Лоцман - Крапивин Владислав Петрович. Страница 17
Знала бы она…
5. Венецианское окно
Наверху, в комнате, Сашка спросил:
– Игорь Петрович, вы не обиделись, что я вам в племянники записался?.. А то эта тетка вредная на вид. Пристала бы: «Почему с посторонними, кто такой…» А я не хочу зря болтать, что проводник. Скажешь, и все сразу глаза пялят.
– Ясно… Ты, племянничек, помыл бы все-таки задние лапы, – сказал я. Потому что Сашка с забрызганными в лужах ногами бухнулся на гулкую пружинную кровать, украшенную медными шариками на спинках. Прямо на светлое покрывало.
– Гудят у меня лапы-то, – признался Сашка. – А у вас?
– А у меня… Я весь гудю… то есть гужу.
Но, в отличие от Сашки, я не свалился, а стал осматривать жилье. Кроме комнаты со старомодной мебелью, была еще крохотная прихожая. В ней дверь, за которой душ, раковина, квадратная «сидячая» ванна и все, что полагается.
– Уютно, хотя и скромненько, – решил я.
– Зато окно во какое! – отозвался Сашка. Он уже не валялся, а возился с оконным шпингалетом.
Окно было роскошное. Овальное («венецианское»!), чуть не во всю стену. В узор из гнутых переплетов был включен застекленный квадрат с шарнирами, который Сашка расшатал и открыл наружу. Запахло мокрой сиренью, сырым песком…
– Эй, ты куда! – обмер я.
Сашка юркнул в открытую часть окна, но не пропал. Радостно сообщил:
– Здесь крыша! Как балкон!
Под окном блестела железная чуть наклонная кровля пристройки. Она еще не высохла. Сашка с удовольствием потопал босыми ногами по волнистой жести, подошел к самому краю. Качнулся, махнув ломкими, как лучинки, руками. И ухнул вниз.
Я сдавленно завопил и полез в окно. В этот момент из-за крыши выдвинулись два бруса. А через три секунды между ними возник и Сашка – встрепанный и веселый.
– Во! Лестницу нашел! Там такой сад глухой…
– Ты с ума сошел? Сигаешь очертя голову!
– Да тут не высоко! И песочная куча. – Он ладонями сбил с коленок прилипший песок. – Теперь у нас отдельный вход-выход, как в собственном доме.
– Зачем он нам? Я не собираюсь пускаться в авантюры.
– Как знать, – философски отозвался проводник.
В комнате он по-хозяйски оглядел углы. Щелкнул выключателем. Зажглась трехрожковая люстра со стеклянными тюльпанами. Это было кстати: за окном густел коричневый вечер. Из Сашкиной сумки выбралась черная летучая мышь, взлетела и закачалась вниз головой на люстре. Сашка показал ей кулак. Потом увидел у двери витой шнур с кистью, почесал в затылке, дернул за кисть. Где-то далеко отозвался колокольчик.
– Ой-ей, – обеспокоенно сказал Сашка. Скромненько сел в кресло. Чиба упал с люстры на кровать и притворился тряпичным клоуном. Потому что на лестнице послышались шаги.
В дверях возникла хозяйка.
– Я вас слушаю, – сообщила она тоном королевы.
Ехидно глянув на присмиревшего Сашку, я со всей учтивостью поинтересовался, нельзя ли в этой прекрасной гостинице заказать ужин в номер.
– А то, понимаете ли, идти с мальчиком в зал… Возможно, там вино, шумные посетители…
– У нас не бывает шума и всегда все прилично, – ответствовала хозяйка. – Но, если вам угодно, ужин я пришлю.
Скоро молоденькая смешливая горничная принесла ароматное мясо с вареными бобами, хрустящие хлебцы и в большой фаянсовой кружке – теплое кипяченое молоко.
– Это для мальчика, – сообщила она и хихикнула.
Сашку передернуло. Едва девушка ушла, он вылил молоко в раковину и демонстративно вымыл кружку.
6. В гостях у месяца
После ужина мы, слегка осоловевшие, сели перед окном: я в кресло, Сашка верхом на стул. Совсем стемнело.
– Смотри-ка! Звезды! Откуда они здесь?
– Не-а, не звезды это. Просто светлячки такие летучие, они в облаках водятся. Потому что люди же не могут, чтобы совсем без звезд… Скоро еще и не такое будет! Раз предпраздничный вечер, он обязательно вылезет… Вон, смотрите! – Сашка пришпорил стул и подъехал ближе к окну. – Сейчас…
Небо над черными крышами засветлело. Из-за кровельных гребней и башенок быстро выплыл и повис большущий розовый месяц. Зацепился нижним рогом за узорчатый флажок флюгера.
