг марсы и реи огласились смехом и шутками. Среди всеобщего шума и гама выделялась одна кучка людей; они быстро и деловито собрались вместе, видимо, привыкнув действовать сообща и понимая, что в таких случаях самое важное — сплоченность. Это были вышколенные солдаты генерала; между ними и настоящими матросами существовало нечто вроде интуитивной неприязни, которая нередко проявлялась в яростных и чуть ли не мятежных вспышках. Их было всего около двадцати, и мрачное выражение усатых физиономий яснее слов говорило, что они в любую минуту готовы пустить в ход штыки, торчащие у них за плечами. Генерал вместе с остальными офицерами удалился на ют, чтобы не стеснять своим присутствием веселившихся матросов.

На все приготовления ушло минуты две-три. Всевозможные ведра, кадки и бочонки, большинство которых предназначалось для тушения пожара, вмиг были привязаны к канатам и веревкам, свисающим с концов рей, и опущены в море. Невзирая на неуклюжие попытки тех, кто находился внизу, перехватить их, ведра и кадки быстро наполнились водой и были снова подняты на реи. Многим палубным и затянутым в мундиры солдатам пришлось познакомиться с морской стихией гораздо ближе, чем им бы хотелось. Пока шутки разыгрывались только над новичками, марсовые наслаждались в полной мере, но, как только было задето достоинство одного из солдат, вся масса младших офицеров и обитателей полубака грудью встала на его защиту. Ответный удар был нанесен быстро и ловко, что показывало, насколько такие потехи привычны для бывалых моряков. Они притащили пожарный насос, выдвинули его вперед и нацелили на ближайший марс, точно главную батарею, которая дает первый залп. Смеющиеся и весело болтающие марсовые были очень быстро обращены в бегство; некоторые спустились вниз, чтобы оказаться вне пределов действия насоса, другие на головокружительной высоте перебрались по канатам на соседние марсы.

Теперь, желая закрепить свой успех, разозленные и торжествующие солдаты принялись дразнить матросов и вызывать их на бой. Человек шесть солдат во главе с капралом, чья напудренная макушка от близкого соприкосновения с ведром воды превратилась в комок теста, попытались влезть на снасти, но для них это оказалось потруднее, чем ворваться в пролом стены осажденной крепости. Другие стрелки и палубные, окрыленные успехом, всячески их подбодряли, а боцман и его помощники, потихоньку посмеиваясь в кулак, время от времени пронзительно свистели и кричали: «Давай, давай! Шевелись! ». Вид новоиспеченных матросов, с великим трудом взбиравшихся по реям, подействовал на спрятавшихся было марсовых примерно так же, как муха на затаившегося в засаде паука, который с нетерпением поджидает, что она вот-вот запутается в его паутине. По выразительным взглядам оставшихся внизу матросы на реях поняли, что над солдатами можно подшучивать сколько душе угодно. Поэтому, как только все солдаты забрались достаточно высоко, человек двадцать марсовых ринулись на свою добычу. Не прошло и полминуты, как смельчаки были схвачены все до единого.

Но, поскольку события назревают, мы продолжим наш рассказ в следующей главе.

Глава XX

Схватка между хозяевами палубы и воинственными защитниками марса была далека от завершения. Язвительные слова зачастую сопровождались ударами, а так как в словесной баталии солдаты и матросы могли помериться силами со своими более ловкими мучителями, то исход боя начал было колебаться. Однако Найтингейл был начеку и своей знаменитой сигнальной дудкой, а то и просто ворчливыми окриками не уставал напоминать сражающимся о том, что следует держаться в рамках благопристойности.

Долгий, пронзительный свисток и возглас: «Полегче, вы там! » — до сих пор сдерживали разгоравшиеся страсти, когда шутка слишком больно задевала вспыльчивого солдата или менее горячего, но более мстительного караульного. Но рассеянность предводителя, обычно неустанно следившего за каждым движением своих подчиненных, чуть было не повлекла за собой самые прискорбные последствия.

Не успела команда начать грубую потеху, которую мы только что описывали, как мгновенная прихоть, заставившая Корсара ослабить строгую дисциплину, прошла так же внезапно, как появилась. Светлое и радостное расположение духа, какое он выказал во время разговора со своими пленницами или гостьями, исчезло, глаза больше не вспыхивали искорками своенравного и саркастического веселья, которому он любил предаваться; взгляд сделался сосредоточен и угрюм. И, в то время как матросы все поддались шутливому настроению, один Корсар, казалось, оставался безучастным к происходящему. Порой, правда, он следил взором за ловкими молодцами, которые, словно белки, сновали меж снастей, или переводил взгляд на менее проворных защитников палубы, но выражение его лица оставалось рассеянным, и видно было, что зрелище, представлявшееся его глазам, вызывало в душе образы смутные и далекие от действительности. Взгляды, которые он время от времени бросал на миссис Уиллис и на ее прекрасную, увлеченную зрелищем воспитанницу, выдавали глубокое внутреннее волнение.

Потеха шла своим чередом; зрелище, порой забавное, вызывавшее улыбку на устах слегка испуганной Джертред, все же отличалось грубостью и несдержанностью. Воды наплескали столько, что по палубам текли настоящие потоки, и брызги не раз долетали до запретной, огороженной части юта 98. Чтобы досадить палубным, которые оказались в невыгодном положении, марсовые пускали в ход все, что попадалось под руку, а те, кто стоял внизу, тоже не оставались в долгу. Эти грубые шутки и проделки свидетельствовали о недопустимой вольности, на мгновение предоставленной этим людям, привыкшим к строгой дисциплине, которая необходима на военном корабле.

Среди общего шума и сутолоки раздался вдруг голос, громко выкликавший название судна; он шел, казалось, из глубин океана и доносился через рупор, приставленный к внешнему отверстию клюза.

— Кто требует «Дельфина»? — вопросил Уайлдер, убедившись, что командир корабля никак не откликнулся на призыв, словно и не слышал его.

— Сам отец Нептун 99 у вас под носом.

— Что угодно богу морей?

— Он узнал, что в подвластные ему воды проникли чужеземцы, и желает взойти на борт «Дельфина», чтобы спросить у смельчаков, куда они держат путь, да проверить но судовому журналу, что это за люди.

— Добро пожаловать! .. Примите старика на борт со стороны носа; столь бывалому моряку не пристало лезть через окно каюты.

На этом обмен речами закончился, ибо Уайлдер, которому противна была его шутовская роль, круто повернулся на каблуках и отошел прочь.

Вскоре на палубе показался могучего сложения моряк, словно бы действительно вышедший из недр стихии, чье божество он олицетворял. Вместо седых локонов на голове у него красовалась растрепанная мочалка, облитая морской водой; с плеч спускалась охапка водорослей, целые поля которых окружали судно; косматые травы должны были изображать нечто вроде небрежно накинутой мантии; в руке он держал трезубец, сделанный из трех костылей, надетых на древко дротика.

Разряженный подобным образом повелитель океана — его роль исполнял командир полубака собственной персоной — с подобающей торжественностью шествовал по палубе в сопровождении целой свиты бородатых нимф и наяд, разодетых столь же причудливо и нелепо. Дойдя до шканцев, где стояла группа офицеров, глава процессии приветственно взмахнул трезубцем и возобновил прерванную речь, а Уайлдер, видя, что мысли командира все еще где-то витают, счел себя обязанным продолжить беседу.