– Он что? Тоже искусственный?
– Не искусственный он! – Сашка, по-моему, слегка обиделся за месяц. – Он природный… Только не тот, что на нашем небе, а здешний. За скалами живет. А когда хочет, подымается.
– Чудеса…
– Ага… Хотите его поближе посмотреть?
Я не знал. То есть вроде бы и хотел, но ведь придется вставать и снова идти куда-то…
– Он недалеко, – сказал Сашка.
– Это, наверное, не разрешается, соваться к нему, – опасливо заметил я. – Вот поймают нас…
– Кто? Чтобы поймать, надо дорогу знать… Идем? – В Сашке пружинками звенела энергия, будто и не уставал.
– Ох, лоцман. Один раз ты уже втравил меня в дело. С сундучком…
– А вы жалеете?
– Злодей ты…
– Не-е! Я проводник. Значит, обязан показывать «клиенту» все интересное.
– А если «клиент» вот-вот ноги протянет?
– Ничего, – хихикнул он. – Зато крепче спать будете.
– Ты бессовестная личность.
– Ага… Лезьте за мной. – И он сунулся в окно.
– Куда?! Нормального хода нет, что ли?
– Нету, – сообщил он уже с крыши. – Надо здесь идти, а то я ориентир потеряю.
«Связался, так терпи», – подумал я. И вспомнил Решку, лезущего в чужой огород, закряхтел в окне. Эх, если бы в самом деле стать Сашкиным ровесником, гибким и легким пацаненком. Чтобы прогнать усталость и облегчить путь.
«Решка, вперед!» – велел я себе. И видимо, не мысленно сказал, а шепотом. Потому что, когда спустились по лестнице, Сашка вдруг спросил:
– А это вас так в детстве звали – Решка?
– Откуда ты знаешь? – смутился я.
– Ну… а тогда, в хронофоне…
– А-а… Да, звали. Были когда-то и мы… жеребятами…
– А почему вам такое имя дали?
– От «Игоря»… Игорёшка, Рёшка, Решка… Наверно, еще и от фамилии… А может, потому, что неудачливый был. Когда монету бросают, одним чаще орел выпадает, другим и так и сяк, наполовину, а мне почти всегда решка. Вечное невезение…
– Вот это невезение! Сколько книжек написали!
– Это еще ничего не значит… И к тому же я ведь про детство говорю. То и дело со мной всякие истории случались. И драться я не умел. Бывало, колотили и дразнили…
– Это хоть с кем бывает, – тихо сказал Сашка.
– Неужели и с проводниками? – не сдержался я.
Сашка посопел на ходу и отозвался сумрачно:
– А что им с того, что ты проводник? Вот если ты по-каратэшному умеешь лягаться или кассетник у тебя японский – тогда ты человек.
– Сашка, ну не все же такие!
– Не все… Только те, кто не такие, заступиться не могут. Ни друг за друга, ни за себя…
Сашка повел меня по переулку, где разноцветно светились квадратные и полукруглые оконца. Потом городок остался позади. Мы двинулись по тропинке среди каменных глыб и кустов, которые все еще сыпали с листьев дождевые капли. Сашка ойкал. А месяц приближался, вырастал на глазах. Но скоро его закрыл от нас черный скалистый гребень. Тропинка пошла вверх и оборвалась перед каменной осыпью. Щебень и плитки застучали у меня под ногами. А Сашка присел и схватился за ступню.
– Ёшкин свет… Камни острые. Раньше их не было…
– Понесло тебя босиком!
– Я не знал, что здесь столько насыпалось.
– Эх ты, лоцман. Давай перенесу через камни.
В полумраке я лишь угадал, что Сашка надулся.
– Ну да! Не хватало, чтобы проводника на ручках несли.
– А я не как проводника, а как племянника. Ты же сам так в гостинице отрекомендовался.
Сашка посопел, потом хихикнул:
– Ну ладно. Это недолго.
Я подхватил его за спину и под коленки. Показалось, что весу в проводнике, как в пачке вермишели. Даже позвонки у меня не заныли. Я понес притихшего Сашку по шуршащей и хрустящей щебенке, а он вдруг щекочуще прошептал мне в ухо:
– Слышите, камни говорят: «Реш-шка, Реш-шка»…